Урупъ, по прямой линіи, и простирается къ сѣверу слишкомъ на сто верстъ, не будучи ничѣмъ пересѣкаема. Какъ всегдашнее пастбище для овецъ почти всѣхъ Закубанцевъ, она во всякое время дышетъ жизнью, покрытая богатыми стадами, табунами и охотниками; на ней столько же дикихъ козъ, сколько ручныхъ и другихъ звѣрей, особенно волковъ и лисицъ; въ этотъ разъ я ничего не нашелъ на ней замѣчательнаго:— только видны были печальныя слѣдствія губительной войны.
Солнце высоко сіяло надъ моей головой! Мнѣ нужно было пуститься въ путь, и я простился съ великолѣпной природой! Надежда утѣшала меня въ этой разлукѣ — и я, пожелавъ плѣнительнымъ равнинамъ Ажитугай и Казма быть лучше и лучше, поѣхалъ далѣе.
Проѣхавъ тридцать верстъ, я, признаюсь, замечтался, такъ, что и не замѣтилъ этого разстоянія. Все и все говорило мнѣ о дикой и воинственной жизни здѣшнихъ обитателей — и какъ странно попасть вдругъ въ подобныя мѣста прямо изъ Столицы; видѣть вмѣсто правильныхъ улицъ необъятныя степи и вмѣсто щегольскихъ экипажей какого нибудь удалаго Горца съ своимъ вѣрнымъ конемъ. Да! и моему не Европейскому уму представилась эта странная, мятежная жизнь, и мнѣ пришли въ голову теоріи образованія народовъ, о которыхъ такъ много толкуютъ и толковали.
