дѣленномъ состояніи и едва черезъ нѣсколько минутъ пришелъ въ возможность видѣть и чувствовать: въ такое безпамятство повергла его неожиданная радость. Онъ взялъ бережливо найденный носъ въ обѣ руки, сложенныя горстью, и еще разъ разсмотрѣлъ его внимательно.
«Такъ, онъ! точно, онъ!» говорилъ майоръ Ковалевъ. «Вотъ и прыщикъ на лѣвой сторонѣ, вскочившій вчерашняго дня». Майоръ чуть не засмѣялся отъ радости.
Но на свѣтѣ нѣтъ ничего долговременнаго: а потому и радость въ слѣдующую минуту за первою уже не такъ жива; въ третью минуту она становится еще слабѣе, и наконецъ незамѣтно сливается съ обыкновеннымъ положеніемъ души, какъ на водѣ кругъ, рожденный паденіемъ камешка, наконецъ сливается съ гладкою поверхностью. Ковалевъ началъ размышлять, и смекнулъ, что дѣло еще не кончено: носъ найденъ, но вѣдь нужно же его приставить, помѣстить на свое мѣсто.
«А что, если онъ не пристанетъ?»
При такомъ вопросѣ, сдѣланномъ самому себѣ, майоръ поблѣднѣлъ.
Съ чувствомъ неизъяснимаго страха бросился онъ къ столу, придвинулъ зеркало, чтобы какъ нибудь не поставить носъ криво. Руки его дрожали. Осторожно и осмотрительно наложилъ онъ его на прежнее мѣсто. О ужасъ! Носъ не приклеивался!... Онъ поднесъ его ко рту, нагрѣлъ его слегка своимъ ды-
