Франциск Скорина (Владимиров)/1/1/2

Добавить ссылки
Материал из Викитеки — свободной библиотеки
← Глава 1.1Франциск Скорина : его переводы, печатные издания и язык — Часть 1, глава 1.2
автор Пётр Владимирович Владимиров		Глава 2.1 →
Источник: Владимиров П. В. Доктор Франциск Скорина: его переводы, печатныя издания и язык : изследование П. В. Владимирова. — СПб: Тип. Императорской акад. наук, 1888. Индекс и скан; др. экземпляры: prlib.ru, РГБ; google

[43]

2. Скудость биографических сведений о докторе Франциске Скорине. — Отношения его к западной России. — Направление его образования и деятельности в Праге в связи с состоянием краковского университета и чешского книгопечатания. — Вопрос о прекращении издательской и типографской деятельности Скорины.
——————

Немногие положительные данные для биографии доктора Франциска Скорины относятся только ко времени его издательской деятельности и частной жизни в Вильне (1517—1535 года)[1]. Ни год рождения Скорины, ни год смерти его неизвестны. Неизвестно с точностью и место окончательного его образования, как и вероисповедание его, о котором, как [44]мы видели из обзора литературы предмета, существуют такие разноречивые мнения.

Время рождения Скорины можно отнести к последней четверти XV века (около 1490 года). Если мы признаем, что в 1504 году Скорина поступил в краковский университет, то, по правилам университета, он должен был иметь не менее 14 лет[2]. Принимая в соображение эти лета Скорины, мы можем думать, что в 1517 году, когда он издал свою первую книгу в Праге, ему было не менее 27 лет; в таком возрасте, или даже несколько старше, изображен Скорина и па портрете 1517 года. Последнее известие о Скорине с годом мы имеем от 1535 года, когда ему следовательно было не менее 45 лет.

Если трудно установить год рождения Скорины, то нельзя сомневаться в том, что по происхождению он был русский и родился в Полоцке. «С Полоцка, из славного града Полоцка», постоянно прибавляет Скорина в послесловиях. к своему имени и ученому званию. «Аз... нароженыи в руском языку», говорит о себе Скорина в предисловии к книге Даниила; в других предисловиях он называет русский язык своим «прироженым», а в предисловии к первой книге (Псалтырь 1517) объясняет свою деятельность на пользу русского народа («своей братии Руси»), славянской и русской письменности «наболеи с тое причины, иже мя милостивый Бог с того языка (русского) на свет пустил».

Старинный русский город Полоцк, получивший в 1498 году жалованную грамоту на магдебургское право, был богатый город, так как обложен был ежегодным взносом в казну [45]великого князя Литовского в 400 коп грошей, тогда как например город Минск платил только 60 коп грошей[3]. О богатстве купцов полоцких свидетельствует Гваньини в своей Хронике[4]. К богатой же купеческой фамилии[5] в Полоцке принадлежал и Франциск Скорина, который, по акту XVI века, называется еще и другим именем Георгий[6]. К [46]сожалению, мы ничего не знаем о родителях Скорины. Акты XVI века называют только брата Франциска Скорины, с его сыновьями и зятьями[7]. Брат доктора, Иван Скорынич, владел в Полоцке недвижимым родовым имуществом, в котором, по указанию одного из его родственников, в 1535 году, была часть и доктора Франциска Скорины. Судное дело Ивана Скорынича, причинившее, после его смерти, не мало беспокойств доктору Скорине, возникло вследствие долга Ивана Скорины в 22 копы грошей — суммы довольно значительной. В 1552 году, в ревизии воеводства Полоцкого, упоминается Еско Скорина, за землю которого 21 человек мещан платят 2 копы 17 грошей[8]. Кроме свидетельства о состоятельности полоцких Скорин, акты XVI века указывают на их отношения с немцами и с Вильной. Иван Скорынич имел какие-то торговые дела в Риге, где и занял у виленского мещанина Петра Соколовского 22 копы грошей, а сын Ивана Скорины — Роман, по выражению акта XVI века, «служил в немцах». Иван Скорынич, владея недвижимым имуществом в Полоцке (дворище в замку Полоцком) был в то же время «мещанином виленским». Виленским же мещанином называется и сын его Роман[9].

Эти отношения полоцких Скорин к Вильне имеют особенное значение в жизни и деятельности Франциска Скорины. [47]Около 1525 года доктор Франциск Скорина становится постоянным жителем Вильни. В 1525 году, по его собственному свидетельству в послесловии к Апостолу, он имеет типографию «въ дому почтивого мужа Якуба Бабича, найстаршего бурмистра славнаго и великаго мѣста виленскаго»[10]. Между 1525 и 1529 годами Скорина женился в Вильне на вдове Юрия Одверника[11] Маргарите. В 1529 года доктор Скорина ведет тяжбу за недвижимое имущество своей жены (дом в Вильне) и выигрывает дело. Последние известия о докторе Франциске Скорине в Вильне, по актам XVI века, относятся к 1532 и 1535 годам. Но указания на связи Скорины с Вильной заходят и в более раннее время — его издательской и типографской деятельности в Праге. На многих экземплярах пражских изданий Скорины, начиная с первой книги Псалтыри 1517 года, сделаны приписки (рукою XVI века и письмом печатных книг Скорины): «а то сѧ стало накладом Богдана Онкова сн҃а радци места виленьского»[12]. Имена богатых виленских «мещан», [48]стоявших во главе городского управления, Богдана Онькова и Якуба Бабича, связанные с издательской и типографской деятельностью Скорины, объясняют нам отношения его к западной России вообще и к тогдашнему центру умственного развития — Вильне в особенности, — на которых мы теперь и остановимся.

