Въ дни юности, — ея клевретъ и новобрачный,
Въ медовомъ мѣсяцѣ заманчивыхъ страстей,
Когда еще не зналъ я роскоши цѣпей,
Ни кандаловъ нужды суровой и невзрачной,
Когда повсюду я могъ находить друзей,
Иль сладко мучиться любовью неудачной,—
Впервые увидалъ я житницу степей,—
Дешевый городъ вашъ — въ грязи, въ пыли, но — злачный…
Съ тѣхъ поръ прошло не мало золъ и бѣдъ…
Съ тѣхъ поръ кого изъ насъ житейскій тайный холодъ
Не сжалъ въ свои тиски, и кто изъ насъ не сѣдъ!?
Подешевѣло все, чѣмъ дорожилъ поэтъ!
Одряхло все, что было въ цвѣтѣ лѣтъ,—
И дорогъ сталъ помолодѣвшій городъ.
В дни юности, — её клеврет и новобрачный,
В медовом месяце заманчивых страстей,
Когда еще не знал я роскоши цепей,
Ни кандалов нужды суровой и невзрачной,
Когда повсюду я мог находить друзей,
Иль сладко мучиться любовью неудачной,—
Впервые увидал я житницу степей,—
Дешевый город ваш — в грязи, в пыли, но — злачный…
С тех пор прошло немало зол и бед…
С тех пор кого из нас житейский тайный холод
Не сжал в свои тиски, и кто из нас не сед!?
Подешевело всё, чем дорожил поэт!
Одряхло всё, что было в цвете лет,—
И дорог стал помолодевший город.
