и первое и послѣднее ваше. И потому начинаю съ васъ, дорогой другъ В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ]. Прежде скажу то, чтò мнѣ хочется и нужно вамъ сказать. Поѣхать мнѣ очень хочется къ вамъ, и я бы поѣхалъ, я думаю, если бы Таня была дома, а то она уѣхала въ Парижъ1 къ Левѣ, к[оторому] хуже, и болѣзнь, и душевное состояніе кот[ораго] очень подобно болѣзни и душевному состоянію А[нны] К[онстантиновны], кот[орую] очень благодарю за присылку мнѣ своихъ листковъ.2 Они больше сблизили меня съ ней, открывъ ея душу: a сближеніе это очень радостно. Разница между Левой и ею та, что въ ней больше смиренія и потому больше силы духовной. Но общее то, чтò мы всѣ знаемъ въ малой степени, но что въ большей степени испытываютъ больные, это сознаніе потери себя. Думаю, что если не спасеніе отъ этого, то облегченіе большое въ томъ, чтобы всю энергію жизни, кот[орая] остается (какъ бы мало ея ни было, и чѣмъ менѣе ея остается, тѣмъ это нужнѣе) употреблять на вызываніе въ себѣ терпѣнія, смиренія, кротости, любви, а не умственной, духовной, даже религіозной дѣятельности, въ видѣ мыслей, выраженія ихъ, даже молитвы. Лучшій всѣмъ знакомый намъ драгоцѣнный образецъ преданія объ Іоаннѣ богословѣ съ его: братцы, любите другъ друга.3 Силъ можетъ не быть найти своихъ мыслей и подходящихъ выраженій имъ, но на то, чтобы, чувствуя свое безсиліе, умиляться, плакать и любить, всегда хватитъ. И чѣмъ меньше силъ, тѣмъ это легче, если не искать другого. А между тѣмъ, если это есть, то ничего больше не нужно.
Такъ вотъ я бы пріѣхалъ къ вамъ, если бы Т[аня] была тутъ, и кромѣ радости побыть съ вами обоими теперь мнѣ и нужно. Вы знаете, можетъ быть, что я писалъ Государю письмо о Хилковой и ея дѣтяхъ.4 Письмо нехорошее, изъ к[отораго] ничего не вышло. Я не говорилъ про него, п[отому] ч[то] въ письмѣ же говорилъ, что никто не будетъ знать про это письмо. Теперь же Гос[ударь] показалъ письмо Рихтеру,5 Рих[теръ] разсказалъ другимъ и про это стало извѣстно. Я жалѣлъ, что васъ не было посовѣтоваться съ вами. Въ тайнѣ б[ылъ] только Поша, и онъ отдалъ письмо черезъ Воронцова.6 Теперь я чувствую потребность написать Бурову7 и написалъ, но не послалъ еще, и Рихтеру. Мнѣ хочется сказать имъ, какъ дурно то дѣло, кот[орое] они дѣлаютъ, какъ мнѣ это видно. Надо написать добро, а въ этомъ трудность — особенно Р[ихтеру]; а написать,
