Хроника внутренней жизни (Мякотин)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Хроника внутренней жизни
авторъ Венедикт Александрович Мякотин
Опубл.: 1902. Источникъ: az.lib.ru • I. По поводу прошлого года.- Некоторые итоги его земской сессии.- II. Вопрос о мелкой земской единице в земских собраниях.- III. Оригинальный юбилей.- IV. Административные меры по охране порядка.- Административные распоряжения относительно печати.- Правительственное сообщение.

Хроника внутренней жизни.[править]

I. По поводу прошлаго года. — Нѣкоторые итоги его земской сессіи. — II. Вопросъ о мелкой земской единицѣ въ земскихъ собраніяхъ. — III. Оригинальный юбилей. — IV. Административныя мѣры по охранѣ порядка. — Административныя распоряженія относительно печати. — Правительственное сообщеніе.

I.[править]

1901 годъ отошелъ въ вѣчность, едва-ли оставивъ въ комъ-либо особенно большое сожалѣніе о себѣ. И, однако же, это былъ несовсѣмъ обычный годъ, кое-въ-чемъ выгодно отличавшійся отъ тѣхъ безнадежно-сѣрыхъ сумерекъ, къ какимъ насъ пріучили послѣднія десятилѣтія XIX вѣка. Если, привѣтствуя начало прошлаго года, мы уже могли констатировать нѣкоторые признаки пробужденія энергіи и самодѣятельности хотя бы въ отдѣльныхъ группахъ русскаго общества, то съ еще большимъ правомъ наблюдатель русской жизни можетъ говорить о существованіи такихъ признаковъ по истеченіи этого года. По крайней мѣрѣ, первые его мѣсяцы были свидѣтелями извѣстнаго оживленія русскаго общества, нѣкотораго подъема его энергіи. Правда, такое оживленіе не приняло значительныхъ размѣровъ, которые позволяли бы говорить о возрожденіи широкаго общественнаго движенія. Правда и то, что это оживленіе оказалось не особенно устойчивымъ и возникшія было у многихъ надежды на быстрое обновленіе атмосферы общественной жизни были скоро разбиты дѣйствительностью. Начальный годъ новаго столѣтія не открылъ собою новой эры въ нашей общественной жизни и развѣ лишь далъ указанія на возможность наступленія такой эры въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ. Пока же теченіе этой жизни въ главной своей массѣ идетъ еще по старому руслу, не только не сворачивая съ него, но даже все болѣе углубляя его силою своего давленія.

Не мало яркихъ доказательствъ этого представила между прочимъ сессія земскихъ собраній, занявшая собою послѣдніе мѣсяцы минувшаго года. То мѣстное самоуправленіе, съ которымъ когда-то русское общество связывало столько надеждъ и которое затѣмъ, даже не оправдавъ этихъ надеждъ въ полной мѣрѣ, все же въ теченіе многихъ лѣтъ оставалось однимъ изъ главнѣйшихъ работниковъ въ дѣлѣ культурнаго подъема страны, на порогѣ XX вѣка переживаетъ тяжелый кризисъ, грозящій въ корнѣ подорвать его силы. И этотъ кризисъ получаетъ тѣмъ- большую важность, что его происхожденіе далеко не всецѣло коренится въ условіяхъ жизни, диктуемыхъ земству извнѣ. Къ вліянію этихъ условій, замедляющихъ темпъ земской дѣятельности, присоединяется и идущая въ томъ же направленіи внутренняя эволюція самого земства. Объ этой эволюціи, совершающейся внутри земства и постепенно выдвигающей въ немъ на первый планъ новыхъ людей и новые взгляды, не разъ уже велась рѣчь на страницахъ хроники «Русскаго Богатства». Многочисленныя и разнообразныя проявленія такой эволюціи ознаменовали собою и послѣднюю сессію земскихъ собраній.

