Ходатаи или депутаты (Троцкий)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Ходатаи или депутаты? (К эволюции народовцев)
автор Лев Давидович Троцкий (1879–1940)
Опубл.: 8 февраля 1909. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника. — С. 373—377.

О соглашении коло с октябристско-третьеиюньским большинством впервые, как памятно, заявил в Москве Гучков. Утописты-де стали на почву реальной политики, и в этом его, Гучкова, заслуга. Встревоженные кадеты высоко подняли головы и широко раскрыли глаза. «Неужели?» На их запросы лидеры коло ответили смущенным и нелепым запирательством. Соглашение? Ничего подобного! Просто ряд случайных совпадений. Возможно, конечно, что такие «совпадения» будут случаться и впредь, но — honni soit qui mal y pense[1]… Тогда г. Гучков, якобы в целях опровержения так называемых «ложных слухов», а на самом деле для того, чтобы наступить польским депутатам октябристским сапогом на хвост и таким образом отрезать им все пути отступления, письмом в «Нов. Вр.» не только подтвердил все (уже, впрочем, не нуждавшиеся в подтверждении) слухи о сделке, но и назвал одно из ее главных условий: введение городского и земского самоуправления в Польше и ограничение еврейского представительства в польских городах.

Все это казалось невероятным. С еще не остывшим «нелегальным» прошлым, с традициями борьбы за независимость Польши — неужели эта партия может превратиться в опору гучковщины? Добродушные идеалисты недоумевали, простецы во всей метаморфозе видели одно недоразумение.

А поразительные «совпадения» голосований шли своим чередом. Когда октябристы и правые, напуганные отзывчивостью «своих» крестьян на аргументы думской левой, решили надеть на нее намордник десятиминутного ограничения, они нашли в своем распоряжении голоса коло. Люди г. Дмовского голосовали не только за закон 9 ноября, но и за удаление «неблагонадежных» элементов (в том числе, надо думать, и распропагандированных народовцами сторонников польской автономии?) из рядов армии. Они же дали своими голосами перевес октябристской формуле по поводу запроса о провокации охранных отделений…

Когда «совпадения» стали слишком скандальными, политики коло изобрели объяснительную формулу: мы здесь не представители польского народа, заявили они журналистам, а только ходатаи за его элементарнейшие права. В третьей Думе не место для программных заявлений: наши голосования диктуются соображениями тактики.

Ссылать в область тактики измену собственной программе — прием старый, как политические измены. Народовцы не изобрели ничего нового.

— Вы ходатаи? — возражали им укоризненно, — но одобрят ли ваши избиратели путь ходатайств? И если этот путь действительно ведет к завоеваниям, не лучше ли вам в таком случае посторониться и уступить свое место угодовцам[2], у которых нет за спиною груза радикально-националистических традиций?

Но оказалось, что слагать мандаты нет надобности, так как избиратели или, по крайней мере, выборщики аплодисментами встретили «ходатаев», которых они недавно еще провожали «борцами». И великий перелом в политике коло ознаменовался лишь тем, что г. Дмовский на время ушел со сцены и забрался в суфлерскую будку.

На первый взгляд положение стало еще более загадочным. Можно еще представить себе, что группа депутатов, — запутавшись в петлях собственной дипломатии, — оказалась вынужденной бить по лицу собственное прошлое и становиться на запятки к тем, кого она еще вчера объявляла своими непримиримыми врагами. Но избиратели, но широкие круги народовой демократии? Они не только не протестуют, но, наоборот, упрашивают г. Дмовского и впредь вести корабль «коло» от измены к измене. Что это: молчаливое соглашение? тактический заговор? Где речь идет о широких общественных кругах, там такие объяснения вздорны. Нужно брать факт, как он есть: избиратели проделали ту же эволюцию, что и избранники.

Политики коло утверждают, что в первых двух Думах они выступали, как народные представители, в третьей — как ходатаи. Но это самообман или — неправда. В действительности происходило как раз наоборот. Нет ничего легче, как доказать это.

