Хижина дяди Тома (Бичер-Стоу; Анненская)/1908 (ВТ)/39

Материал из Викитеки — свободной библиотеки


[468]
ГЛАВА XXXIX.
Военная хитрость.

„Путь беззаконных, как тьма, они но знают, обо что споткнутся“. — Притча Соломона: IV. 19.

Чердак в доме Легри представлял собою, как и многие чердаки, большое, запущенное помещение, пыльное, покрытое паутиной, заваленное разным хламом. Богатая семья, занимавшая дом во время его великолепия, увезла с собой большую часть роскошной мебели; остальная уныло стояла по заплесневелым, пустым комнатам или была свалена на чердак. Здесь же около стены стояли два громадные ящика, в которых была раньше упакована мебель. Маленькое окошечко пропускало сквозь свои грязные, пыльные стекла мутный свет на красивые стулья с высокими спинками и на покрытые пылью столы, видавшие лучшие дни. В общем это было мрачное, жуткое место, и легенды, ходившие о нём среди суеверных негров, еще увеличивали нагоняемый им страх. Несколько лет тому назад здесь была заперта негритянка, навлекшая на себя неудовольствие Легри. Что происходило с лею на чердаке, мы не знаем, негры лишь шёпотом передавали об этом друг другу; [469]известно было только, что в один прекрасный день тело несчастной унесли оттуда и предали земле. После этого стали говорить, будто на старом чердаке слышны брань и проклятия, звуки ударов, стоны и вопли отчаяния. Однажды эти рассказы дошли до Легри: он страшно взбесился и поклялся, что первый, кто станет повторять их, получить возможность проверить их, так как просидит на чердаке целую неделю, прикованный на цепь. Эта угроза прекратила все разговоры, но нисколько не поколебала веры в легенду.

Мало-помалу все в доме стали избегать не только лестницы, которая вела на чердак, но коридора, с которого начиналась лестница, все даже боялись упоминать о них, и легенда стала мало-помалу забываться. И вот вдруг Касси пришло в голову воспользоваться суеверием Легри для освобождения и себя, и своей подруги по несчастью.

Спальня Касси приходилась прямо под чердаком. В один прекрасный день, она ни слова не сказав Легри, вдруг вздумала перебираться оттуда и переносить все вещи и всю мебель, в другую дальнюю комнату. Слуги, которых она позвала помогать себе, очень усердно бегали и суетились, когда Легри вернулся с прогулки верхом.

— Эй, Касс! — закричал он, — ты что это такое затеяла?

— Ничего, просто хочу перейти в другую комнату, — отвечала Касси угромо.

— С какой это стати? — спросил Легри.

— Просто так, мне хочется.

— Чёрт тебя побери! Да почему?

— Потому что мне хочется хоть когда-нибудь поспать.

— Поспать! а здесь кто же тебе мешает спать?

— Если тебе хочется знать, я, пожалуй, скажу, — сухо отвечала Касси.

— Да ну, говори, чертовка, что такое?

— Ничего, тебе бы это не помешало спать! Просто с чердака слышны стоны, возня, кто-то катается по полу и так каждую ночь, с полуночи до утра.

— На чердаке? — сказал Легри встревожась, но с притворным смехом, — кто же это там, Касси?

Касси подняла на него глаза и посмотрела взглядом, который пронизал его до мозга костей. — Да, Симон, сказала она, — кто это там такой? Хотелось бы мне услышать от тебя! Но ты, вероятно, не знаешь?

Легри с ругательством замахнулся на нее хлыстом, но [470]она уклонилась от удара, прошла в дверь и, оглянувшись на него, сказала: — Попробуй поспать в этой комнате, тогда ты всё узнаешь. Право, попробуй! — С этими словами она быстро захлопнула за собой дверь и заперла ее на ключ.

Легри шумел, ругался и грозил выломать дверь; но потом, очевидно, одумался и пошел в гостиную. Касси видела, что её стрела попала в цель. И с этой минуты она с удивительной ловкостью, пользовалась каждым удобным случаем, чтобы укрепить вызванное ею впечатление.

В одну из щелей в стене чердака она вставила горлышко разбитой бутылки таким образом, что при малейшем ветре оттуда вылетали печальные и протяжные стоны, а при сильном ветре эти стоны переходили в настоящие вопли, которые суеверному слуху легко могли представиться криками ужаса и отчаяния. Слуги слыхали по временам эти звуки и старая легенда о привидениях воскресла в их памяти. Суеверный страх овладел всем домом; и, хотя никто не смел заикнуться о нём Легри, но он чувствовал его в воздухе и заражался им.

