Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах
Т. 10. Проза 1807—1811 гг. Кн. 2.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
— Какой прекрасный замок, какое место, какой огромный сад, — сказал Мелькур своему другу Вернелю, который сидел с ним в почтовой коляске; они оба возвращались из Италии и ехали через Бурбонне в Париж.
— Я очень желал бы, — прибавил Мелькур, — провести в этом замке несколько времени, например, нынче в нем отужинать, а завтра, осмотревши его живописные окрестности и напившись кофе с хозяином, опять отправиться в дорогу.
— В самом деле тебе этого хочется? — спросил Вернель.
— В самом деле.
— Очень нетрудно исполнить твое желание. Мы нынче ужинаем и ночуем в этом замке.
— Разве ты знаком с помещиком?
— Нет, и имени его не знаю, но что нужды.
— Каким же образом… ужинать и ночевать в его замке?
— Увидишь. Постильон, повороти в перспективу и ступай прямо в этот замок, к господину… господину…
— Бермону? — спросил постильон.
— Так точно, к Бермону. Начало счастливое! Мы знаем теперь, что наш хозяин называется Бермоном, — шепнул Вернель на ухо Мелькуру.
— Давно ли вы знакомы с господином Бермоном, — спросил постильон, — удавалось ли вам видать его дочерей? Вот красавицы! Старшей не более шестнадцати лет. Они еще никогда не выезжали из деревни и не знают, что такое Париж.
— Радуйся, Мелькур, мы проведем нынешний вечер в приятном обществе. Смотри же, будь осторожен; твое дело молчать и не противоречить мне ни в одном слове: ты увидишь, как счастливо кончится наше приключение.
Коляска въехала на двор, остановилась у крыльца, старик очень благородной наружности встретил путешественников с ласковым взглядом, с приветливою улыбкою. .
— Позвольте спросить, вы ли господин Бермон?
— Я, милостивый государь; прошу вас покорно войти в горницу, там мы будем вам очень рады.
— Прием изрядный, — шепнул Вернель на ухо Мелькуру.
— Это мои дочери, — сказал Бермон, указывая путешественникам на трех прелестных девиц, которые встали и поклонились при входе их в горницу.
— Час от часу лучше, — сказал Вернель Меркуру.
Сели. Вернель начал говорить: «Позвольте мне, господин Бермон, сказать вам теперь о причине моего посещения. Путешествуя по Италии, познакомился я в Милане с одним из моих земляков, который, дней за пять до прибытия моего в этот город, возвратился из Америки, где нажил миллионы. Он остановился в Милане у одного старинного знакомца банкира Дельмаса: эта фамилия должна быть вам известна…»
— Знаю, — отвечал Бермон.
— Американец наш, так же как и вы, называется Бермоном. Это один из самых добродушных и любезных людей на свете; жаль только одного: он очень слаб здоровьем. Познакомившись с ним, нельзя не полюбить его от всего сердца… Мы прожили с ним в Милане две или три недели, как старые друзья, как братья, но вы, конечно, сами его знаете, господин Бермон?
— Признаюсь, милостивый государь, совсем не знаю; не могу даже и вспомнить, чтобы я имел родственника в Америке. Но сам ли он вам сказал, что имеет родных во Франции?
— Сам, господин Бермон, и чаще всего вспоминал он об одном внучатном брате, которого желал бы очень узнать и о котором не имел, однако, никакого известия. Прощаясь с ним, я сказал, что поеду через провинцию Бурбонне. Он вспомнил, что его родственники когда-то живали в окрестностях Невера или Монтаржиса, и просил меня узнать, не осталось ли кого-нибудь из них в этом месте; особенно ж поручил он мне наведаться о том внучатном брате, о котором он слышал столь много доброго, который имеет трех дочерей, живет безвестно в своей деревне, посвятив себя совершенно сельской и семейственной жизни. Я дал ему слово исполнить его желание, расспрашивал в здешней провинции о Бермонах: мне сказали, милостивый государь, что здесь никого нет вашей фамилии, кроме одних вас. По всем обстоятельствам заключил я, что вы тот внучатный брат моего миланского знакомца, который столько времени желал получить известие, и я поспешил с вами увидеться, чтобы сообщить вам предложение вашего почтенного родственника.
В эту минуту доложили, что стол накрыт и кушанье поставлено. Бермон просил путешественников у него отужинать; разумеется, что они приняли это приглашение с удовольствием. Вернель шепнул Мель-куру: «Видишь теперь, что я сдержал слово; мы здесь ужинаем».
