вѣчно не бритъ. Фракъ у Ивана Яковлевича (Иванъ Яковлевичъ никогда не ходилъ въ сюртукѣ) былъ пѣгій; то есть онъ былъ черный, но весь въ коричнево-желтыхъ и сѣрыхъ яблокахъ; воротникъ лоснился; a вмѣсто трехъ пуговицъ висѣли одни только ниточки. Иванъ Яковлевичъ былъ большой циникъ, и когда коллежскій ассессоръ Ковалевъ обыкновенно говорилъ ему во время бритья: «у тебя, Иванъ Яковлевичъ, вѣчно воняютъ руки!» то Иванъ Яковлевичъ отвѣчалъ на это вопросомъ: отъ чего жъ бы имъ вонять? «не знаю, братецъ, только воняютъ» говорилъ коллежскій ассесоръ — и Иванъ Яковлевичъ, понюхавши табаку, мылилъ ему за это и на щекѣ, и подъ носомъ, и за ухомъ, и подъ бородою, однимъ словомъ, гдѣ только ему была охота.
Этотъ почтенный гражданинъ находился уже на Исакіевскомъ Мосту. Онъ прежде всего осмотрѣлся; потомъ нагнулся на перила будто бы посмотреть подъ мостъ, много ли рыбы бѣгаетъ, и швырнулъ потихоньку тряпку съ носомъ. Онъ почувствовалъ какъ будто бы съ него разомъ снялось десять пудъ: Иванъ Яковлевичъ даже усмехнулся. Вмѣсто того чтобы итти брить чиновничьи подбородки, онъ отправился въ заведеніе съ надписью: «Кушанье и чай» просить стаканъ пунша, какъ вдругъ замѣтилъ въ концѣ моста квартальнаго надзирателя благородной наружности, съ широкими бакенбардами, въ треугольной шляпѣ, со шпагою. Онъ обмеръ; а между тѣмъ квартальный кивалъ ему пальцемъ, и говорилъ: «А подойди сюда, любезный!»