Никто не поддается суеверию так легко, как безбожные люди. Христианин спокоен, так как верит в мудрого Отца, правящего миром; Его присутствие вносит свет и порядок даже в область неведомого; но для человека, отрекшегося Бога, мир духов является по словам еврейского поэта „страною мрака и сени смертной“, где царит беспорядок, и где свет похож на тьму. Жизнь и смерть представляются ему полными привидении, призраков и страшных теней.

Тлеющая искра нравственного чувства разгорелась в душе Легри, благодаря его встрече с Томом, разгорелась, но скоро была затушена силою преобладавшего в нём злого начала; и однако, с тех пор каждое слово о вере и любви, молитва или гимн вызывали в душе его трепет и волнение, переходившие в суеверный ужас.

Влияние на него Касси носило странный характер. Он был её господин, её тиран и мучитель. Он знал, что она вполне в его власти, что ей нс откуда ждать помощи или избавления; но самый грубый человек не может жить в постоянном общении с сильной женской натурой, не подвергаясь в значительной степени её влиянию. Когда Легри купил Касси она была, как нам известно из её собственного рассказа, женщиной получившей тонкое воспитание; он не щадил ее и грубо попирал ногами её чувства. Но когда время, дурное [471]влияние и отчаяние убили в ней женственность и зажгли огонь страшного гнева и ненависти, она стала до некоторой степени господствовать над ним, он попеременно то тиранил, то боялся ее.

Влияние это еще усилилось с тех пор, как Касси несколько помутилась в уме, и все её слова и речи получили какой-то странный, таинственный смысл.

Дня через два после описанного нами переселения Касси, Легри сидел вечером в старой гостиной, перед камином; догоравшие дрова освещали комнату неверным светом. Погода была бурная, ветреная, такая, при которой в старых домах подымаются всевозможные стуки и шумы. Стекла трещали, ставни хлопали, ветер выл и стонал в трубах, по временам выдувая из них целые облака сажи и дыма, с которыми, казалось, влетал в комнату легион духов. Легри несколько часов подряд занимался сведением счетов и чтением газет, а Касси сидела в углу и мрачно смотрела в огонь. Наконец, Легри отложил газету и увидел на столе старую книгу, которую Касси читала в начале вечера, взял ее и начал перелистывать. Это был сборник рассказов о кровавых убийствах, о призраках, о сверхъестественных видениях, одна из тех книг которые, несмотря на лубочное содержание и картинки, представляют заманчивое чтение.

Легри пофыркивал и посвистывал, но всё-таки читал, переворачивая страницу за страницей; наконец, выругался и бросил книгу на пол.

— Неужели ты веришь в привидения, Касси? — спросил он, взяв щипцы и поправляя огонь. — Я думал, что у тебя больше здравого смысла, что ты не испугаешься какого-то шума.

— Не всё ли тебе равно, верю я, или нет! — мрачно отвечала Касси.

— Бывало на море товарищи пробовали пугать меня страшными рассказами, — сказал Легри. — Да не на такого напали! Я крепок, меня таким вздором не проймешь, так и знай!

Касси молча, пристально смотрела на него из своего темного угла. В её глазах горел какой то странный свет, который всегда вызывал в Легри беспокойство.

— Все эти твои шумы были просто-напросто крысы да ветер, — продолжал Легри. — Крысы иногда страшно шумят. Я слышал какую они возню поднимали в трюме корабля; а ветер! Господи! чего не услышишь в шуме ветра!

Касси знала, что её взгляд тревожит Легри и, не [472]отвечая, продолжала смотреть на него пристально, всё с тем же странным, нечеловеческим выражением.

— Ну, что же ты молчишь? Скажи, ведь я правду говорю? — спросил Легри.

— Разве крысы могут сойти с лестницы, пройти по коридору, открыть дверь, которая была заперта и заставлена стулом? — спросила Касси. — Разве они могут идти, идти прямо к твоей кровати и положить на тебя руку, вот так?

Касси не сводила своих блестящих глаз с Легри, пока говорила, а он слушал ее, как в кошмаре, пока при последних словах она не дотронулась до его руки своею холодною, как лед, рукою. Он отскочил назад с ругательством.

