и не только общее согласие, а отсутствие ложки дегтю. Народ привык воспринимать дурное в слабой форме православной церковности и дрянной лубочной литературы. Но важно при облегчении доступа к нему литературных произведений более художественных и, следовательно, сильных, сохранять возможную чистоту и избегать всякую ложь. Дело улучшения качества лубочной литературы стало уже модным вопросом, и я уверен, что в течение наступающих годов — совсем независимо от нас, будут привлечены в эту литературу самые сильные художественные силы, и притом без всякого разбора, так что для массы представится новый соблазн литературной лжи в более убедительной и увлекательной форме, чем прежде. Этого, разумеется, предупредить невозможно. Но возможно дать тон хорошего, строгого, чистого течения в этом общем движении, так сказать создать школу сознательного отношения к этому делу, высоко поднять и держать знамя христовой истины для того, чтобы все сознающие эту истину сразу видели, куда примкнуть, кому помогать. Это важно, как для сотрудников, вполне разделяющих наше понимание жизни, так и для возможности постепенного образования своего верного критериума у людей, подобных Петрову, не имеющих еще определенных убеждений.
Я признаю, что строгость нравственных требований от книги может доходить до излишнего пуританизма, и быть может я лично склонен к этой крайности, но это не изменяет того, что самое важное — содержание, и что наша главная задача при привлечении произведений в народную литературу (всё равно в какой рамке? должна заключаться в применении к этим произведениям самых высоких и чистых требований и избегать малейших противоречий с учением Христа. Если в самой прекрасной книге между прочим выставляется тип хорошего сознательного христианина и вместе с тем воина, если это выставляется так, что читатель получает впечатление, что это возможно и хорошо, то книга такая, как мне кажете», не должна быть распространяема нами, так как извращение истины тем убедительнее действует, чем ближе к истине и привлекательнее всё остальное содержание.
Я говорю всё это к тому, что мне кажется, дорогой Лев Николаевич, что вы допускаете в себе две оценки книг, и оценки не в зависимости от целесообразности и художественности формы, а две оценки по существу — по степени соответствия содержания к учению Христа. Для изданий «в нашей рамке» вы требуете отсутствия всякого противоречия с учением, а для лубочных изданий вы как бы освобождаетесь от такой определенной оценки и думаете главное о том, чтобы привлекать больше сил. Здесь как будто вас больше всего занимает демократизация литературных произведений. Не знаю, верно ли я вас понимаю; но если у вас действительно есть две оценки по существу, то я не разделяю этого взгляда и не только позволяю себе, но заставляю себя это вам сказать. Вы узнаете, чтó я думаю, а если я ошибаюсь, то откровенность моя не повредит вам, а мне поможет тем, что при случае вы мне поможете разобраться в моей ошибке».
