И папоротникъ былъ не ниже тѣхъ березъ,
Что̀ видѣлъ ты въ саду, — такъ высоко онъ росъ, —
Ну, словомъ, такъ давно, что людямъ и не снилось, —
Звѣздъ вовсе не было…
Разъ, солнце закатилось,
И вдругъ, по всей землѣ настала темнота, —
Такая темнота, что инда зги не видно, —
Не видно ни лѣсовъ дремучихъ, ни куста,
Ни скалъ надъ озеромъ…
И вотъ, (хоть плакать стыдно),
Цвѣты заплакали… — куда дѣвался свѣтъ?..
Нигдѣ ни искорки, — луны и слѣду нѣтъ…
Все темно: — лопуха не отличишь отъ розы,—
Крапивы отъ лилей… И вотъ, роняя слезы,
Цвѣты взмолились: Господи! внемли
Моленью нашему: на то-ль мы расцвѣли,
Чтобъ насъ и мотыльки не видѣли… Затепли
Лампаду… Посвѣти намъ, Боже, съ высоты!..
Немного погодя несчастные цвѣты
Вообразили, что ослѣпли,
И были въ ужасѣ отъ мнимой слѣпоты…
И что же… Въ эту ночь, ужъ я не знаю
Зачѣмъ и почему, но по земному краю
Посланникъ Господа, Архангелъ пролеталъ
И горькій плачъ цвѣтовъ во мракѣ услыхалъ.
И папоротник был не ниже тех берез,
Что видел ты в саду, — так высоко он рос, —
Ну, словом, так давно, что людям и не снилось, —
Звезд вовсе не было…
Раз, солнце закатилось,
И вдруг, по всей земле настала темнота, —
Такая темнота, что инда зги не видно, —
Не видно ни лесов дремучих, ни куста,
Ни скал над озером…
И вот, (хоть плакать стыдно),
Цветы заплакали… — куда девался свет?..
Нигде ни искорки, — луны и следу нет…
Всё темно: — лопуха не отличишь от розы,—
Крапивы от лилей… И вот, роняя слезы,
Цветы взмолились: Господи! внемли
Моленью нашему: на то ль мы расцвели,
Чтоб нас и мотыльки не видели… Затепли
Лампаду… Посвети нам, Боже, с высоты!..
Немного погодя несчастные цветы
Вообразили, что ослепли,
И были в ужасе от мнимой слепоты…
И что же… В эту ночь, уж я не знаю
Зачем и почему, но по земному краю
Посланник Господа, Архангел пролетал
И горький плач цветов во мраке услыхал.