— Баба! Что ты говоришь? Никто этого не делал!

— Ах нет… конечно, нет… разве я сказала, что они делали? — отвечала Касси с насмешливой улыбкой.

— Но разве… разве ты в самом деле видела? Говори, Касси, что там такое, говори!

— Ложись сам в той комнате, — отвечал Касси, — вот и узнаешь.

— А это пришло с чердака, Касси?

— Это? что такое это?

— Да то, о чём ты рассказывала.

— Я ничего тебе не рассказывала, — с мрачною угрюмостью отвечала Касси.

Легри тревожно ходил взад и вперед по комнате.

— Надо расследовать, в чём тут дело. Сегодня же пойду туда. Я возьму пистолеты…

— Отлично, — сказала Касси. — Ляг в той комнате, я буду очень рада! Застрели их из пистолета, пожалуйста!

Легри топнул ногой и произнес страшное проклятие.

— Не кляни, — заметила Касси, — неизвестно, кто может услышать тебя. НИш! это что?

— Что такое? — спросил Легри, вздрогнув.

Большие, старые, голландские часы, стоявшие в углу комнаты, зашипели и медленно пробили двенадцать.

Легри, сам не зная, почему, не мог ни говорить, ни двигаться; смутный ужас охватил его. Касси с острым, насмешливым блеском в глазах глядела на него и считала удары.

— Двенадцать часов, хорошо, теперь посмотрим, что будет, — сказала она, — отворила дверь в коридор и остановилась, как бы прислушиваясь.

[473]— Слушай! Что ото? — спросила она, поднимая палец.

— Просто ветер, — отвечал Легри. — Разве ты не слышишь, как он страшно дует, проклятый!

— Симон, приди сюда! — шепнула Касси, взяв его за руку и подводя к лестнице. — Что это такое, как ты думаешь? Слушай!

Дикий вопль пронесся по лестниц. Он шел с чердака. У Легри задрожали колени; лицо его побелело от страха.

— Не взять ли тебе пистолеты? — сказала Касси с усмешкой, от которой у Легри застыла кровь в жилах.

— Знаешь, надо расследовать это дело. Иди-ка сейчас! Они там!

— Не пойду! — сказал Легри с ругательством.

— Отчего? Ведь никаких привидений не бывает? ты сам говорил! Иди! — И Касси вбежала на первые ступени винтовой лестницы, смеясь и оглядываясь на него.

— Да иди же!

— Ты сама настоящий дьявол! — вскричал Легри. — Иди назад, колдунья! Касси! не ходи туда!

Но Касси дико захохотала и побежала дальше по лестнице. Он слышал, как она открыла дверь на чердак. Сильный порыв ветра загасил свечу, которую он держал в руке, а с тем вместе раздались страшные, нечеловеческие крики. Легри казалось, что кто-то кричит ему прямо в уши.

Он в безумном ужасе вбежал в гостиную. Через несколько минут туда вошла и Касси бледная, спокойная, холодная, как дух мщения, всё с тем же зловещим блеском в глазах.

— Надеюсь, ты доволен? — спросила она.

— Провал тебя возьми, Касси!

— За что? — спросила Касси, — я только сходила наверх •и заперла двери. Как ты думаешь, Симон, что там такое на этом чердаке?

— Это не твое дело! — отвечал Легри.

— Ах, не мое! Ну, хорошо, во всяком случае я очень рада, что не сплю под ним,

Ожидая, что в этот вечер будет сильный ветер, Касси ходила на чердак и открыла окно. Поэтому, как только открылась дверь на лестницу, сверху дунул ветер и потушил свечу.

Эта сцена может служить образчиком той игры, какую Касси вела с Легри. В конце концов он скорее согласился [474]бы сунуть голову в львиную пасть, чем идти осматривать чердак. Между тем, ночью, когда все в доме спали, Касси тихонько носила туда разную провизию, чтобы ее хватило на несколько дней; она перенесла туда же понемножку большую часть одежды и белья своего и Эммелининого. Когда всё было устроено, они стали выжидать удобной минуты для приведения своего плана в исполнение.

Постаравшись подольститься к Легри и воспользовавшись его хорошим настроением, Касси упросила его взять ее с собой в соседний городок, который был расположен на самом берегу Красной реки. С удивительною, почти сверхъестественною памятью она заметила все повороты дороги и рассчитала в уме, сколько понадобится времени, чтобы пройти ее пешком.