Если около 1525 года, после прекращения деятельности в Праге, доктор Франциск Скорина нашел в Вильне, в лице Якуба Бабича, покровителя своей типографской и литературной деятельности, своего рода «христолюбца» для книжного дела, в роде упомянутого выше Федора писаря, приютившего в 1502 году списателя «Десятоглава», то и для пражской деятельности Франциск Скорина нуждался в таких же покровителях. Указаний на князей и бояр западной России мы не находим у Скорины, как позднее обращаются к ним издатели Несвижского Катихизиса (1562), Тяпинский, издатель Евангелия (около 1570 года), и др.; предположение (Добровского) о содействии Скорине короля Сигизмунда I, основанное на упоминании Скорины о напечатании Апостола «при держаніи наласкавшего господаря Жикгымонта» и на грамотах короля (1532 года)[13], ничем не подтверждается. Остаются более основательные связи Скорины с богатыми виленскими горожанами, которые и [49]могли быть его покровителями, как они были покровителями дел благотворительности в братствах[14]. А между тем не в одном только материальном пособии для роскошного по тому времени издания библейских книг нуждался Скорина: он нуждался также и в значительном количестве церковно-славянских рукописей. В его пражских книгах, как увидим дальше, часто приводятся выдержки из церковно-славянского текста Евангелия, Апостола, Пятокнижия Моисеева, Псалтыри, Пророков, Царств, Судей, Иова, Притчей, Екклезиаста. Такое богатое собрание библейских книг заграничный доктор медицины, трудившийся в Праге, должен был достать на родине, и в этом могли помочь ему виленские связи[15]. Миряне, державшие на дому Правила церковные, большие ценные рукописи, делавшие «наклады» в церкви книгами, имели конечно у себя и библейские книги, хотя не имели полной церковно-славянской библии. Этой потребности «простых людей руского языка», «посполитого доброго» в полной библии и имел в виду удовлетворить своим переводом и изданием Скорина. Замечательны некоторые выражения Скорины в его предисловиях к пражским изданиям, на которых мы остановимся подробнее в следующей главе, проникнутые любовью к родине и стремлением принести ей пользу своим посильным трудом. Говоря в предисловии к книге Юдифь о том, что «люди игде зродилися и ускормлены суть по бозе, ктому месту великую ласку имають», [50]Скорина выставляет Юдифь примером для мужей, чтобы они «всякого тружания искарбов для посполитого доброго и для отчины своея не лютовали». В предисловии к книге Есфирь, говоря о переводе библейских книг — «своему прироженому Рускому языку кнауце всего доброго», Скорина заключает, как бы эпиграфом ко всему своему труду: «Нетолико сами собе народихомся иасвет. Но более кослужбе божиеи, ипосполитого доброго». Под влиянием этой мысли Скорина, как сам говорит, и «поднялся праци тое». В предисловии к книге Левит Скорина говорит: «мы братия не можем ли вовеликих послужити посполитому люду руского языка сие малые книжки праци нашее приносимо им». Так писал Скорина, издавая свои книжки за границей, в Праге. Переехавши в Вильну и возобновивши здесь прерванную в Праге типографскую деятельность, при пособии бурмистра Бабича, Скорина принимается за издания, которые как нельзя больше отвечали потребности православных купцов и мещан виленских, хлопотавших о религиозных нуждах своих во время торговых путешествий в землях ляцких и немецких. Припомним подвижной антиминс, выхлопотанный виленскими мещанами-братчиками у константинопольского патриарха. Таким же нуждам путешествующих виленских купцов отвечало замечательное издание Скорины — «Малая подорожная книжица». И замечательно здесь то, что Скорина не просто издал готовый рукописный текст Псалтыри следованной (как это делал Феоль), а переработал его по языку, расположению и внешней форме.

Так действовал человек, работавший не по одному только заказу православных, а деятель с известными уже нам побуждениями — принести посильную пользу «своей братии — людям руского языка». В виленских изданиях Скорины (другое издание — Апостол имеет также определенное [51]назначеніе для православных) эти люди русского языка несомненно православные. Ничто не препятствует отнести к ним же и пражские издания Скорины (библейские книги). В следующих главах мы увидим общие приемы и источники, которыми пользовался Скорина, как при издании пражских книг, так и виленских. Теперь же упомянем только об одной книге из пражских изданий — Псалтыри 1517 года. Издавая ее на церковно-славянском языке, почти в том самом виде, как она была в ходу среди православных, с разделением на кафизмы и славы, и в то же время назначая ее «детем малым», как «початок всякое доброе науки, грамоты, еже добре чести и мовити учить», Скорина имел в виду известные требования древнерусской грамотности. А это назначение первого пражского издания в связи с стремлением Скорины придерживаться церковно-славянского языка дает нам объяснение к темному вопросу в жизни Скорины — его первоначальному образованию на родине. Необходимо предположить время в его жизни, всего вероятнее в юности, когда он познакомился с церковно-славянской письменностью и изучил церковно-славянский язык, насколько мог изучить при отсутствии церковно-славянских грамматик.

Переходим к другому образованию Скорины и к другим отношениям его к западной Европе, преимущественно к западным славянам — полякам и чехам. Об образовании Скорины мы имеем единственное вероятное указание. В числе получивших степень баккалавра в философском факультете краковского университета в 1506 году упоминается Fran de Poloczko, Litphanus[16]. Вероятно это то же самое лицо, что [52]значится студентом, под именем «Franciscus Luce de Ploczko, solvit 2 gr.»1, поступившим в краковский университет в 1504 году. Свидетельство это может еще лучше подтвердиться, если в актах западной России откроется имя отца Франциска Скорины, которое, по приведенному свидетельству, должно быть Лука. Первое свидетельство, к сожалению, без фамилии Скорина, соединено однако с названием родины de Роloczko, которое отмечает постоянно, как мы уже говорили, и Фр. Скорина «с Полоцка». В конце XV и в начале XVI века среди магистров краковского университета мы встречаем еще литовца: «Andrzej Kniaź na Swirze Swirski» (de genere ducum Lithuanus)[17]. Кроме того, среди магистров же упоминаются еще из Литвы Wileńczycy.