За столом разговаривали о мексиканце. Вернель описывал его характер, рассказывал забавные анекдоты. «Он очень скучает одинокою жизнию, — продолжал Вернель, — и миллионы ему не помогают; доброму сердцу его необходимы связи родства и тесной дружбы. Он ничего столько не желает, как возвратиться во Францию и кончить остальные дни свои в кругу родных, в любезной отчизне; надобно вам знать, что он родился в провинции Бурбонне. Прощаясь со мною, просил он меня посетить ваш замок, и если мне покажется, что в вашем семействе может он найти то, чего так долго ищет, то есть спокойствие, добрых людей и дружбу, если увижу, что ваше жилище прилично ему, что окрестности вашего замка приятны, а воздух здешней провинции для него может быть здоров, спросить у вас от его имени, согласитесь ли дать ему место в вашем доме, признать его своим родственником и позволить ему, вместе с вами, свободно, уединенно и счастливо провести остальные годы своей жизни. Признаюсь, увидя вас посреди вашего семейства, я позавидовал моему американскому другу, которому фортуна (и, сказать правду, его редкий характер) дает некоторым образом право требовать, чтоб вы приняли его в ваше милое общество. Мне остается желать, чтобы вы позволили мне взглянуть на окрестности вашего дома; тогда буду в состоянии дать обо всем верный отчет моему другу».
— Все то, что вы мне сказываете, чрезвычайно меня радует, — отвечал Бермон, — уверьте моего родственника, что я и дочери мои готовы принять его с отверстыми объятиями. Но вам бы необходимо надобно у меня ночевать, чтобы увидеть окрестности моего замка. Теперь и поздно и темно.
— Слышишь ли, — шепнул Вернель Мелькуру. На другой день поутру, напившись кофе, пошли гулять. Бермон водил путешественников по саду и показывал им окрестности своего замка: с этой горы прекрасный вид на большую дорогу; в этой роще, которую обтекает река, всегда, и в самые знойные дни, очень прохладно; шум этого водопада очень приятен ночью, когда сидишь на террасе, а в окружности все покойно.
— Этот домик, на косогоре, открытый с юга, а с севера защищаемый липовою рощею, с особенным двором, со всеми нужными принадлежностями, и находящийся в пятидесяти шагах от главного корпуса, как нарочно построен для вашего родственника; из окон вид прекрасный: река, живописная даль, словом сказать, место волшебное.
Вернель был вне себя от восхищения. Старый Бермон пожимал его руку. Они возвратились в дом; Вернель требует бумаги, чернилицу и перо; садится и пишет в Милан к господину Бермону, которому объявляет, что родственник его, живущий в окрестности Монтаржиса, желает искренно его узнать и предлагает ему свой дом, в котором найдет он счастие, спокойствие и добрых людей, готовых быть ему друзьями. Письмо запечатано, адресовано на имя банкира Дельмаса, которого просили отдать его в собственные руки господину Бермону; послано на почту; путешественники прощаются, садятся в коляску, едут; можете вообразить, сколько они смеялись дорогою на счет добродушного и гостеприимного Бермона.
Прошло полтора года; важные торговые дела принудили Вернеля отправиться из Парижа в Лион. Была глубокая осень и дорога ужасная. Вернель принужден был ехать днем и ночью. В одну самую темную, дождливую ночь изломилось у коляски его колесо; в стороне сверкали огни; Вернель послал просить помощи, к нему выслали человека с просьбою, чтобы он вошел в дом и переждал, пока починят его коляску; Вернель обрадовался приглашению (дождик лил ливмя); нахлучив на глаза шляпу и обернувшись плащом, побежал в дом; всходит на крыльцо; ему говорят: добро пожаловать; голос знакомый; он подымает глаза, кого же видит? Бермона!
— Ах, это вы, любезный Вернель! Какой случай, какое счастие! Войдите, войдите! Вы, верно, будете любопытны узнать, что сделалось с нами после вашего последнего посещения.
Вернель был в страшном замешательстве; что делать, что говорить?
— Получили ли вы ответ? — спросил он с притворным спокойствием.
— Войдите, сами узнаете!
Вернель входит в гостиную; видит трех дочерей Бермоновых, сидящих у камина; за столом у старшей стоял молодой человек, прекрасный лицом.
— Ах, это вы, господин Вернель, — воскликнула младшая дочь Бермона. Молодой человек поднял глаза и поклонился Вернелю с учтивостию.
— Что это, Густав, — спросил Бермон, — разве ты не узнаешь миланского друга своего?
