Въ дни жизненныхъ невзгодъ, когда моя казна
Рукой безпечною исчерпана до дна,
Друзья бѣгутъ меня и, взоръ потупя строго,
Сосѣдка гонитъ прочь отъ своего порога,—
Недолго я ропщу на свой суровый рокъ:
Укрывшись отъ суетъ въ свой тихій уголокъ,
Въ Платона, Тацита я мыслью погружаюсь,
И забываю свѣтъ и свято наслаждаюсь
Уединеніемъ, покоемъ и трудомъ.
И вспоминаю я съ досадой и стыдомъ
Любви и роскоши заботы и тревоги,
И вѣтренныхъ долговъ нежданные итоги.
И восклицаю я: «что свѣтъ, что красота,
И деньги и любовь!? Все тлѣнъ и суета!»
Но если, заглянувъ въ мое уединенье,
Фортуна подаетъ мнѣ руку примиренья,
И если, долгою разлукой смягчена,
Сосѣдка милая изъ своего окна
На мой тоскливый взглядъ съ стьиливостью наивной
Отвѣтитъ весело улыбкою призывной,—
Тогда прощай и трудъ, и Тацитъ, и Платонъ,
И мудрый взглядъ на жизнь, и толстый лексиконъ!
Прощай и ты, прютъ священныхъ размышленій!
Бросаюсь я въ потокъ мятежныхъ наслажденій,—
И снова безъ борьбы разсудокъ побѣжденъ;
И снова пѣсень кликъ, и чашъ заздравныхъ звонъ,
Веселый смѣхъ друзей, въ шуму безумныхъ оргій,
И пламенной любви мученья и восторги!