Теперь, когда всё было готово для начала представления, читатель, может быть, пожелает заглянуть за кулисы и посмотреть последний акт его.

День близился к вечеру. Легри не было дома, он уехал верхом на соседнюю ферму. Последние дни Касси была необыкновенно любезна и кротка в обращении; казалось, между ней и Легри установились вполне дружеские отношения. Теперь она была в комнате Эммелины, и они собирали вещи в два небольшие узла.

— Ну, вот так, этого довольно, — сказала Касси. — Теперь надевай шляпку и идем, пора!

— Как, да ведь они нас увидят! — вскричала Эммелина.

— Конечно, увидят, — холодно ответила Касси. — Ты же знаешь, что они во всяком случае должны погнаться за нами. Вот как мы сделаем: мы выйдем тихонько черным ходом и побежим мимо невольничьего поселка. Или Самбо, или Квимбо наверно заметят нас. Они бросятся за нами, а мы убежим в болото; туда они за нами не погонятся, а вернутся, поднимут тревогу, выпустят собак, и всё такое. Пока они будут суетиться да бросаться в разные стороны, мы с тобой проберемся в ручей, что протекает сзади дома и дойдем по нему до самого черного хода. Это собьет с толку собак: в воде они не почуют наших следов. Все убегут из дома ловить нас, а мы в это время войдем черным ходом и поднимемся прямо на чердак, где я приготовила для нас постель в одном из больших ящиков. Нам придется прожить несколько дней на чердаке. Он перевернет небо и землю, чтобы поймать нас. Он, наверно, созовет старых надсмотрищиков с соседних плантаций и устроит настоящую охоту; они обыщут всё болото [475]до последней кочки. Он хвастает тем, что еще ни кому не удалось уйти от него. Ну, и отлично, пусть себе охотится на здоровье!

— Касси, как вы хорошо всё придумали! — вскричала Эммелина. — Никому другому это и в голову бы не пришло!

В глазах Касси не выражалось ни радости, ни торжества — одна только решимость отчаяния.

— Идем! — сказала она, протягивая руку Эммелине.

Они бесшумно выскользнули из дома и под покровом сгущавшихся сумерек стали быстро пробираться к хижинам негров. Серебристый серп месяца появился на небе и отдалил наступление темноты. Всё случилось, как предсказывала Касси: когда они подошли к самому болоту, окружавшему со всех сторон плантацию, они услышали голос, который приказывал им остановиться. Но этот голос принадлежал не Самбо, а Легри, который стал осыпать их сильнейшими ругательствами. При звуке этого голоса более слабая Эммелина не выдержала: она схватила за руку Касси и прошептала: — О, Касси, я сейчас упаду!

— Если ты упадешь, я убыо тебя, — отвечала Касси; она вынула небольшой блестящий стилет и сверкнула им перед глазами девушки.

Эта угроза достигла цели — Эммелина не упала в обморок и, следуя за Касси, добралась до такой топкой и темной части болота, что Легри нечего было и думать поймать их там без посторонней помощи.

— Хорошо, — зверски захохотал он, — всё равно они попали в ловушку, из которой им не уйти! Мерзавки! пусть себе сидят там! уж я же их отпотчую!

— Эй, сюда! Самбо! Квимбо! Все рабочие! — закричал Легри подходя к хижинам в то самое время, когда негры возвращались с работ. — Там в болоте две белые бабы. Я дам пять долларов тому, кто их поймает. Спустите собак! Тигра, Фурию, всех!

Эта новость произвела сильное волнение. Многие из негров бросились предлагать свои услуги, кто в расчёте на награду кто из подлого подобострастия, составляющего одно из самых печальных последствий рабства. Все забегали в разные стороны: одни приносили смоляные факелы; другие отвязывали собак, хриплый лай которых придавал еще более оживления всей этой сцене.

— Масса, а что если не удастся поймать их, можно в [476]них стрелять? — спросил Самбо, которому Легри дал ружье.

— Стреляй в Касси, если хочешь, Ей давно пора отправляться к дьяволу, а в девчонку не стреляй, — отвечал Легри. Ну, ребята, живо, отправляйтесь. Пять долларов тому, кто захватит их, и каждому из вас по стакану водки!

