такое умышленное непонимание главного и драгоценнейшего свойства души человеческой — любви. Так, например, слова ваши о том, что «трудно себе представить, чтобы приятное чувство, которое испытываешь, сделав даже большое добро другому, могло сравниться, например, с чувством, которым полон в объятиях дорогой девушки, когда наслаждаешься полнотой своего счастья и торжеством своей ликующей любви», слова эти ужасны тем, что показывают умышленное желание лишить себя главного, драгоценнейшего человеческого свойства и не выходить из уровня животного. Читая всё длинное письмо ваше, я никак не мог понять, что побуждает вас думать то, что вы выражаете в этом письме. Только конец письма дал мне ключ к этому, а именно те ваши слова, что у вас на эту тему написано целое философское сочинение.
Очень советовал бы вам, как старый человек молодому, думая, что вы гораздо моложе меня, постараться избавиться от того, не могущего ничего вам дать, кроме горя и тоски жизни, убеждения о том, что стремление к благу личности есть единственный и главный закон жизни человеческой. Пожалуйста, постарайтесь не испытывать ко мне недоброго чувства за выражаемые мною мысли; я же, со своей стороны, от всей души желаю вам добра, которое вы получите, только когда переживете свое заблуждение и придете к сознанию истинного смысла жизни.
Печатается по дубликату подлинника.
Ответ на письмо Михаила Дмитриевича Хомутова (сведений о нем не имеется) из Нижнего-Новгорода от 15 июня, который писал, что в результате его «исканий смысла жизни» он пришел к убеждению, что «жизнь для блага других невозможна с точки зрения разумного сознания», и предлагал Толстому ознакомиться с его сочинением на эту тему.
На конверте письма Хомутова Толстой пометил: О[чень] грустное. Б[ез] о[твета].
1909 г. Июня 21. Кочеты.
Очень сожалею, что некоторое недоразумение с моей стороны сделало то, что я не ответил на ваше письмо. Отвечать же по существу считаю невозможным и ненужным, так как та вера,