Состояние образования в краковском университете[18], походившем на подобные учреждения западной Европы, особенно на пражский университет, может служить объяснением направления Скорины. В философском факультете краковского университета в начале XVI века (лекции, читанные от 1504—1506, можно найти в «Liber diligentiarum», издан. Вислоцким, в 1886 году) преподавались известные в средние века семь свободных наук, основанных на латинских трактатах из сочинений Аристотеля по риторике, логике, физике, читались [53]латинские авторы — Саллюстий, Вергилий, Сенека, причем для изучения грамматики служило изложение варварской латыни Доната, преподавалась астрология, называвшаяся астрономией; для практических упражнений устраивались почти ежедневные диспуты, а занятия астрологией дополнялись еще составлением календарей и гороскопов. Эти семь свободных наук, начало тогдашней университетской мудрости, Скорина считал необходимым рекомендовать и своим русским читателям при чтении библейских книг, причем упомянул о разделении семи наук на «три науки словесные»: грамматику, логику и риторику и — остальные четыре науки: «музику, аритметику, геометрию и астрономию или звездочеть»[19]. В предисловии на книгу Сираха, при которой приложена гравюра, изображающая диспут, Скорина говорит и об «Арестотелевой божественой и житейской мудрости». Почти все предисловия Скорины, на которых остановимся подробнее в следующей главе, показывают, как часто говорит о науке Скорина[20], не смотря на то, что считает для своей «братии руских простых людей» более «потребными» книги библейские, чем упоминаемые им науки.

В начале XVI века, когда учился в краковском [54]университете Скорина, выдающимися профессорами на философском факультете были Михаил Братиславский (Michael de Wratislawia, 1488—1612) и Иоанн Глоговский (Ioannes de Glogovia, 1487—1506). Имя последнего, по свидетельству Старовольского[21], связано с известием о переводе Глоговским библии па славянский или русский язык. Несомненно, что это известие Старовольского, отметившего при этом и книги доктора Франциска Скорины (которого Старовольский ошибочно называет theologus) — неверно; но оно не лишено значения в биографии Скорины, как студента краковского университета, ученика Иоанна Глоговского. Старовольский, краковский каноник и историк, живший в конце XVI и в начале XVII века, мог смешать предания краковского университета о Скорине и I. Глоговском, издавшем много латинских книг в Кракове и за границей. Замечательно, что всё, что читалось в краковском университете на философском факультете, было напечатано уже в конце XV и в начале XVI века в типографиях заграничных и в краковских. Профессора, как упомянутые М. Братиславский и I. Глоговский, уважавшие типографскую деятельность, могли передать это уважение и своим ученикам, а интерес учеников мог поддерживаться еще краковскими типографиями, не только выпускавшими латинские книги с отрывками на польском языке, но и церковно-славянские (книги Феоля).

Преобладающим направлением в краковском университете в рассматриваемое время было теологическое, так как [55]университет находился в руках католического духовенства. Этим направлением проникнуты были даже такие факультеты, как юридический и медицинский. Медик, изучавший Гипократа, Авицену и Галена, гербарии[22] и астрологические книги, должен был главным образом иметь в виду религиозные требования: в университете отличаться благочестием, а, по окончании учения, призванный к больному, должен был прежде всего давать ему советы о спасении души, о её лечении, а затем уже лечить тело. Такой взгляд на докторов мы находим у Скорины в предисловии на книгу Судей: «внегда каемся грехов своих, то посылаеть нам гдь бог Пастырей и Докторов[23], они же научають нас противитися бесовским локусам». Может быть, этим же религиозным направлением объясняется и литературная деятельность доктора Скорины, поддержанная еще состоянием письменности в юго-западной России, где, при отсутствии школ, какой бы то ни было науки и светской литературы, только и мыслимы были религиозные книги. Как медик своего времени, Скорина изображен на портрете (при книге Сираха, 1517 года) с «sphaera mundi»[24], помещавшейся в астрологических книгах XVI века; и самый герб его, изображенный на передней половине столика (пульта), за которым работает Скорина над переводом библии (так он [56]изображен на портрете) соединение солнца и лупы, в виде человеческих лиц (герб этот повторяется и в пражских и в виленских изданиях), быть может, также относится к астрологическим знакам1.

Медицинский факультет в краковском университете, в коллегию которого в 1505 году Maciéj z Miechowa Artium et Medicin. doctor записал 600 червонных злотых[25], находился однако в упадке. Если справедливо указание Лукашевича, что в начале XVI столетия в краковском университете только в 1526 году в первый раз Лука Носковский докторизовал медика, то и Скорина должен был получить степень «доктора в лекарстве»[26], подобно другим воспитанникам краковского университета, за границей — в Германии, в Италии (преимущественно в Бононии), или в Праге. К сожалению, в начале XVI века, по словам историка пражского университета[27], нет никаких известий о состоянии медицинского факультета в Праге. Во всяком случае, после 1506 года Скорина должен был покинуть Краков и отправиться дальше за границу, где мы его и застаем уже только в 1517 году, в Праге. Остается совершению темным в жизни Скорины период от [57]1506 до 1517 года. С 1517 по 1520 год мы имеем печатные книги Скорины, как свидетельства о его жизни и деятельности в Праге. Содержание этих книжек, на которых мы остановимся в следующей главе, покажет непосредственное отношение литературной деятельности Скорины к чешской литературе; к сожалению, в замечаниях самого Скорины, кроме названия места издания[28], нет указаний на возникновение и развитие его типографской деятельности в Праге: Скорина ничего не говорит о начале типографии, о приготовительных работах к ней, её составе и сотрудниках. В виду этого мы считаем необходимым остановиться на состоянии чешского книгопечатания, насколько оно относится к возникновению деятельности Скорины в Праге.

