цузской литтературы не признаетъ предковъ и законодателей: оно не хуже нѣкоторыхъ изъ нашихъ корифеевъ ругается именами памятными только однимъ старовѣрцамъ; но мы хотѣли при этомъ случаѣ, мимоходомъ показать, что не всѣ нововведенія сегодняшнія, а что есть между ими кое-что и вчерашняго.
Эдаръ Кине принадлежитъ къ сей школѣ юной Франція, въ которой есть безъ сомнѣнія много талантовъ и много грядущаго, но еще, можетъ быть, болѣе молодости, то есть заносчивости, самонадѣянности и броженія. Нужно ей перебѣситься и осѣсться, поворотъ отъ правильной, мѣрной, плавной, Виргилiевской литтературы, основанной во Франціи Расиномъ и Фенелoномъ, былъ слишкомъ крутъ. Впрочемъ не одну литтературу круто повернули во Франціи; а литтература, какъ и всякая теорія, нѣсколько опрометчива и слѣпо кидается впередъ, не заботясь, слѣдуетъ ли за нею и можетъ ли слѣдовать дѣйствительность. Конечно литтература Версальская, Академическая, литтература монархіи Людовика ХIV и даже литтература мятежнаго ХVІII вѣка, которая при всей отважности и разрушительности въ понятіяхъ и системахъ своихъ, свято почитала неприкосновенность существовавшихъ формъ, которая въ Вольтерѣ имѣла посягателя на всѣ преданія, за исключеніемъ преданій Депрео и Расина, — эта литтература имѣла въ себѣ что-то слишкомъ условное, исключительное, выдѣланное до разслабленія, до истощенія самой природы. Новые умы почувствовали сей недоста-
