Non, non, се n' est рas unе vigne
Маrіée á l'асaciа.
Sons son voile, blanс сommе un суgne,
С'est madame Letitia.
Эти стихи дурны не только потому, что они смѣшны и можно сказать нелѣпы, но главный ихъ порокъ не въ недостаткѣ поэтическаго искусства, а въ отсутствіи поэтической совѣсти. Будто мать Наполеона не есть уже природное поэтическое лице, которое можно выставить прямо, не дѣлая изъ нея какого-то уродливаго поэтическаго, или антипоэтическаго калейдоскопа? Я видѣлъ въ Римѣ мать Наполеона за годъ до ея смерти: развалину въ городѣ вѣковѣчныхъ развалинъ. Въ уединенномъ палацѣ ея, на концѣ Сorsо, обремененная лѣтами, бѣдствіями и недугами, слѣпая, безногая, прикованная къ кресламъ своимъ, какъ сынъ ея нѣкогда къ скалѣ, она доживала вѣкъ свой одинокая, вдали отъ дѣтей, разлученныхъ съ нею силою обстоятельствъ, пережившая изъ нихъ многихъ и многое, и бесѣдующая въ мракѣ своемъ съ тѣнями минувшаго! Поэзія, пробужденная въ душѣ впечатлѣніемъ сей картины, сей разительной дѣйствитетьности, не была ли выше всякой другой поэзіи, изысканной и гіероглифической? Чтó видѣлъ я, то видѣли и другіе, знаютъ всѣ: каждый изъ современниковъ свыкся по собственнымъ впечатлѣніямъ, или по разсказамъ, съ симъ историческимъ лицемъ, и никому (развѣ въ бреду горячки) не приходило въ голову представить себѣ Летицію въ видѣ чаши на степи, или виноградной лозы за-мужемъ за акаціевымъ деревомъ. Вотъ по-
