декабриста, следующим образом: «Декабристы, больше чем когда-нибудь, занимают меня и возбуждают мое удивление и умиление».[1]
Из письма Толстого к В. В. Стасову становится очевидно, чтó именно занимало и «умиляло» Толстого в годы народной революции в движении дворянских революционеров. «Только что окончил статью о войне, — читаем мы здесь, — и занят Николаем I и вообще деспотизмом, психологией деспотизма, которую хотелось бы художественно изобразить в связи с декабристами».[2]
Несомненно, что тема декабризма вновь встала перед Толстым в связи с событиями русско-японской войны, обнаружившей до конца всю гнусность и мерзость «деспотизма». Этому вопросу в основном и была посвящена упоминаемая Толстым в письме к Стасову «статья о войне» — «Одумайтесь!».
Очевидно, что в развитии мыслей, высказанных в этой статье, Толстой хотел в задуманном историческом произведении не только раскрыть «психологию деспотизма» в лице одного из самых характерных ее носителей, Николая I, но и противопоставить ей также «психологию» первого в истории России революционного выступления против самодержавия и крепостничества.
Однако, воспринимая и оценивая революционный подвиг декабристов с точки зрения своего религиозно-нравственного учения, Толстой хотел видеть в его участниках совсем не революционеров, а носителей «религиозного чувства», «вследствие которого прошлым столетием владельцы крепостных признавали себя виноватыми (перед народом. — Е. К.) и искали средства, несмотря на личный ущерб, даже разорение, избавиться от греха, который тяготил их».[3] Так писал Толстой о декабристах в статье 1905 г. «Великий грех», посвященной обличению помещичьей собственности на землю.
Пробуждение в эксплуататорских классах «религиозного чувства», их «греха» перед народом — это и было то самое, что разумел Толстой под нравственным самоусовершенствованием и наивно считал единственным возможным путем к уничтожению правительственного и всякого рода другого «насилия» над народными