Состояние чешского книгопечатания[29], в годы (1517—1520) деятельности Скорины, в Праге и вообще в Богемии объясняет нам еще другие связи издательской и типографской деятельности Скорины с Германией. Еще Добровский заметил в [58]истории чешского книгопечатания в первые два десятилетия XVI века упадок типографского дела, для поднятия которого чехи обращаются в Венецию и в немецкие города, в которых в это время процветала типографская деятельность, преимущественно в Нюрнберг и Аугсбург. В Праге, напр., в 1517 году вышло всего два издания, оба сеймовые решения, об одном из которых Ганка замечает, что оно напечатано шрифтом первых пражских изданий (т. е. в роде Библии 1488 года); в 1518 году не вышло ни одного издания; в 1519 году явилось одно издание, с хорошими гравюрами, резанными па дереве: «Welmi piekna nowa Kronika aneb Historia.... Kraale Floria z Hispanij A gelio milee panie Biantzeforze», etc. Это издание вышло из типографии Яна Шмерговского (Jana Ssmerhowského), который стал печатать в Праге еще в 1513 году (одно изд.). Другой типографщик, известный в это время, представитель старой пражской типографии (w Starém Miestie Pražském, v bijlého lwa na owoczném trhu), Николай Конач (Nicolaus finitor de Hodisskow, in lacu; Mikulass Konač na Lužy, z Hodisskowa), издавший еще в 1510 году книгу с гравюрами и с собственными стихами — «Czeska Kronyka», с 1517 по 1520 год издал только одно решение сейма. Конач был не только типографщик, сопровождавший свои издания стихами и предисловиями, но и переводчик. Лучшая пора его деятельности относится к 1514, 1515 и 1516 годам. В 1518 году, когда из пражских типографий не вышло ни одного чешского издания, в Болеславе (w Boleslawi mladem) проявил особенную типографскую деятельность лекарь Николай Клаудиан (Mikulass Klaudyan lekaĭ boleslavský), издававший не только медицинские и переводные книги, но и религиозные, между которыми замечателен чешский Новый Завет с чтениями из Ветхого Завета. В 1517 году Клаудиан начал свою издательскую [59]деятельность на пользу чешского парода (yazyku Cžeskeho mohl službu vežiniti) печатанием чешских книг с гравюрами в Нюрнберге в типографии мещанина нюрнбергского Гелцля (Jeronymus Hoeltzl, Hölzel). Замечательно, что нюрнбергского типографщика Гелцля подозревали в таком же отношении к чешским братьям, в каком стоял к ним его заказчик и ученик Николай Клаудиан. В 1517—18 году архиепископ майнцский издал запрещение, касавшееся преимущественно Гелцля, — издавать библейские и другие книги на чешском языке, под страхом изгнания из города[30]. Таким же отношением к чешским братьям объясняется более позднее издание в Нюрнберге чешской библии в 1540 году (6-е изд., напечат. Leonhard Milchtaler)[31]. Кроме Гелцля, в 1520 году, в Нюрнберге, у типографщика Яна Штухса напечатано чешское издание: Hortulus animae, с гравюрами, на средства Яна Шимара из Аугсбурга. Имена нюрнбергских типографщиков Штухсов и особенно знаменитых Кобергеров (издателей и книгопродавцев) связаны не только с Прагой, но и с Краковом[32]. Таким образом и польские и чешские отношения к нюрнбергским типографщикам могут служить одинаково объяснением непосредственного отношения пражских изданий Скорины по бумаге, шрифту и украшениям к нюрнбергским изданиям.

Кроме Нюрнберга, некоторые чешские книги в самом начале XVI века печатались в Венеции. В 1506 году вышло здесь замечательное издание чешской библии, на котором мы остановимся подробнее, так как оно оказало особенное влияние па литературную деятельность Скорины. Венецианское издание [60]было третьим изданием чешской библии, два первые издания её вышли в Богемии, в копце XV века. Первое издание чешской библии вышло в 1488 году, «w slawnem Miestie Starem Pražskem». В послесловии к этой библии издатели её, «slowutni mužie а miesstianee Pan Jan pytlik. a pan Seweryn Kramaĭ... a pan Jan od čapuow a pan Matieg od bieleho Iwa» — говорят о помощи им ученых мужей пражских, «mužuow vcženych Mistruow Pražskych: a ginych w zakonie božiem rozumnych... pomoczy przy wykladech slussnych a prawych», и о назначении издания «naprzed ke czti a k chwale božie ... a ku prospiechu wiernych Cžechow у Morawanow». В 1489 году явилось второе издание чешской библии в Кутных Горах (na horach Cutnach slawnych) ученого Мартина z Tissnowa, который присоединил к своему изданию гравюры. Венецианское издание чешской библии 1506 года предприняли пражские мещане Jan Hlawsa, Waczlaw Sowa и Buryan Lazar, причем воспользовались советами ученых мужей пражских. Этим влиянием ученых объясняются значительные отличия в издании венецианской библии от двух предыдущих, о чём мы еще скажем. В конце предисловия издатели поместили три щита с своими инициалами. В обстоятельном послесловии к венецианской библии называется не только типографщик (Petr Liechtensteyn z Kolijna na Raynie: Jakož gest pak ted’dole sám se podepsal obycžegem swým kteryž przy giných knihách swého dijela zachowáwá — именно: Venetiis in Edibus Petri Liechtenstein Coloniensis Germani), но и корректоры (zpráwcy aneb korrektorowee Jan Gindrzyský z Zatcže A Tomáss Molek z Hradcze nad Labem... tu knijehu zprawili tak, aby prostrannie každy mohl cžyesti. A cžta rozumieti).

