юноши и опасности войны привели ему на память брата, дѣтскій возрастъ его и положеніе, въ какомъ онъ можетъ случиться при столь жаркой войнѣ.
Наступила ночь; второй полуэскадронъ сѣлъ на лошадей, а первой спѣшился; пальба ружейная прекратилась; я просила ротмистра позволить мнѣ не садиться на лошадь; онъ согласился, и мы продолжали разговаривать: «Объясните мнѣ, ротмистръ, отъ чего у насъ такъ много ранятъ офицеровъ? Рядовыхъ такая густая масса; ихъ болѣе и удобнѣе было бы убивать; развѣ въ офицеровъ нарочно мѣтятъ?» — Разумѣется, отвѣчалъ П., это самый дѣйствительный способъ разстроить и ослабить силы непріятеля. — «Почемужъ?» — Какъ почему? Потому, что одинъ храбрый и знающій офицеръ болѣе сдѣлаетъ вреда непріятелю своими свѣдѣніями, проницаніемъ, умѣньемъ пользоваться и выгодами мѣстоположенія и ошибками противной стороны, а особливо, офицеръ, одаренный тѣмъ высокимъ чувствомъ чести, которое заставляетъ встрѣчать безтрепетно смерть и спокойно дѣйствовать въ величайшихъ опасностяхъ такой офицеръ, повторяю, одинъ болѣе сдѣлаетъ вреда непріятелю, нежели тысяча солдатъ, ни кѣмъ не начальствуемыхъ. — Разговоръ нашъ продолжался часа два все въ этомъ же смыслѣ; я слушала со вниманіемъ сужденія и замѣчанія П., лучшаго офицера въ полку нашемъ, храбраго, опытнаго, строгаго къ себѣ, столько же какъ и къ другимъ. Очередь сойти съ лошадей второму полуэскадрону прекратила бесѣду нашу; ротмистръ сѣлъ на ло-