Въ очень различныхъ уголкахъ земской Россіи наблюдалось въ минувшемъ году одно и то же характерное явленіе, въ наиболѣе простой своей формѣ сводившееся къ замѣнѣ старыхъ земскихъ дѣятелей людьми иного типа и иного направленія. При этомъ представители прежнихъ земскихъ традицій частью терпѣли пораженія въ земскихъ собраніяхъ, частью добровольно отстранялись отъ руководительства земскимъ дѣломъ въ виду того, что ихъ взгляды перестали соотвѣтствовать стремленіямъ и желаніямъ большинства гласныхъ. Такъ, напримѣръ, было въ Рязани. Здѣсь предсѣдатель губернскаго земскаго собранія не допустилъ до обсужденія собранія вопросъ объ учрежденіи мелкой земской единицы, такъ какъ мѣстное губернское присутствіе признало этотъ вопросъ общегосударственнымъ и потому не подлежащимъ разсмотрѣнію земства. На слѣдующій день происходили выборы членовъ управы и одинъ изъ видныхъ дѣятелей рязанскаго земства, неоднократно бывшій предсѣдателемъ губернской земской управы, кн. Волконскій, отказался баллотироваться въ предсѣдатели, мотивировавъ свой отказъ слѣдующимъ образомъ: «мы слишкомъ разошлись въ понятіяхъ, поэтому я не хочу утруждать господъ гласныхъ баллотировкою»[1]. Нѣчто подобное произошло и въ Саратовѣ. Стоявшій за послѣдніе годы во главѣ саратовской губернской управы г. Львовъ, также небезъизвѣстный земскій дѣятель, на выборахъ минувшаго года отказался вновь поставить свою кандидатуру на постъ предсѣдателя управы и земское собраніе избрало на этотъ постъ гр. Олсуфьева, выдавшагося пока лишь въ качествѣ ревностнаго защитника церковно-приходскихъ школъ. Въ Воронежѣ Изъ двухъ кандидатовъ на постъ предсѣдателя губернской управы побѣдилъ представитель консервативной партіи, хотя эта побѣда повела къ тому, что на мѣста членовъ управы не нашлось кандидатовъ, а единственный нашедшійся былъ забаллотированъ собраніемъ. Перемѣнило предсѣдателя своей управы и полтавское губернское земство, при чемъ эта перемѣна опять-таки носила специфическую окраску. Бывшій предсѣдатель полтавской управы, г. Шкляревичъ, далеко не принадлежалъ къ числу особенно энергичныхъ и передовыхъ земцевъ, но тѣмъ не менѣе и его энергія оказалась, повидимому, чрезмѣрной въ глазахъ полтавскихъ гласныхъ. Дѣятельность г. Шкляревича по части насажденія профессіональнаго образованія среди крестьянскаго населенія губерніи вызвала, по сообщенію корреспондента «Р. Вѣдомостей», рѣзкую и страстную критику со стороны мѣстныхъ аграріевъ, которая привела къ устраненію г. Шкляревича отъ должности предсѣдателя управы. На его мѣсто большинствомъ былъ избранъ недавно сдѣлавшійся полтавскимъ землевладѣльцемъ г. Лизогубъ, являющійся на аренѣ земской дѣятельности совершенно новымъ человѣкомъ.

Болѣе энергичное выступленіе новыхъ элементовъ въ земствѣ не ограничилось одною лишь выборной борьбой, но естественно отразилось и на всемъ характерѣ земскихъ собраній. Старымъ земцамъ въ собраніяхъ минувшей сессіи не разъ приходилось видѣть странныя вещи и слышать удивительныя рѣчи, ярко характеризующія земцевъ новой формаціи. Не перечисляя всѣхъ многочисленныхъ эпизодовъ, разыгравшихся на этой почвѣ, мы позволимъ себѣ все же напомнить читателю нѣкоторые, наиболѣе любопытные изъ нихъ, позволяющіе до извѣстной степени опредѣлить общее направленіе наблюдаемой въ земской жизни эволюціи.

