Эти люди находятъ большое наслажденіе въ мореплаваніи; а все-таки, я думаю, до́ма имъ всего отраднѣе. Если они заѣзжаютъ на корабляхъ своихъ и въ тѣ южныя страны, гдѣ солнце свѣтитъ ярче, а мѣсяцъ романтичнѣе, тамошніе цвѣты все-таки не могутъ залечить имъ сердца, и въ душистой отчизнѣ весны они тоскуютъ по своемъ песчаномъ островѣ, по своимъ маленькимъ хижинамъ, по пылающему очагу, около котораго сидятъ ихъ домашніе, плотно закутавшись въ шерстяныя фуфайки, и пьютъ чай, только названіемъ отличающійся отъ кипяченой морской воды, и болтаютъ на такомъ языкѣ, что трудно постичь, какъ сами они могутъ понимать его.
Этихъ скромныхъ людей связываетъ такъ тѣсно не столько глубокое, мистическое чувство любви, сколько привычка, естественная потребность жить другъ другомъ, общая всѣмъ имъ непосредственность. Одинаковое умственное развитіе или, лучше сказать, умственное неразвитіе производитъ одинаковыя нужды и одинаковыя стремленія; одинаковые опыты и мнѣнія позволяютъ имъ легко уживаться… И въ добромъ согласіи сидятъ они у огня въ маленькихъ хижинахъ; подвигаются ближе другъ къ другу, когда становится холодно; по глазамъ узнаютъ, что́ другой думаетъ; по губамъ читаютъ слова, прежде-чѣмъ другой произнесетъ ихъ. Они помнятъ житейскія отношенія каждаго, и однимъ звукомъ, однимъ выраженіемъ лица, однимъ безмолвнымъ движеніемъ возбуждаютъ столько смѣха, или слезъ, или умиленія, сколько мы можемъ возбудить въ подобныхъ намъ по развитію людяхъ развѣ долгими экспозиціями, экспектораціями и декламаціями. Вѣдь мы въ сущности живемъ нравственно-одиноко; особая метода воспитанія или случайно-выбранныя особыя книги даютъ характеру каждаго изъ насъ особое направленіе; каждый изъ насъ, подъ своей нравственной личиной, думаетъ, чувствуетъ и стремится иначе, чѣмъ другіе, и недоразумѣній становится такъ много, и даже въ просторныхъ домахъ жизнь вмѣстѣ становится такъ трудна, и мы такъ всюду стѣснены, такъ всюду чужды другъ другу, такъ всюду на чужбинѣ!
Въ такомъ состояніи равенства мысли и чувства, какое
