Однажды мы расположились таборомъ близъ деревушки, въ которую переселился Та-бу-шишъ, и готовы были уже снова выступить, какъ вдругъ увидѣли его. Онъ былъ весь голый, расписанъ и украшенъ какъ для битвы, и держалъ въ рукахъ оружіе. Онъ медленно къ намъ приближался, и казался глубоко раздраженнымъ. Но никто изъ насъ не понялъ его намѣренія до самой той минуты, какъ онъ уставилъ дуло своего ружья въ спину моему брату. «Другъ мой» — сказалъ онъ ему: — «мы довольно пожили; мы довольно другъ друга помучили. Тебя просили отъ моего имени довольствовать«ся- тѣмъ, чтó уже я вытерпѣлъ; ты не согласился; черезъ тебя я все еще страдаю; жизнь мнѣ несносна: намъ должно вмѣстѣ умереть.» — Два молодые Индійца, видя его намѣреніе, тотчасъ натянули свои луки, и прицѣлились въ него стрѣлами; но Та-бу-шишъ не обратилъ на нихъ никакого вниманія, Уа-ме-гонъ-е-быю испугался, и не смѣлъ приподнять голову, Та-бу-шишъ готовъ былъ биться съ нимъ на смерть; но онъ не принялъ вызова. Съ той поры я вовсе пересталъ его уважать: послѣдній Индіецъ былъ храбрѣе и великодушнѣе его.»
Если частныя распри Индійцевъ жестоки и кровопролитны, то войны ихъ, за то, вовсе не губительны, и ограничиваются по большей части утомительными походами. Начальники не пользуются никакою властію, а дикари не знаютъ, чтó такое повиновеніе воинское. Они, наскуча походомъ, оставляютъ войско одинъ за другимъ, и возвращаются
