Какъ птица раненная, онъ
Приникъ — и ужъ не ждалъ полета;
А я сказалъ ему, чтобъ онъ
Житейскихъ дрязгъ порвалъ тенета,
Чтобъ онъ рванулся на просторъ,—
Бѣжалъ въ прохладу дальнихъ горъ, —
Въ глушь деревень, къ полямъ иль къ морю,—
Туда, гдѣ человѣкъ, въ борьбѣ
Съ природой, смѣло смотритъ горю
Въ лицо, не мысля о себѣ…
Онъ воспаленными глазами
Мнѣ заглянулъ въ глаза, руками
Закрылъ лицо и, не шутя,
Заплакалъ горько, какъ дитя.
То были слезы безъ рыданья,
То было горе безъ названья,
То были вздохи безъ мечты…—
Въ сѣтяхъ любви и пустоты,
Въ когтяхъ завистливаго рока,
Онъ былъ не властенъ надъ собой;
Ни жить не могъ онъ одиноко,
Ни за одно брести съ толпой…
Как птица раненная, он
Приник — и уж не ждал полета;
А я сказал ему, чтоб он
Житейских дрязг порвал тенета,
Чтоб он рванулся на простор,—
Бежал в прохладу дальних гор, —
В глушь деревень, к полям иль к морю,—
Туда, где человек, в борьбе
С природой, смело смотрит горю
В лицо, не мысля о себе…
Он воспаленными глазами
Мне заглянул в глаза, руками
Закрыл лицо и, не шутя,
Заплакал горько, как дитя.
То были слезы без рыданья,
То было горе без названья,
То были вздохи без мечты…—
В сетях любви и пустоты,
В когтях завистливого рока,
Он был не властен над собой;
Ни жить не мог он одиноко,
Ни заодно брести с толпой…
