и то, что вы писали, что хотите заняться воспитанием детей.2 Не могу вам сказать, до какой степени я сочувствую этому и как меня волнует то, как вы приметесь за это дело, не изменяя своей жизни, цены которой вы, живя ею, не знаете. И вот для того, чтобы видеть это и, может быть, помочь вам советом и делом, и хотелось бы быть с вами.
Еще хотелось бы откликнуться на ваше письмо Маше,3 которое очень тронуло меня. Неприятно отношение к живому, как к мертвому, хотя и с самыми добрыми намерениями. Это, кроме того, нарушает простоту отношений, а простота эта очень драгоценна.
Третьего дня был у Булыгина.4 У него хорошо. Жена его поближе к нему, не крестила последнего ребенка, хотя и колеблется теперь. Он же возится всё с судом: пишет им прекрасные, поучительные для них бумаги и даже говорит речи. Он защищал одного нечаянного убийцу и много сказал им для них полезного. Мне его жизнь очень нравится, тем более, что он сам недоволен ею.
Как бы хотелось послужить вам в деле воспитания детей составлением катехизиса — изложения веры, кот[орый] я пишу теперь. Хочется, чтобы отвечало на те вопросы, кот[орые] всегда одинаково возникают во всех детях и простых людях, и ответить убедительно, доказательно и бесспорно и без спора; и чтобы было коротко и понятно. Работаю над этим и очень буду рад, если удастся.5
Изо всего вижу, что ваши отношения с близкими людьми становятся всё лучше и лучше.
Как здоровье Зои Григ[орьевны]? Передайте им обоим6 мою любовь. Наши, как всегда, все вас очень, очень любят.
Я всё подвигаюсь к плотской смерти и годами, и силами, а главное — сознанием. Так иногда манит та новая жизнь, кот[орая] ожидает там, что если бы здесь не было так много хорошего, радостного дела, то стремился бы туда, несмотря на трудность этого маленького переезда из этой жизни в ту.
Мы не понимаем телеграммы.7 Если Попов с вами, то поцелуйте его за меня.
Всем вашим скажите, что есть такой старик, которому они близки и к[оторый] любит их.
На конверте: Количке.