Приводим начало предисловия к венецианскому изданию 1506, объясняющее направление и назначение чешской библии: [61]«Buoh wiecžny а nesmrtedlný: yakož gest Cyerkew swú swatú ohradil zákonem a pismy swatými: aby z tee ohrady newystupowala: ale tu se pásla. Teež takee rozum nás poyal w službu wijery: aby se tau zprawuge: mohl z pijsem swatých k blahoslawenstwij przygijti. Ze pak wsseczka pijsma gruntownije a gistá: gsú nám w biblij sepsána. Yprotož Cžechowee vžytek weliký zákona božyeho znagijce: aby to dobré: netoliko w Cžeském národie: ale wssudy ginde mohlo se rozssyrzowati». Венецианское издание чешской библии приписывается утраквистам, а назначение её всего ближе касалось Польши, где уже в XIV — XV веках явились переводы чешской библии на польский язык. К истории распространения венецианского издания чешской библии относится и перевод Скорины.

Мы уже упоминали об отличиях венецианского издания чешской библии от двух предыдущих изданий. Эти отличия состоят прежде всего, как упоминают о них и издатели в предисловии, в дополнении состава библии четвертой книгой Ездры (в первом пражском издании помещены были только две книги Ездры, во втором, кутногорском, прибавлена третья книга, и то не вполне, а только XV и XVI гл.) и затем — что особенно отличает венецианское издание от предыдущих изданий — во всех книгах ветхого и нового завета в первый раз помещены «contynuaczij» и «concordancij». Первые состоят в кратком содержании каждой отдельной книги библии, помещающемся в начале каждой книги, и в таком же кратком содержании каждой главы в библейских книгах; вторые представляют указания на полях параллельных мест в книгах библии: отношение Ветхого Завета к Новому и — отдельных книг друг к другу. Concordantiae издавались на латинском языке и отдельно от библий в XVI веке, в виде громадных фолиантов. «Contynuaczij» и «concordancij» венецианского издания [62]повторяются, почти без изменений, и в следующих изданиях чешской библии 1529, 1537, (1540 я не видал), 1549- — 77 годов. Но венецианское издание, не смотря на его сходство с последующими изданиями, имеет еще такие особенности в тексте, которые выделяют его в ряду чешских библий, как предшествующих, так и последующих. Особенно замечательно отношение венецианского издания к следующему за ним пражскому изданию 1529 года (Pawla Seweryna zkapij hory měsstěnijna stareho miesta Pražskeho). В предисловии издатель говорит о недостатках издания текста в предыдущих чешских библиях, сравнительно с латинским текстом (na mnohých mijestech někde přeskočeno a někde nedoloženo bylo podle textu Latinského). Многочисленные исправления его в тексте библии исполнены при помощи «mužuow w zakone včenych а ktomu zwolených». Это чрезвычайно характерное указание на участие пражских ученых, повторяющееся во всех изданиях чешской библии XV — XVI веков, как другое подобное же указание на назначение чешской библии «ne toliko doma mezy swými, как говорит Северин в своем издании, ale mezy cyzými národy». Каждое издание чешской библии являлось таким образом, говоря словами Северина, «kzwelebenij yazyku Cžeskeho». А то и другое может служить достаточным объяснением отношений Скорины к Праге, куда его привлекала и слава пражских толкователей св. писания, и распространение и совершенствование чешской библии (второй полной библии в славянском мире после первой полной библии — церковно-славянской), если даже не искать ближайших отношений Скорины к пражскому университету и к пражским типографиям[33]. С последними Скорина разделяет одинаковые [63]отношения к немецким типографиям. Достаточно обратить внимание на гравюры и украшения в чешских печатных библиях, чтобы видеть их близкое отношение к заграничным изданиям. Мы не видали кутногорской библии и потому не можем говорить о её гравюрах и украшениях. По в современном кутногорской библии пражском издании Нового Завета (1498) почти все гравюры составляют повторение немецких гравюр[34]. В венецианском издании 1506 года повторены гравюры венецианского же издания латинской библии (напр. 1498 года). В пражском издании 1529 гравюры и украшения сходны с немецкими изданиями библии (напр. Нюрнберг, 1522 года и особенно Lugduni, 1521). Еще поразительнее и ближе гравюры и украшения в следующих изданиях чешской библии по сходству с немецкими; напр. в издании 1549 года повторены прекрасные гравюры, явившиеся впервые в издании библии Лютера, в Виттемберге. Об отношении гравюр и украшений Скорины к немецким мы скажем в следующей главе.

Чтобы дополнить скудные сведения о жизни и деятельности Скорины в Праге, остановимся на некоторых указаниях предисловий и послесловий Скорины, которые разъясняют отношение Скорины к типографскому делу и развитие его издательской деятельности в Праге. [64]

Во всех послесловиях Скорины мы встречаем выражение: книга выдана «повелением», рядом с выражениями «працею и выкладом (переводом) Скорины». Яснее выражено в послесловии к книге Есфирь: «выложена працею и вытиснена повелением Скорины». В послесловиях к Псалтыри, к Иову и к Притчам, к первым трем изданиям, Скорина определенно выражается: «казал есми тиснути». Выражение «повелением» встречается часто и в других церковно-славянских изданиях, предшествующих и современных Скорине[35]; по в этих изданиях отмечены и имена типографщиков, трудившихся «рукоделием». Повелевавшие отмечают часто свою деятельность в работе предварительного списывания текста для печатания: «написахь, списахь». И в печатных предисловиях Скорины везде удержаны выражения его рукописного текста (написаны, написал). Приведенные выражения о «повелении» свидетельствуют о том, что собственно типографское дело, при издательской деятельности Скорины в Праге, лежало на особых лицах, что сам Скорина не был типографщиком. Тем свободнее он мог заниматься в Праге литературной деятельностью: переводом св. писания и составлением предисловий к своим книжкам, и, по всей вероятности, корректированием их, если не было при нём русских помощников.

