и в особенности решаются никак не соображениями о могущих быть последствиях от тех или других поступков, а только той самой «крайне опасной функцией мозга», о которой так поразительно, самоуверенно и невежественно рассуждает цитируемый вами Геккель.1 То, что вопросы эти не могут решаться доводами «чистого разума», т. е. предвидением событий будущего, очевидно и несомненно уже потому, что никакие усилия разума не могут предвидеть того простого и всем понятного, могущего произойти всякую минуту явления, разрушающего всякого рода разумные соображения, что человек не доживет до следующего часа. Понимают или не понимают этого люди, рассуждая о последствиях поступков, определяемых разумом, жизнь человеческая совершается вне времени, в момент настоящего, т. е. в безвременной точке соприкосновения прошедшего с будущим, и каждому человеку от рождения его и до смерти предстоит во всякий из этих безвременных моментов делать выбор того или иного поступка. А так как в этом выборе человек никак не может руководствоваться разумом, т. е. рассуждениями о будущих последствиях поступка, то он невольно поставлен в необходимость руководиться в самой важной деятельности жизни не деятельностью разума, а той «опасной функцией мозга», которая всегда всеми разумными и мудрыми людьми мира называлась духовным началом жизни и проявлялась и проявляется любовью. Хоть выбор поступка и зависит отчасти от предшествующих выводов разума, выводы-то разума, те или иные, произошли опять-таки не от разума, а от духовного начала, которое заставило разум избрать тот, а не иной предмет для обдумывания.
И потому я еще понимаю буйное сумасшествие, проявляющееся в моментальном отчаянии и озлоблении, приводящее человека к самоубийству, но спокойное, самоуверенное и обставленное мнимо научными, философскими рассуждениями сумасшествие, не только разрешающее, но как бы проповедующее самоубийство и убийство других, как это явствует из выписки Геккеля, для меня не только возмутительно и удивительно, но в высшей степени отвратительно.
Пожалуйста, простите меня, если это мое письмо будет вам неприятно, и верьте, что руководим я был в писании этого письма самыми добрыми чувствами к вам. Я желал бы, чтобы и вы имели ко мне таковые.
