во всех отдельных живых существах, в том числе и в человеке, насколько он принадлежит к разряду животных. Закон же человеческий есть только закон разума и закон любви.
Это одно ваше недоразумение. Другое же, из которого вытекает ваше несогласие с законом любви, есть обычный софизм, заключающийся в том, чтобы идеал любви выставлять правилом. Идеал любви требует полного самоотречения, полной жертвы собою для удовлетворения требований этого идеала; закон же любви состоит в постоянном стремлении к наибольшему приближению к этому идеалу. Когда человек поймет, в чем состоит этот закон, то не только не приходит в отчаяние от невозможности достигнуть всего идеала, но испытывает постоянную радость, сознавая всё большее и большее по мере своих усилий приближение к нему.
Очень рад бы был, если бы мои доводы показались вам убедительными и вы попытались бы приложить их к жизни. Поверьте моему опыту, что всякая попытка ваша в этом направлении будет вознаграждена сознанием одной из лучших радостей, которую человек может испытать в жизни.
Печатается по дубликату подлинника.
Ответ на письмо А. Плишкина (сведений о нем не имеется) из Бийска, Томской губ., от 16 июня, который писал, что он «пришел к такому убеждению: любить ближних не в природе человека. Он такой же зверь, каким был в незапамятные времена. Вечный закон борьбы за существование вынуждает человека причинять зло другим существам».
1909 г. Июня 26. Кочеты.
На ваш вопрос я отве[чал] во многих и многих моих писа[ниях].
Посылаю...
Печатается по черновику-автографу, написанному на конверте письма адресата. Датируется на основании пометы Н. Н. Гусева: «Отв. Л. H. 26/VI».
Ответ на письмо Василия Васильевича Лубенского из Ямполя, Черниговской губ., который спрашивал, кого Толстой считает «за сына божия».
