Нинѣ, осматривая пристально черты ея и кривой глазъ, и будто бы ей сдѣлалось дурно, такъ, что ее должно было на полчаса вывести изъ конторки ея. Сегодня только одинъ караульный у входа. Безъ билета не впускаютъ; любопытные толпились и я съ ними. Мнѣ какъ-то совѣстно было смотрѣть ей прямо въ глаза, или въ глазъ, ибо одинъ почти совсѣмъ закрытъ. Она красива и румянецъ во всю щеку, но, кажется, не стыдливости. Одѣта нарядно, въ шелковомъ кофейномъ платьѣ. Она смотритъ на всѣхъ довольно скромно, не нахально. Я прошелъ разъ пять мимо ея; какъ-то стало жалко за нее, что такое безстыдство въ красивой и румяной молодости! Но что сказать о тѣхъ, кои основываютъ свои расчеты на этомъ безстыдствѣ и проводятъ, въ такомъ тѣсномъ сосѣдствѣ, весь день съ дѣвкой, которая за пять дней предъ симъ разставалась съ отсѣченною головою! Все это матеріялы для будущаго Тацита-Христіанина.
Полночь. Въ первый разъ по отставкѣ Министровъ, провелъ я вечеръ у Брогліо, въ его собственномъ домѣ, который напомнилъ мнѣ 1830 годъ. Я нашелъ тамъ сначала не многихъ, но встрѣтилъ Вильменя. Хозяйка спросила его, читалъ ли онъ Жоселеня, который теперь во всѣхъ салонахъ. Онъ началъ хвалить эпизодъ объ Оссіанѣ (стр. 75 и слѣд. въ 1-й части) и стихи (47 и слѣд. стр.). Брогліо отыскала ихъ, прочла и при стихѣ: «Аguoi renonсеt-on quand on se jette à Dieu?» сказала: Рour quoi ne pas dire simplement, quand on sе donne á