В послесловиях Скорины кроме места издания отмечается еще только время выхода из типографии каждой отдельной книжки, причем отмечается не только год, но и месяц и число выхода книжки. Это дает нам возможность сделать несколько заключений о развитии издательской деятельности Скорины в Праге. Раньше Псалтыри, изданной Скориною 6 [65]августа 1517 года, неизвестно другого более раннего издания, и потому, как книжка Псалтырь, так и время её выхода, могут считаться началом издательской деятельности Скорины в Праге. Почти через месяц, после издания Псалтыри, явилась книга Иова, 10 сентября 1517; через месяц же книга Притчей, 6 октября. Следующая книга Премудрость Сираха вышла только через два месяца — 5 декабря. Такой большой промежуток объясняется тем, что книга Сираха состоит из 81 листа, тогда как в книге Иова 51 л.; а в книге Притчей 48 л. Следующая небольшая книжка, Екклезиаст, в 18 л., явилась 2 января 1518 года. Несомненно, что с таким небольшим изданием, как Екклезиаст, приготовлялись к печати и следующие издания: Песнь Песней, вышедшая 9 января (11 л.) и Премудрость Соломона 19 января (32 л.). Четыре книги Царств, следовавшие за Премудростью Соломона, в 241 л., были окончены только 10 августа 1518 года. Это показывает, что Скорина желал выпустить все книги Царств вместе, так как поместил при них одно большое предисловие. Но типография работала почти так же, как и в предыдущее время, приготовляя от 40 до 50 печатных листов (не в нынешнем смысле, а в смысле обозначения листов, как в рукописях; во всех изданиях Скорины употреблена кирилловская нумерация на одной из страниц каждого листа). После этого быстрого появления книги за книгой наступает промежуток почти в пять месяцев, когда наконец 20 декабря 1518 года появляется небольшая книжка Иисуса Навина, в 48 л. Точно также странным представляется появление только 9 февраля 1519 года еще меньшей книжки Юдифь, в 26 л. В этот последний год издательской деятельности Скорины в Праге (мы не имеем изданий 1520 года) только на одном издании находим точное обозначение времени [66]появления: 5 декабря 1519 года, книга Судей. Остальные книги: Пятокнижие Моисея, Руфь, Есфирь, Плач Иеремии и Даниил без обозначения месяцев и дней появления, с одним указанием 1519 года[36]. В следующей главе мы попытаемся установить взаимное отношение этих изданий.

Сравнивая издания Скорины но годам и по общему числу листов в год, находим, что в 1517 году издано 4 книги, в 222 л.; в 1518 году 8 книг, в 348 л., и в 1519 году 10 книг, в 524 л. Следовательно, в первый год издавалось до 40 листов в месяц, во второй год до 30 листов, а в 1519 году до 43 л. Если применить этот расчет к первому изданию Псалтыри, состоящей из 142 л., то можно думать, что начало типографской деятельности Скорины в Праге относится к апрелю 1517 года. Применяя такой же расчет к виленским изданиям Скорины, около 1525 года, увидим, что типографская деятельность его в Вильне продолжалась два года, т. е. менее, чем в Праге. Что же были за причины прекращения типографской и издательской деятельности Скорины — сначала в Праге, а затем и в Вильне? Мы можем привести некоторые объяснения только для последнего прекращения в Вильне. Объяснения эти заключаются в обстоятельствах частной жизни Скорины в Вильне и в истории города. Запутанные дела брата Скорины — Ивана, с которыми доктор Ф. Скорина был связан неразделенным родовым полоцким имуществом, и тяжба с жениными родными из-за виленского имущества навлекли на доктора Ф. Скорину ряд неприятностей, которые несомненно должны были отвлечь его от любимого дела. Скорине пришлось испытать тяжелые притеснения судей, [67]на которых он принужден был жаловаться королю. В королевской грамоте, явившейся в 1532 году, конечно, уже много времени спустя после всех неприятностей, которым подвергся Скорина, упоминается, между прочим, о конфискации имущества Скорины, привлечении его к исполнению разных посторонних обязанностей, а всего более о судебной волоките королевских чиновников, от которой король и освобождает Скорину. Вероятно эти неприятности, а особенно конфискация имущества, и были причиной прекращения типографской деятельности Скорины в Вильне. Надо принять также во внимание страшные бедствия, постигшие Вильну: в 1530 году пожар, обративший в пепел две трети города, и в 1533 году страшное моровое поветрие[37].

В 1535 году доктор Ф. Скорина, по всей вероятности, еще жил в Вильне, потому что по делам его брата, разбиравшимся в Полоцке, упоминается и доктор Франциск Скорина, но ничем не намекается, чтобы он уже умер.

