кого все богатство въ чистыхъ золотыхъ слиткахъ; да притомъ тутъ и та выгода, что облегчается обращеніе. На зеленномъ рынкѣ ничего не сдѣлаешь съ большими золотыми слитками, которые тамъ не ходятъ; за то каждая торговка подставитъ пригоршни, если вы приметесь отсчитывать гроши да пфенниги. Этому популярному богатству британскаго поэта пришелъ теперь конецъ, и онъ, чья монета такъ хорошо ходила, что ее съ равнымъ удовольствіемъ, принимали и герцогини, и простыя бабы, онъ сталъ теперь бѣднымъ Вальтеръ Скоттомъ! Судьба его напоминаетъ сказку о горныхъ эльфахъ, съ капризной щедростью дарившихъ бѣднымъ людямъ деньги, которые отлично ходили, пока употреблялись на дѣло, но превращались въ рукахъ въ пыль и прахъ, какъ скоро ихъ хотѣли пустить на какую-нибудь недостойную затѣю. Одинъ за другимъ развязываемъ мы мѣшки, привезенные новымъ обозомъ Вальтеръ Скотта, и что же? вмѣсто блестящихъ улыбающихся грошиковъ находимъ лишь пыль и прахъ, пыль и прахъ! Его наказали горные эльфы Парнаса, музы, которыя, какъ всѣ благородно-мыслящія женщины, страстныя наполеонистки, и потому были вдвойнѣ возмущены дурнымъ употребленіемъ выданнаго ими умственнаго капитала.
Достоинство и направленіе Вальтеръ Скоттовой книги были оцѣнены во всѣхъ европейскихъ журналахъ. Не только раздраженные французы, но и изумленные земляки автора произнесли надъ нею смертный приговоръ; къ этому всеобщему, всемірному неудовольствію должны были пристать и нѣмцы. Съ трудно-сдержаннымъ пламеннымъ негодованіемъ выразилась штутгартская «Литературная газета»; съ холоднымъ спокойствіемъ высказали свое мнѣніе берлинскія «Лѣтописи ученой критики», и рецензентъ, которому тѣмъ легче было оставаться холодно-спокойнымъ, что герой книги вовсе ему не дорогъ, характеризуетъ ее слѣдующими меткими словами:
«Въ, этомъ повѣствованіи нѣтъ ни содержанія, ни красокъ, ни стройности, ни жизни. Могучій предметъ теряется въ запутанности, и притомъ запутанности не глубокой, а поверхностной, и тянется вяло, невѣрно и шатко, безъ характеристическихъ