Вся шайка при свете пылающих факелов с гиканьем, криками и шумом направлялась к болоту, а в некотором расстоянии следовала домашняя прислуга. В доме не было пи души, когда Касси и Эммелина пробрались в него с черного входа. Гиканье и крики их преследователей еще стояли в воздухе; и, выглянув из окна гостиной, Касси и Эммелина увидели, как толпа с зажженными факелами рассыпалась по краю болота.

— Смотрите! — указала на нее Эммеллина, — охота началась! Глядите как мелькают повсюду эти огни! А собаки-то! Слышите как они лают? Если бы мы были там, нам ни за что бы не спастись. О, ради Бога, спрячемся поскорей!

— Нечего торопиться, — холодно отвечала Касси, — все ушли смотреть на охоту, это для них приятное развлечение! Мы успеем подняться наверх. А прежде, — продолжала она, спокойно взяв ключ из кармана сюртука брошенного Легри, — прежде я возьму что-нибудь нам на дорогу.

Она отворила конторку, достала оттуда пачку банковых билетов и быстро пересчитала их.

— Ах, пожалуйста не делайте этого, — вскричала Эммелина.

— Отчего? — спросила Касси. — Что по твоему лучше, чтобы мы умерли с голоду в болоте или чтобы мы могли доехать до свободных штатов? Деньги всё могут сделать, девочка! — И с этими словами она спрятала билеты к себе за лиф платья.

— Но ведь это значит воровать! — прошептала Эммелина с отчаянием.

— Воровать! — с презрительной усмешкой повторила Касси. Они крадут наше тело и душу, так им нечего упрекать нас в воровстве! Все эти деньги украдены, украдены у бедных, голодных, изнуренных работою созданий, которые в конце концов должны идти к дьяволу по его милости! Не ему говорить о воровстве! Ну, однако пойдем-ка лучше на чердак. Я снесла туда свечей и несколько книг, чтобы нам было не так скучно. Можешь быть спокойна, они не станут искать нас там; а если вздумают, я к ним явлюсь привидением.

Войдя на чердак Эммелина увидела, что громадный ящик в котором когда-то перевозилась мебель, опрокинут на бок,

[477]

[479]

отверстием к стене, или, лучше сказать, к наклонной стороне крыши. Касси зажгла маленькую лампочку и они ползком пролезая под крышей, забрались в ящик. В нём были разложены два небольшие матраца и несколько подушек; в другом ящике рядом лежал целый запас свечей, провизии и платье, необходимое им для путешествия; Касси уложила его в удивительно небольшие свертки.

— Ну вот, — сказала Касси, повесив лампочку на крючок, вбитый для этой цели в стенку ящика, — это будет пока что наш дом! Нравится он тебе?

— Вы уверены, что они не придут сюда и не будут обыскивать чердак?

— Хотела бы я посмотреть, как это Симон Легри придет сюда! Какое там! Он постарается держаться как можно подальше. А слуги скорей дадут застрелить себя, чем заглянут сюда.

Несколько успокоенная Эммелина прилегла на подушку.

— Касси, когда вы грозились убить меня, что вы хотели сделать? — спросила она простодушно.

— Я хотела удержать тебя от обморока и достигла цели. А теперь я вот что скажу тебе, Эммелина, ты должна собрать все свои силы и не падать в обморок, что бы ни случилось; это совершенно лишнее. Если бы я не удержала тебя тогда, ты была бы теперь в руках этого негодяя.

Эммелина содрогнулась.

Несколько времени обе они молчали. Касси читала французскую книгу; Эммелина утомленная пережитым волнением, заснула. Ее разбудили громкие крики, топот лошадей и лай собак. Она вскочила и слабо вскрикнула.

— Не бойся, — спокойно сказала Касси, — это вернулись охотники. Посмотри через эту щель. Видишь, они все тут. Симону придется на сегодня отказаться от удовольствия поймать нас. Смотри, какая его лошадь грязная, видно что ходила по болоту да и собаки приуныли. Да-с, барин придется вам выезжать опять на охоту, да и не раз дичь-то улетела!

— Ах, пожалуйста, не говорите!! — просила, Эммелина. — Что если они услышат вас!

— Пусть себе слышат, тогда уберутся подальше! — отвечала Касси. — Бояться нечего! Мы можем шуметь сколько хотим это только больше напугает их.

Наконец, к полуночи в доме водворилась тишина. Легри улегся спать проклиная свою неудачу, и давая себе слово жестоко отомстить за нее завтра.