Примечания

  1. ↑ Эти данные заключаются: в указаниях самого Скорины в предисловиях и послесловиях печатных изданий его, при одном из которых (кн. Сираха, 1517) приложен даже портрет Скорины; в «Собрании государственных и частных актов, касающихся истории Литвы и соединенных с нею владений», ч. I. М. Круповича. Вильно. 1858 (Zbiór dyplomatów rządowych, etc.), две грамоты Сигизмунда I: №№ XIX и XX, стр. 35 и 36, из книги Коронных Метрик, и в судных делах Литовской Метрики (в Сенате) два новых документа, которые помещаем в приложениях, №№ 1 и 2.
  2. ↑ Dr. W. Wisłocki: О wydawnictwie Liber diligentiarum Krakowskiego Facultetu. Kraków, 1886, стр. 9—10.
  3. ↑ Соловьев: История России, т. V (1882), стр. 204.
  4. ↑ Мы пользовались русским рукописным переводом Импер. Публ. библ. Q, IV, 56.
  5. ↑ Слово «скорина» встречается в русском языке в следующих значениях: Даль, Словарь — скорина от скорый; Носович, Словарь — скорына, корка испеченого хлеба. У Прозоровского: Опись древних рукописей, хранящихся в музее Императ. Археол. Общ. (1879), стр. 150 — «скорыня», мерин ковур, на правом глазе скорыня (нет ни у Даля, ни у Носовича). Ср. еще у Даля: скара, скора (старинное слово. Ср. Lexicon Миклошича) шкура, пушной товар. В судных делах Литовской Метрики (№ 1, Anno 1513, и д.) встречаются следующие фамилии на — ина: Клушина (мещанин виленский), Дубина, Пузина (князь Богдан), иначе Пузына, как Глазына (Гильтебрандт: Рукописи, отд. Виленск. библ., 1871 года, стр. 136 и 157). Фамилия Скорина, по происхождению и значению, относится к таким русским фамилиям, как в упомянутых судных делах: Солома, Капуста, Бубон, рядом с — Лебедь, Ворона, Корова, Богатыр. Фамилия Скорина встречается в актах юго-западной России XVII и XVIII веков. Архив юго-зап. России. Киев, ч. I, т. 6, стр. 56: член Слуцкого православного братства Hrehory Skoryna (1681 года); ч. I, т. 3, стр. 506, при избрании православного священника Скорына. Отметим еще русские формы прозвища и имени доктора Франциска Скорины, как он сам приводит в послесловиях к своим изданиям: «Скоринин сын» (часто), «Франциско» (Царств 3 б).
  6. ↑ Собрание государствен. и частных актов. М. Круповича, стр. 35, грамота Сигизмунда I. Это второе имя может осветить вопрос о вероисповедании Скорины. Заметим, что в Полоцке в конце XV и даже в начале XVI века не было ни одного католического костела; население города состояло из русских православных. Следует думать, что и Скорина, по происхождению, был православный. За православные русские связи Скорины свидетельствует вся его литературная деятельность и необходимая к ней предшествующая подготовка на родине, до образования в католических университетах. Интересно бы выяснить вопрос о двойных именах православных русских до унии в юго-западной России. Вот несколько примеров. Известный князь Острожский постоянно назывался Константин, а в предисловии к Острожской библии указывается еще его имя «в крещении Василий». В актах XV—XVI веков мы встретили — «князь корецкий Богуш, во св. крещении Евфимий». См. еще Вилен. Археогр. Сборн., т. V, № 3 (1530 года) православный Богухвал (?) Дмитрович.
  7. ↑ У брата доктора, Ивана, сын Роман, дочери — одна за Михном Овсянниковым, другая за Еско Степановичем (ср. Скорынич).
  8. ↑ Scriptores rerum Polonicarum, т. V, стр. 184.
  9. ↑ См. вышеназванное издание Круповича.
  10. ↑ Виленский Центральный Архив, № 5345 (Дела виленск. город. магистр., № 1; от 1491 до 1668 года), под 1521 годом (№ 16) Babicz.— Пользуюсь случаем выразить глубокую благодарность начальству и служащим в Виленском Архиве и Публичной библ. за содействие при моих занятиях в Вильне.
  11. ↑ Там же, под 1521 годом встречается имя владельца дома в Вильне Georgius Odwernikowicz. По нашему акту (приложение № 1) Юрий Одверник называется радцей виленским. Имена жены и тещи Скорины наводят на мысль о их католическом вероисповедании: Маргарита и Дорота Станиславовая. Выше мы уже упоминали о смешанных браках в юго-западной России.
  12. ↑ В актах Литовской Метрики (Петербург) Книга Записей, № 5, л. 311 б (Вильна, 1506 года) оповещение мещанину виленскому Богдану Оньковичу о землях, купленных отцом Богдана, Оньком, у бояр виленских у людей великокняжеских. Книга судных дел, № 1, л. 10 — Богдан Вонкович мещанин места виленского в числе ассесоров на суде маршалковь. Ср. еще Вилен. Археогр. Сборн., т. VI, стр. 6 (1511 года) среди бурмистров и присяжников виленских Сенко Онкович. Отметим приведенную приписку на экземплярах пражских изданий Скорины: 1) Псалтырь 1517 года, 2) Имп. Публ. библ., в заглавии книги Сираха, 3) Виленской библ., в заглавии Иова, 4) Московск. Архива Министер. Иностр. Дел, и др.
  13. ↑ Как упоминание Скорины в Апостоле (ср. Добрянский: Описание рукоп. Вилен. библ., стр. 63—1514 года Пятокнижие «при царстве великаго короля Жикгимоньта». Тоже, см. стр. 47, 193 и 199. В XV веке Минеи «при державе короля польского Казимира», стр. 287 и пр.), так и выражения короля, относящиеся к Скорине в грамотах, напечатанных у Круповича, не могут свидетельствовать о каких либо близких отношениях Скорины к королю, представляя общие места. Ср. другие грамоты короля с подобными цветистыми выражениями.
  14. ↑ Несомненно, как Богдан Оньков, так и Бабич, по званию городских представителей, были постоянными членами «панского» братства. А чрез своих покровителей и Скорина мог быть причастен братству виленскому.