Народовцы — партия польской земельной и промышленной буржуазии. По своему классовому облику они ближе всего к октябристам. Национальный радикализм всегда был только оболочкой их социального консерватизма. Представители консервативного капитала, клерикалы и антисемиты у себя дома, они в Таврическом дворце выступают с гримом демократической оппозиции на лице. Во второй Думе они даже требуют для себя мест на крайней левой. В центре всеобщего внимания стояла в то время радикальная аграрная реформа. Народовцы были ей глубоко враждебны, но считали возможным делать гримасу симпатии. «Мы можем, — говорил в первой Думе г. Парчевский, — не разделять эти взгляды (на общинное землевладение, принудительное отчуждение, национализацию и пр.), но мы должны уважать их, потому что они обоснованы всей народной жизнью» (Стеногр. отч., стр. 980). «Мы должны уважать их» — в применении к коренной России. Что касается социальных отношений Польши, то мы требуем от вас одного: автономии. В пределах автономной Польши мы устроимся сами. Таков был смысл поведения народовских депутатов в первых двух Думах. Насилуя свою консервативную природу, они симулировали радикальную оппозицию, ходатайствуя, в свою очередь, о невмешательстве в имущественные отношения Польши. Они действовали, как искусные посланники (или ходатаи) Польши, т.-е. ее имущих классов, отнюдь не как ответственные члены представительного учреждения «Великой России». В этом последнем виде они получили возможность выступить только в Думе 3 июня. Русская демократия не сумела обеспечить за ними автономию, — народовцы сочли поэтому своевременным сбросить с себя радикально-национальную оболочку, и всю свою социальную реакционность, которая должна была развернуться лишь в стенах польского сейма, им пришлось перевести на язык законодательства третьей Думы.

— Мы должны уважать общину, — говорил оратор народовцев первого призыва, — ибо она обоснована всей народной жизнью.

А народовцы третьего призыва, не задумавшись, голосовали за закон 9 ноября. Свое «уважение» к народной жизни они запечатлели принятием первой статьи закона, автоматически упраздняющей десятки тысяч общин.

В первой Думе они были польскими ходатаями, которым нет дела до аграрных порядков на русском черноземе. В третьей Думе они уже депутаты — государственники, которые совместно с «коренными» людьми 3 июня расчищают общегосударственный рынок для русского и польского капитала.

***[править]

Если, таким образом, «метаморфоза» народовцев не заключает в себе ничего неожиданного, то это еще не делает ее, однако, более привлекательной. Не идеология управляет поведением партий, а социальные интересы. Но и идеология имеет свои права. Даже политическая эстетика не может быть безнаказанно игнорируема. Ликвидировать стеснительные традиции нужно в разумной постепенности и с соблюдением… приличий. Иначе легко продешевить. Ибо чрезмерная поспешность редко вызывает полноценную благодарность.

«Киевская Мысль» № 39,
8 февраля 1909 года.

  1. «Да будет стыдно тому, кто об этом дурно думает!»
  2. Угодовцы — польские национал-демократы, сторонники сотрудничества Польши с Россией. Основная идея угодовцев заключалась в том, что поляки должны отказаться от стремления к политической самостоятельности и от всякого национализма, чтобы завоевать доверие русского правительства и тем самым создать возможность культурного развития Польши. Во время русско-японской войны угодовцы провозглашали общность интересов Польши и России на Дальнем Востоке и усердно помогали царскому правительству в собирании денежных средств на войну. В эпоху «весны» по их инициативе правительству была подана так называемая «записка двадцати трех», заявлявшая о необходимости дать Польше самоуправление и свободу языка и вероисповедания. В январе 1905 г. угодовцы объединились в партию «реальной политики» на основе следующей программы: 1. всероссийское народное представительство, избранное по образцу западного парламента; 2. местное самоуправление и польский сейм, как административный орган; 3. равноправие наций и вероисповеданий; 4. введение польского языка в школе и в делопроизводстве. Однако могучий рост революционного движения скоро обнаружил подлинную природу партии «реальной политики», все более сближая ее с правительством и реакционными кругами. Органы партии, «Край» и «Слово», всячески травили революционных рабочих и крестьян и в 1906 г. открыто подняли вопрос о практической помощи самодержавному правительству в его борьбе с революцией. В первую и вторую Думы партия «реальной политики» провела только двух депутатов, вступивших в польское «коло» и не игравших в нем никакой роли. В Государственном Совете «реальные политики» стояли близко к октябристам.


Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.