Одинъ изъ такихъ эпизодовъ произошелъ въ пермскомъ губернскомъ земствѣ. Въ послѣднемъ съ недавняго времени твердо упрочились не-выборные элементы и это обстоятельство побудило, наконецъ, управу поднять вопросъ о законномъ составѣ губернскаго земскаго собранія. Отмѣтивъ въ своемъ докладѣ, если не преобладающее, то очень значительное участіе въ составѣ этого собранія не-выборнаго элемента, управа указывала на возможность при подобномъ порядкѣ не только постояннаго преобладанія неземскихъ элементовъ надъ земскими, но и такого измѣненія губернскаго земскаго собранія, при которомъ въ немъ не будетъ ни одного земскаго гласнаго. «Само собой понятно, — говорилось по этому поводу въ докладѣ управы, — что вопросъ о томъ, кого и какъ принимать въ разсчетъ при повѣркѣ законности состава собранія, пріобрѣтаетъ чрезвычайно важное значеніе и въ принципіальномъ, и въ практическомъ отношеніи. Земское собраніе, въ которомъ совсѣмъ нѣтъ земскихъ гласныхъ или въ которомъ они составляютъ меньшинство, не можетъ быть названо земскимъ собраніемъ: это будетъ съѣздъ чиновниковъ разныхъ вѣдомствъ для обсужденія земскихъ дѣлъ». Такъ какъ для Пермской губерніи число губернскихъ гласныхъ опредѣляется тридцатью двумя, то, слѣдовательно, всякое засѣданіе собранія будетъ законно при участіи въ немъ шестнадцати гласныхъ, то губернская управа доказывала, что число членовъ собранія, участвующихъ въ немъ «сверхъ положеннаго по росписанію числа гласныхъ», не должно имѣть вліянія на законность состава собранія. Въ этомъ смыслѣ управа и предлагала измѣнить способъ провѣрки законности состава собранія, прося послѣднее въ томъ случаѣ, если оно" признаетъ себя некомпетентнымъ для разрѣшенія этого вопроса, уполномочить управу обратиться за разъясненіемъ его въ сенатъ. Предложеніе управы встрѣтило, однако, рѣшительнаго противника себѣ въ лицѣ предсѣдателя губернскаго собранія г. Блока. Въ его глазахъ докладъ управы явился «давно назрѣвшимъ протестомъ, вырвавшимся, наконецъ, наружу», хотя ему не слѣдовало бы выходить на свѣтъ". По словамъ г. Блока, «многіе земскіе элементъ», на которые указываетъ управа, поступаютъ не такъ, какъ можно было бы ожидать отъ нихъ". «Сюда, — т. е. въ губернское собраніе, — являются люди, связанные съ земствомъ только тѣмъ, что платятъ ему налоги», — говорилъ г. предсѣдатель собранія по адресу земскихъ гласныхъ. За то не-выборные элементы собранія г. Блокъ почтилъ самой лестной аттестаціей. «Ихъ — говорилъ онъ — упрекаютъ за очень многое, особенно же за то сдерживающее вліяніе, которое они оказываютъ въ собраніяхъ на ходъ земскаго дѣла. Но если принять во вниманіе, что пермское земство — передовое, а потому и замыслы его широкіе, то понятна будетъ необходимость и благотворность этого сдерживающаго вліянія». Выразивъ сожалѣніе о томъ, что управа своимъ докладомъ вноситъ рознь въ земскую работу, г. Блокъ заключилъ увѣреніемъ, что вопросъ о повѣркѣ законности состава собранія достаточно ясенъ и не нуждается въ разъясненіи со стороны сената. Собраніе большинствомъ голосовъ согласилось съ выводомъ своего предсѣдателя, тѣмъ самымъ признавъ, повидимому, не только полную равноправность представителей по назначенію съ земскими гласными, но и желательность «сдерживающаго вліянія» въ работахъ пермскаго земства[2].

