что ни Лудовикъ ХIV, ни Лудовикъ ХV, ни Наполеонъ, не потерпѣли бы на театрѣ великихъ поу.ченій исторіи, и не позволили бы вывести на сцену то, что бы до нихъ близко касалось. Нынѣшній комическій авторъ въ семъ отношеніи не имѣетъ больше преимущества передъ своими предшественниками. У насъ раздражительность партій заступила мѣсто раздражительности Правительства; въ нашъ вѣкъ свободы, мы не вольны изображать на сценѣ все смѣшное: всякая партія защищаетъ своихъ и позволяетъ занимать смѣшное лишь у сосѣда; самое книгопечатаніе, эта неограниченная власть свободныхъ правленій, книгопечатаніе хочетъ говорить правду всему свѣту, но не любитъ, чтобъ говорили ему истину. Я здѣсь, повторяю, не хочу укорять комедію, но напротивъ оправдать ее и доказать, что отъ нее требовали невозможнаго, требовали, чтобъ она заступила мѣсто исторіи.
По крайней мѣрѣ, комедія намъ описываетъ нравы? . . . Справедливо! Согласенъ, что она ближе къ точности и истинѣ нравоописательной, нежели къ исторической; но со всѣмъ тѣмъ, исключая нѣкоторыя, весьма рѣдкія произведенія (какъ наприм. Туркаретъ, образецъ точности), мы находимъ театръ, по какой-то довольно странной судьбѣ, почти всегда въ прямомъ противорѣчіи съ обществомъ. Напримѣръ, Мм. Гг., касательно нравовъ? Разберемъ эпоху Регенства! Если комедія выражаетъ постоянно общество, то комедія тѣхъ временъ должна бы намъ представить странныя вольности и веселыя сатур-
