1907 г. Ноября 17. Я. П.
Милые друзья,
Вы, верно, говорите то же, что я говорю себе теперь, и очень часто: что это нет известий от Толстого?, а я говорю: от Черткова? Пишу, как видите, вашим прекрасным пером с золотым ободком и, любя, поминаю вас и радуюсь перу. С[офья] А[ндреевна] хотела просить вас купить ей такое же перо. Но я позволил себе пока предложить ей одно из ваших. Я, чем старше становлюсь и физически слабее, тем мне всё лучше и лучше. Как я желаю всем такого же блага и как я твердо уверен, что все получат его. — Столько людей меня любят, и так легко мне становится любить людей. Но будет об этом. — Я был у Гусева — кажется, писал вам об этом — и очень мне страшно за него. Я пишу ему, но от него получил только одно письмецо. Он такой хороший, но такой еще не сильный (мне думается). Не сверх ли сил испытание? Впрочем, бог знает, хотел сказать: что делает, но лучше сказать, что сделал.
Нынче получилась телеграмма от Андрея, что он женился и счастлив. Вот кого жалко.1 Что вы делаете? Что работаете кроме меня? Мне со всех сторон всё большие и большие радости. На днях получил журнальчик Обновленный человек, вполне в истинно христианском направлении. Издает в П[етер]бур[ге] какая-то Н. Бурдина с сотрудниками.2 Много и других радостей. На днях встретил двух молодых ребят с дровами из Ясенков, спрашивали про Гусева и просили позволения прийти ко мне в воскресенье. Я прекратил свои занятия с ребятами — очень устаю и очень напряженно работаю над Кр[угом] Чт[ения]. Может быть, и велит бог кончить. И другие работы задирают меня, но я не позволяю себе. Прочел в The Crank ваше о непротивлении.3 Очень хорошо. Прощайте, все милые друзья и Оля, и Димочка, и Сергеенко, и Перна.
Я писал Олсуфьеву — он близок со Столыпиным — о Гусеве, и вчера был милый Николаев,4 к[оторый] едет в Петерб[ург] и спросит Олсуфьева.5
