раемымъ? Разница — критиковать «Исторію Государства Россійскаго» и романы г. г. *** и пр. Критикъ, стараясь быть всегда равно учтивымъ и важнымъ, безъ сомнѣнія погрѣшаетъ противу приличія. Въ обществѣ вы локтемъ задѣваете сосѣда, вы извиняетесь; очень хорошо; но гуляя подъ качелями, вы толкнули лавочника, и не скажете же ему: millе раrdons. Вы скажете: за чѣмъ ходить толкаться подъ качели? за чѣмъ упоминать о книгахъ, которыя не стоятъ никакого вниманія? Но если публика того требуетъ непремѣнно, за чѣмъ ей не угодить? Сelà vous сoute si рeu, et leur fait tout de plaisir! — Да позвольте узнать: чтó значитъ и вашъ разборъ альманаха Мое Новоселье, который такъ щастливо сравнили вы съ тощимъ котомъ, мяукающимъ на кровлѣ опустѣлаго дома? Сравненіе очень забавно, но въ немъ не вижу я ничего важнаго. Врачю! исцѣлися самъ! Признаюсь, нѣкоторые изъ веселыхъ разборовъ, попадающихся въ «Библіотекѣ для Чтенія», тѣшатъ меня несказанно, и мнѣ было бы очень жаль, еслибы критикъ предпочелъ хранить величественное молчаніе.
Шутки г. Сенковскаго на счетъ невинныхъ мѣстoимѣній сей, сія, сіе, оный, оная, оное — не что иное какъ шутки. Вольно же было публикѣ и даже нѣкоторымъ писателямъ принять ихъ зачистую монету. Можетъ ли письменный языкъ быть совершенно подобнымъ разговорному? Нѣтъ, также какъ разговорный языкъ никогда не можетъ быть совершенно подобнымъ письменному. Не одни мѣстоимѣнія
