1901 г. Февраля 19. Москва.
Любезный друг Моод,
Я, разумеется, очень сожалею о том, что вы не сошлись с Ч[ертковым] в деле переводов и печатания, но более всего огорчаюсь тому, что такие люди, как вы и он, оба живущие не для своей личности, а для исполнения того дела, на кот[орое] мы посланы, не нашли того общего принципа, кот[орый] соединил бы вас в данном вопросе. Соображения, к[оторые] вы выставляете против F[ree] A[ge] P[ress] и за copyright, справедливы, но также справедливо и то соображение, что самый процесс издания должен сообразоваться с теми основами, кот[орые] проповедуются в изданиях. И я думаю, что последний довод важнее первых. Я думаю, что если вы не согласны с этим, то ваши и вашей жены прекрасные переводы того, что уже издано и дурно переведено, должны найти издателя. Если же нет, то все-таки и то, что вы намерены делать, мне очень приятно.
Мое отношение к этому делу такое: Ч[ертков] потратил так много и продолжает тратить любовного труда на правильное воспроизведение и распространение моих мыслей, кот[орые] он вполне и очень чутко понимает, что я только могу радоваться, имея такого посредника между собою и читателями. Главное же для меня то, что после всего потраченного им труда я не могу обмануть его ожидания и, вместо помощи ему, мешать его делу. Помощь же моя в его деле ограничивается тем, что я всё новое (если что будет) распространяю прежде всего через него, предоставляя потом всем, если это кому нужно, пользоваться этим как кто хочет.
Мне и очень жалко, что я и Ч[ертков] лишаемся вашей и вашей жены помощи, очень ценной и по знанию языков, и по добросовестности работы, и по одинаковому пониманию жизни, но меня больше всего огорчает то, что не я ли своей неакуратностью и переменами был причиной отвращения, полученного вами от этой работы. Пожалуйста, простите меня за это. Главное же, не приписывайте этому важности и не позволяйте мертвым делам нарушать живое общение с живыми людьми. Дружески жму руку вам и вашей милой жене.
