И никогда не думаю о тебѣ и дѣтяхъ, и оттого не позволяю себѣ думать, что всякую минуту готовъ думать, а стоитъ раздуматься, то сейчасъ уѣду. Состоянье свое я не понимаю: или я простудился въ кибиткѣ первыя холодныя ночи, или кумысъ мнѣ вреденъ; но въ 3 дня, кот[орые] я здѣсь, мнѣ хуже. Главное, слабость, тоска, хочется играть въ милашку и плакать, а ни съ Башкирами, ни съ Степой это неудобно.
Живемъ мы въ кибиткѣ, пьемъ кумысъ (Степа тоже, всѣ его угощаютъ); неудобства жизни привели бы въ ужасъ твое Кремлевское сердце: ни кроватей, ни посуды, ни бѣлаго хлѣба, ни ложекъ. Такъ что, глядя на насъ, ты бы легче переносила несчастія пережаренной индейки или недосоленаго кулича. Но неудобства эти нисколько не непріятны, и было бы очень весело, если бы я былъ здоровъ. А то я нагоняю тоску на Степу. И я вижу, ему скучно. Охота порядочная. Я разъ ходилъ и убилъ двухъ утокъ.
Тутъ живетъ, кромѣ насъ, человѣкъ 10 кумысниковъ всякаго сорта: товарищъ прокурора, адвокатъ, помѣщикъ, попы, купцы, и я нашелъ профессора Семинаріи греческаго языка и съ нимъ читалъ.2 Я насчетъ себя рѣшилъ, что жду до того воскресенья, 27-го, и если не пройдетъ тоска и лихорадка, то поѣду домой.
Тутъ было холодно по ночамъ; но съ вчерашняго дня, 17, началась жара ужасная, и я нынче говорилъ Степѣ, который нылъ, что если запуститься, то можно придти въ отчаяніе отъ этой жары; главное, отъ мысли, что на сотни верстъ кругомъ не найдешь буквально ни однаго дерева, и что укрыться отъ солнца можно только въ кибитку, которая пропечена солнцемъ и въ кот[орой] мы сидимъ3 голые и то потѣемъ.
Больнѣе мнѣ всего на себя то, что я отъ нездоровья своего чувствую себя 1/10 того, что есть. Нѣтъ умственныхъ, и главное поэтическихъ, наслажденій. На все смотрю, какъ мертвый, то самое, за что я4 не любилъ многихъ людей. А теперь самъ только вижу, что есть; понимаю, соображаю; но не вижу насквозь, съ любовью, какъ прежде. Если и бываетъ поэтическое расположеніе, то самое кислое, плаксивое, — хочется плакать.
Можетъ быть, переламывается болѣзнь. Что дома, пиши вое подробнѣе обо всѣхъ. Думать я о тебѣ себѣ не позволяю наяву; за то во снѣ вотъ двѣ ночи вижу тебя. Вчера ты куда-то очень развязно уѣзжала, а я тебя всякими хитростями старался
