И. М. (къ студенту). Ну что, Алексѣй Петровичъ, каково? Вотъ вы все хвалите Московскія воскресныя школы. Я думаю — не хуже? Какія открытыя лица — вы замѣтили?
Cт. Ничего особеннаго, напротивъ — забитыя, и потому я не раздѣляю этаго мнѣнія.
Бекл. Что же, полагаете, что это безполезно?
Ст. Я полагаю, что надо прежде позаботиться о томъ, чтобы они были сыты и одѣты — экономическія условія опредѣлить. — А то чтожъ! —
И. М. Вотъ молодежь-то всѣмъ недовольна! — все лучше чѣмъ ежели бы эти дѣти пропадали безъ призора.
Ст. Все это пустяки, надо корень излѣчить, а это что!
И. М. Да какже?
Ст. А вотъ не пить этаго вина, а имъ дать хлѣба.
И. М. Ну, ваши утопіи! Чтоже, Сергѣй Петровичъ дурно дѣлаетъ, и онъ отсталый?
Ст. Разумѣется, отсталый, онъ не уважаетъ студентовъ.
И. М. Ну, васъ не разберешь. Онъ дѣлаетъ пользу.
Ст. И мы дѣлаемъ пользу, когда протестуемъ. —
Л. Алексѣй Павловичъ всѣхъ бранитъ. Мнѣ бы скучно было, коли бы я всѣхъ бранила.
Ст. Равнодушіе къ общественнымъ ранамъ не есть добродѣтель.
Л. Нѣтъ, вы про Сергѣя Петровича дурно говорите, — говорите, что онъ хитрый. Вы всѣхъ браните. Папаша, пойдемъ, посмотримъ садъ. — (Уходятъ всѣ. )
Петр. Алексѣй Павловичъ, какое вино вкусное (пьетъ) — попробуйте.
Ст. Чтожъ, можно. Какъ живетъ хорошо, — а либералъ тоже! Только и толку отъ этихъ господъ. Пойдемъ посмотримъ, гдѣ они. (Уходятъ.)
К. М. Мы съ вами стоимъ выше пошлыхъ условій и потому я прямо скажу вамъ, что васъ давитъ обстановка и меня душитъ среда, въ которой я принуждена вращаться. Вы человѣкъ честный и я васъ уважаю (протягиваетъ ему руку), я знаю, вы уважаете меня, хотите испытать жизнь со мною; поѣдемъ въ Москву, станемъ въ свободный отношенія, я буду трудиться
