Иванъ Михайловичъ.
Николаевъ, ты шутишь?..... Гдѣ они?... ради Бога, пожалѣй меня... вѣдь я отецъ....
Что шутить, братъ? и самъ бы радъ.... въ Лашневѣ, небось, на станціи.
Ну, говори, говори...
Думаю,[1] для стараго друга нельзя не сдѣлать, а ужъ зналъ, что будетъ гадость... Да, думаю, что жъ? меня какой нибудь писака-мальчишка не можетъ же оскорбить: поѣхалъ. Хорошо. Разлетѣлись мы съ Софьей Андревной — никого нѣтъ, одинъ шаферъ... Квартира — свиной хлѣвъ чище! — веревки на полу валяются, — и какой то его другъ, такой же невѣжа, какъ онъ, чуть не въ халатѣ, да его родня — протоколистъ какой-то... Что же вы думаете? Повернулся спиной, ушелъ, надѣлъ шляпу и поѣхали!
Въ чемъ поѣхали?
Какъ же безъ дѣвушки? Дуняша здѣсь. О, Боже мой!
Въ чемъ поѣхали? Рѣжь меня! на! пей мою кровь!....
Въ повозкѣ въ[2] рогожной. Я самъ видѣлъ....
Николаевъ!... смотри....
Что мнѣ смотрѣть? Тебѣ смотрѣть надо было, за кого дочь отдаешь....
Петруша тамъ былъ?... Чтожъ это?
Должно быть, обидѣли его чѣмъ нибудь?
Нѣтъ. Говорятъ, все дали до сватьбы.