  15. ↑ Из вышеприведенных монастырских описей книг видно, что даже в половине XVI века очень немногие монастыри юго-западной России обладали таким богатым собранием книг ветхого завета. Поэтому и в монастырские библиотеки приобретались «битые книги» Скорины.
  16. ↑ I. Muczkowski: Statuta nec non liber Promotionum Philosophorum \| ordinis in universitate Iagellonica. Сrасоииае (1849), стр. 144.
  17. ↑ Wisłocki: О wydawnictwie Liber diligentiarum. Kraków. 1886, стр. 12.
  18. ↑ Пользуемся известным трудом Лукашевича: Historya szkół w Koronie i w W, Ks. Litewskiem. Poznań. 1849, t. I и 1851, t. III; — названной уже статьей Вислоцкого и его же изданием: Liber diligentiarum. Сrасоииае, 1886. Pars I.
  19. ↑ См. предисловие во всю библию, у Каратаева: Описание славянорусских книг.
  20. ↑ Многие рассуждения Скорины в предисловиях, как увидим дальше, построены на приемах схоластики. В этом отношении Скорина напоминает позднейших южно-русских писателей XVII века, в роде Голятовского. Приведем здесь из предисловий к Апостолу несколько примеров. В предисловии к Деяниям Скорина располагает свое рассуждение по следующим вопросам: «почем гдь уступал на небо? которого часу? на котором месте? кто притом был? кто сведетельствовал», и проч. В предисловии к Посланию ап. Павла (к Римлянам) приводятся схоластические «разделы» о двояком адаме, троякой смерти, трояком животе, и проч. Мы увидим, что, подобно Голятовскому, Скорина приводит примеры из светских наук.
  21. ↑ Scriptorum Polonicorum Ekatontas. Я имел издание — Simonis Starovolsci: Tractatus tres, Wratislaviae, 1733. В «Catalogus illustrium Poloniae scriptorum», № 36, Franciscus Scorina Theol., но в тексте нет жизнеописания Скорины, а только замечено при биографии Глоговского: Similiter lustravimus libros Doctore Francisco Scorina Polocense interprete, Pragae excussos.
  22. ↑ L. Choulant: Handbuch der Bücherkunde für die altere Medicin. Leipzig, 1841 года. В упомянутой выше описи книг короля Сигизмунда I в числе латинских книг называются «книги дикарские на имя гербар».
  23. ↑ В предисловии к Апостолу Скорина называет евангелиста Луку «в лекарских науках Доктором пренавченым».
  24. ↑ В Императ. Публ. библ. «Compilatio Leupoldi ducatus Austrie filii de astrorum scientie» (1489 года), «Introductorium in astronomia Albumasaris abalacti» (1489 года); в этих книжках находим совершенно подобное изображение «sphaera mundi», с разделениями и с астрологическими объяснениями этих разделений.
  25. ↑ Lukaszewicz: Historia szkól, III (1851), стр. 27.
  26. ↑ Иначе Скорина выражается о себе: «в лекарскых науках Доктор», «в навукахь вызволеных и в лекарстве Доктор», «в науках и в лекарстве учитель», «ученый муж».
  27. ↑ W. Tomek: Geschichte der Prager Universität, Prag (1849), стр. 150.
  28. ↑ К указанию на Прагу, как место издания своих книжек, Скорина прибавляет названия: «старое место, великое, славное». Первое название указывает на определенную часть города Праги (это название встречается и в чешских изданиях: w starem Miestie Prazskem, in veteri Praga, рядом с названиями — w menšim miestie Pražskem); остальные названия только эпитеты, подобные тем, которые употребляли издатели XVI века.
  29. ↑ По истории чешского книгопечатания я пользовался следующими пособиями: статьей Добровского в «Abhandlungen einer Privatgesellschaft in Böbmen», Prag (1782); его же: Geschichte der Böhmischen Sprache, etc. Prag (1818); Karl Unger: «Neue Beiträge zur alten Geschichte der Buchdruck. in Böbmen», Neuere Abhandlungen der K. A., Prag (1795); Hanka: «Českś prvotisky», Časopis Českého Museum (1852), стр. 109—126 и 62—111; Sabina: Dějepis literatury českoslov. Prag (1866). Кроме того я пользовался экземплярами чешских книг Император. Публ. библ.: библией Пражской (1488), библией Венецианской (1506), библиями (1529, 1549), Новым Заветом (1498) и другими чешскими книгами, изданными в первой половине XVI века, из которых отмечу: О puowodu cierkwe swate, 1522 года (см. у Ганки, стр. 89).
  30. ↑ Oscar Hase: Die Koberger, etc. Leipzig, 1885 стр. 248.
  31. ↑ Там же, стр. 153.
  32. ↑ Журнал М. Н. Пр. 1883 года, ч. ССХХХ. Н. Собко: Ян Галер, краковский типографщик XVI века, стр. 4—5.
  33. ↑ Говоря о печатании книжек, Скорина во всех своих изданиях употребляет те же самые выражения, какие встречаются постоянно только в чешских книгах: «вытиснена книга» (wytisstiena), «велел тиснути», «доконана книга» (dokonana); только в Апостоле (Вильна, 1525) Скорина раз употребляет выражение: «выбито» послание ап. Павла к Галатам. Это выражение «выбить, битые книги» встречается часто в актах юго-западной России. В московских изданиях «друковать», тоже в изданиях юго-западной России до конца XVI века, когда под влиянием московских и острожских изданий является выражение «печатать, напечатана книга».
  34. ↑ В печатных немецких библиях конца XV века и в издании — «Postilla Guilermi super Epistolas et Evangelia», Нюрнберг, 1481 года (переиздай. 1488, 1493, 1496, 1499). См. Oscar Hase: Die Koberger, стр. 459. Я пользовался экз. Императ. Публ. библ.
  35. ↑ См. по Описанию славяно-русск. книг Каратаева (1883), стр. 16, 28, 73, 87, 93, 103, и др.
  36. ↑ У Каратаева (Описание славяно-русск. книг, 1883 года) издания Скорины 1519 года расположены в порядке книг полной библии.
  37. ↑ Проф. Васильевский: Очерк истории города Вильны. Памятники Русской старины в западн. губерн. Империи, вып. 5, стр. 31—32.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Франциск_Скорина_(Владимиров)/1/1/2&oldid=5004138