Таково царство божие для бога, но для каждого человека царство божие внутри его.
Царство божие состоит в том, чтобы полагаться на сына и удерживать в себе разумение. Тот, кто не принимает разумения, — как дорога, когда на нее попадут семена; кто, хотя и принимает разумение, но потом отталкивается от него, — как каменистая земля, когда на нее попадут зерна, и она вырастит их, но не захватит корня; кто принимает разумение, но не соблюдает его в жизни, как земля, поросшая репьями, выводит пустой колос, — те не вступают в царство божие. Только те, которые принимают разумение и, несмотря ни на горести, ни на заботы, — как добрая земля, которая родит от зерна сто, — те только вступают в царство божие (Мф. XI).
Так вот в этом состоит царство божие, которое предвещает Иоанн: оно в том, что люди живут духом, а не плотью, что, несмотря на кажущиеся лишения, люди блаженны, видят не глазами, слышат не ушами; несчастные становятся блаженны, потому что блажен всякий, кто живет духом. Прежде для исполнения воли божией были пророки, — но Иоанн не был пророк. Он объявил царство божие на земле и показал, как вступать в него.
Он был больше, чем пророк: он сделал ненужным закон и пророчества, он объявил, что царство божие всегда на земле, и сам вступил в него.
Поэтому все пророки и закон, — всё это нужно было до Иоанна; от Иоанна царство божие объявилось, оно стало явно, как блаженство для людей, всякий может своей волей войти в него. Мудрецы и книжники всё по пророчествам и по закону отыскивают признаки царства божия, а не видят того, что перед ними, и мудрость и книжность их посрамилась. Вся тайна царства божия состоит не в том, чтобы учить закон и пророков, а в том, чтобы признавать отца своего, и потому-то тайна эта скрылась от мудрецов и открылась тем, которые признают себя детьми.
«Никто не знает, что сын, что отец. Только отец знает сына. И сын этот открывает, чтò есть отец».
«Я сын отца — духа и я введу вас в царство божие, и потому идите ко мне все измученные и утружденные и учитесь у меня. Делайте то, что я делаю, и вы увидите, что легко мне жить, потому что я покорен и низок душою. Будьте такими же, как я, и вы найдете покой в жизни вашей, вы почуете, как просто и легко жить так же, как я живу».
И вот, объяснив то, что есть царство бога вообще, что есть царство бога для каждого человека, и то, как войти в него, Иисус еще другое, более ясное, простое поучение предлагает о том, что нужно делать для того, чтобы войти в царство бога. Он говорит: «Делайте, что я делаю, будьте то, что я», и в Нагорной проповеди объясняет, как он живет, и как надо жить, и что он делает, и что надо делать.
Чьи мы — боговы или дьяволовы? В кого веруем: в бога или в дьявола? Кому служим: богу или дьяволу? Или нет ни бога, ни дьявола, ни доброго, ни злого, потому что не дано нам знать, что доброе, что злое? И хотели бы мы сказать так, да нельзя нам, бедным. Не знай ты, что доброе, что злое, тебе бы и жить нельзя. На каждый день, на каждый час надо выбирать: пойти или не пойти, взять или отдать, убить или простить. Посмотри на день твой и вспомни, как прожил, и на каждое дело твое и ты увидишь, что ты делал потому, что знал, что то хорошо, а то дурно.
В Библии сказано, что Адам в раю до вкушения плода не знал, что добро, что зло. Тогда он мог сказать, что не знает, что добро, что зло. А нам это и вообразить нельзя. Только скотов мы видим таких: живут, не зная, что добро, что зло. А где есть люди, есть и закон. Посмотрю на одного человека — каждый знает, что хорошо, что дурно, и по тому ведет свою жизнь. Посмотрю на людей вкупе — закон еще яснее: он написан, и все — либо признают его, либо не признают, зная другой закон лучше его.
Где же, какой тот закон, под которым мы живем? Не говори, что это закон того, что моему телу хорошо: есть, пить, совокупляться, блюсти своих детенышей. Это не закон, а нужды плоти, те самые, на которые нужен закон, те нужды плоти, какие есть и в скоте. У скотов нет закона, похоти у всех — одни. Все хотят того же. Чтобы не было того, что люди хотят есть одно, спать с одним, и перебьют друг друга, и ни тот, ни другой не поест и не поспит, — надо им делиться, надо поставить закон. А чтобы им поделить, надо ограничить похоть, и в сердце людей рождается закон о том, как ограничить похоть. И что ни похоть, то закон; потому что закон не что иное, как смирение, покорение похоти для другого. И таких законов много в сердце каждого человека. У скота нет закона, и нет нужды в нем. Худо ли, хорошо ли, но человеку без закона нельзя быть: закон написан в нем самом. И никогда не был человек
