Чебаковъ. Послушайте, это сваха, должно быть?
Бальзаминовъ. Такъ точно-съ. Конечно, невѣжество…
Чебаковъ. Такъ вотъ что, Бальзаминовъ: нельзя иначе, надо непремѣнно башмачникомъ. А то какъ же вы къ нимъ въ домъ войдёте? А вы надѣньте сертукъ похуже, да фуражку, вотъ хоть эту, которая у вас въ рукахъ, волосы растреплите, запачкайте лицо чѣмъ-нибудь и ступайте. Позвоните у воротъ, вамъ отопрутъ, вы и скажите, что-молъ башмачникъ, барышнямъ мѣрку снимать. Тамъ ужъ знаютъ, васъ сейчасъ и проведутъ къ барышнямъ.
Бальзаминовъ. А потомъ что же-с?
Чебаковъ. Послушайте, Бальзаминовъ! Вы чудакъ. Какъ же вы спрашиваете, что дѣлать! Вы влюблены или нѣтъ?
Бальзаминовъ. Влюблёнъ-съ.
Чебаковъ. Такъ вѣдь надо же вамъ объясниться. И кстати, письмо отдадите. Моей отдайте вотъ это письмо (отдаётъ письмо), а своей откройтесь въ любви, скажите, что хотите её увезти, станьте на колѣни. Да вы послушайте, не перемѣшайте: моя старшая, а ваша младшая; моя Анфиса, а ваша Раиса.
Бальзаминовъ. Помилуйте! Какъ можно! А вы, Лукьянъ Лукьянычъ, ужь открылись-съ?
Чебаковъ. Давно ужь…
Бальзаминовъ. Мы ихъ, Лукьянъ Лукьянычъ, скоро увезёмъ-съ?
Чебаковъ. Какъ будутъ согласны, такъ и увезёмъ.
Бальзаминовъ. Моя будетъ согласна-съ, потомучто она на меня такъ смотритъ, когда мы мимо проходимъ, что даже уму непостижимо-съ.
Чебаковъ. Послушайте, ну вотъ и прекрасно.
Бальзаминовъ. Только, Лукьянъ Лукьянычъ, какъ бы намъ не ошибиться насчётъ…
Чебаковъ. Насчётъ денегъ? Нѣтъ, господинъ Бальзаминовъ, я въ этомъ никогда не ошибаюсь.
Бальзаминовъ. То вы, а то я-съ.