доступа въ высшее общество. Смѣшно хвастаться тѣмъ, что судьба, что рожденіе приписали васъ къ этой области; но не менѣе смѣшно, если не смѣшнѣе, не уроженцу, или не получившему права гражданства въ ней, толковать о нравахъ, обычаяхъ и условіяхъ ея. Что вамъ за нея рыцарствовать? Эта область сама умѣетъ стоять за себя, сама умѣетъ приводить въ дѣйствіе законы своего покровительства и острацизма. Все это не журнальное дѣло. У васъ уши вянутъ отъ языка «Ревизора»: а лучшее общество сидитъ въ ложахъ и въ креслахъ, когда его играютъ; брошюрка «Ревизора» лежитъ на модныхъ столикахъ работы Гамса. Не смѣшно ли, не жалко ли съ желудкомъ натощакъ гнѣваться на повара, который позволилъ себѣ поставить недовольно утонченное кушанье на столъ, за коимъ нѣтъ намъ прибора?...
Въ понятіяхъ о нравственности книги или человѣка, казалось бы, спорить не о чемъ и не съ кѣмъ. Нравственность, нравственное чувство, нравственная совѣсть должны быть одинаковы у всѣхъ нравственныхъ и добросовѣстныхъ людей. Такъ! но въ этомъ отношеніи рѣчь идетъ болѣе о нравоученіи, нежели о нравственности, болѣе о средствахъ преподавать ее и дѣйствовать именемъ ея на умы и сердца людей. Тутъ можетъ быть разногласіе. На примѣръ, говорятъ, что «Ревизоръ» — комедія безнравственная, потому, что въ ней выведены одни пороки и глупости людскія, что уму и сердцу не на комъ отдохнуть отъ негодованія и отвращенія; нѣтъ