— Я не имею чести знать господина Вернеля.
— Как, разве не он жил с тобою в Милане душа в душу целые три недели?
— Признаюсь, я в первый еще раз имею удовольствие видеть господина Вернеля! Но загадка для меня объясняется: скажите мне, милостивый государь, не вы ли писали то письмо, которое получил я от банкира Дельмаса и в котором неизвестный мне человек уведомлял меня, что я имею в окрестностях Монтаржиса родных, которые готовы принять меня в свое семейство.
Все оборотили глаза на Вернеля; он успел уже оправиться от замешательства и отвечал.
— Скажите мне, довольны ли вы своим пребыванием в замке господина Бермона?
— Прекрасный вопрос! Я здесь нашел свое счастие: вот моя жена, — сказал он, поцеловав старшую дочь господина Бермона.
— А я нашел в нем милого, доброго, редкого сына.
— Обоймите ж меня оба и, если можете, сердитесь на мой обман. Все то, что я вам рассказывал, любезный господин Бермон, была одна выдумка: мне хотелось выиграть заклад у друга моего, Мелькура, который никак было не верил, чтобы можно было нам ужинать, ночевать и на другой день завтракать в вашем замке.
— Счастливая ложь, — воскликнул Бермон. — Ваше письмо было, любезный Вернель, доставлено по адресу; банкиру Дельмасу в самом деле знаком был некто Бермон, наш родственник, человек одинокий, недавно лишившийся отца, который сделал его наследником миллионов. Он был обрадован нашим приглашением, тотчас приехал к нам в замок. Мы ожидали увидеть старика, но, к удивлению своему, увидели приятного, молодого человека, который особенно понравился старшей моей дочери Софии. Доказательством этому служит то, что она теперь за ним замужем.
— Рекомендуйте ж меня господину Бермону. Ему нетрудно поверить, что я не имел и в мыслях сделать ему зла, выдумавши на него такую историю. Кажется, и не сделал.
Молодой Бермон обнял Вернеля; а старик, любуясь на них, говорил: «Иногда и ложь бывает не хуже правды».
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Автограф неизвестен.
Впервые: ВЕ. 1809. Ч. 45. № 11. Июнь. С. 161—172 — в рубрике «Литература и смесь», с заглавием: «Счастливая ложь», с пометой в конце: (С французского).
В прижизненных изданиях: Пвп 1. Ч. 2 («Повести»). С. 37—50; Пвп 2. Ч. 1. С. 241—250 — с тем же заглавием и без помет. Текст идентичен первой публикации.
Печатается по Пвп 2.
Датируется: не позднее второй декады мая 1809 г.
Источник перевода неизвестен.
«Счастливая ложь» — чистый образец новеллистического жанра, разработку которого в разных его вариантах Жуковский предпринимает в ВЕ. Не обремененная психологическими, социальными или философскими мотивациями, эта новелла сосредотачивается на бытовом случае, разрешающемся неожиданно для его инициатора, и благодаря своей анекдотической составляющей плотно включается в пространство журнальной беллетристики, требующей в первую очередь занимательности, «в которой идеальное нравилось бы сходством своим с существенностью, которая доставляла бы любопытному удовольствие сравнивать истину с вымыслом, самого себя с романическим лицом» («Письмо из уезда к издателю»; 1808. № 1).
Центральным моментом новеллистической картины мира является случайность, столь ярко проявившаяся в сплетении обстоятельств «Счастливой лжи». Очевидно, именно это обстоятельство подвигло Жуковского на перевод. В ВЕ проблеме счастья особо посвящена статья «Кто истинно добрый и счастливый человек» (1808. № 12), вывод которой очень точно соотносится с разрешением событий «Счастливой лжи»: «Ты хочешь верного счастия? Почитай обязанностию быть деятельным для пользы отечества; но лучшие твои наслаждения, но самые драгоценные награды твои да будут заключены для тебя в недре семейства» (с. 224). Случайность, организующая действие новеллы, тем самым лишь воплощает в жизнь глубинные стремления героев к домашнему покою и семейному счастью, идиллический образ которых представлен в лице господина Бермона и его дочерей. Своеобразной параллелью этой новеллы, акцентирующей тему фортуны, награждающей добрых, выступили в ВЕ повести «Портрет» (1808. № 22), «Лиммерикские перчатки» М. Эджворт (1808. № 20, 21), «Молочница и золотых дел мастер» (1809. № 13), «Отставленный министр и нищий с деревянною ногою» (1809. № 23).