Если въ Перми невозбранно раздавались рѣчи о необходимости «сдерживающаго вліянія» надъ выборными земскими гласными, то въ Казани нѣкоторые изъ гласныхъ сами стремились стать въ положеніе сдерживающаго элемента по отношенію къ мѣстному населенію. «Тяжелое, гнетущее впечатлѣніе выносится публикой изъ губернскаго земскаго собранія, — писалъ изъ Казани одинъ газетный корреспондентъ. — Истинныхъ земцевъ, въ хорошемъ значеніи этого слова, въ земскомъ собраніи небольшая группа въ 12—13 человѣкъ, а остальная часть собранія — крупные землевладѣльцы, заботящіеся только объ удовлетвореніи своихъ аппетитовъ, люди, совершенно чуждые земскихъ нуждъ и традицій, пропитанные бюрократическими началами»[3]. Вслѣдъ за открытіемъ казанскаго собранія одинъ изъ членовъ губернской управы, г. Берстель, обратился къ нему съ жалобой на мѣстную печать, которая обижаетъ г. Берстеля, относясь къ нему безъ должной почтительности и осмѣливаясь подвергать критикѣ его дѣйствія. Собраніе не сочло, однако, возможнымъ заняться разборомъ этой жалобы и не въ мѣру обидчивому г. Берстелю не удалось пока освободиться отъ контроля гласности. Легко повѣрить во всякомъ случаѣ, что этотъ контроль далеко не пріятенъ г. Берстелю. Послѣдній, въ качествѣ члена управы, завѣдуетъ сиротскимъ домомъ, больницей и родильнымъ пріютомъ и вотъ въ какихъ краскахъ рисуетъ эту его дѣятельность цитированный уже нами корреспондентъ «Спб. Вѣдомостей». «Берстель настаивалъ на введеніи въ сиротскомъ домѣ порки, какъ лучшей воспитательной мѣры, насадилъ въ этотъ домъ, въ качествѣ надзирательницъ и т. д., своихъ протеже, грубыхъ, дурно обращающихся съ дѣтьми, бьющихъ ихъ, отказывающихся давать дѣтямъ лѣкарства и т. д. Онъ ввелъ въ самыхъ широкихъ размѣрахъ отдачу грудныхъ дѣтей въ деревню, при чемъ для опредѣленія здоровья какъ дѣтей, такъ и семей, въ которыя они отдаются, выступалъ самолично, совершенно игнорируя врача сиротскаго дома. Дѣтей-подростковъ стали, на иниціативѣ Берстеля, отдавать въ разныя ремесленныя заведенія, при чемъ за тѣмъ, какъ имъ живется, никто не наблюдалъ, а имъ жилось очень горько. Одна, напримѣръ, дѣвочка была отдана въ такую мастерскую, гдѣ не въ шитьѣ сила, а въ чемъ-то другомъ… На ея жалобы Берстель вниманія не обращалъ. Отдѣленіе подростковъ Берстель перевелъ въ сколоченный на живую руку холерный баракъ, и держалъ ихъ тамъ всю осень до ноября. Температура была + 6—7 R. Только послѣ газетныхъ замѣтокъ дѣти были переведены въ болѣе сносное, но все-таки далеко не хорошее, помѣщеніе». Въ губернской больницѣ г. Берстель также завелъ особые или, какъ мягко выражается корреспондентъ, «нежелательные» порядки. «По его иниціативѣ, почти совсѣмъ была превращена выдача безплатныхъ медикаментовъ амбулаторнымъ больнымъ. По его распоряженію, перестали выдавать лѣкарства и заболѣвшей больничной прислугѣ, на каждомъ шагу рискующей заразиться и заболѣть и состоящей въ большинствѣ изъ земскихъ плательщиковъ казанскаго земства. Благодаря тому, что амбулаторные пріемы свелись только къ одному констатированію болѣзни, число амбулаторныхъ больныхъ въ губернской земской больницѣ упало за годъ на 15,000 человѣкъ». Не трудно представить себѣ, что въ виду этихъ фактовъ, въ свое время оглашенныхъ и въ мѣстной печати, казанскіе обыватели съ большимъ нетерпѣніемъ ожидали того дня, когда въ земскомъ собраніи должны были разсматриваться доклады по вопросамъ общественнаго призрѣнія. Но въ день, назначенный для разсмотрѣнія этихъ докладовъ, г. Берстель неожиданно заболѣлъ и разсмотрѣніе названныхъ докладовъ было отложено до его выздоровленія…

Оригинальное пониманіе правъ и обязанностей земства свойственно, впрочемъ, въ Казанской губерніи не одному г. Берстелю. Спустя нѣсколько дней послѣ того, какъ послѣдній обратился къ земскому собранію съ просьбою оградить его отъ печати, въ губернское собраніе былъ внесенъ составленный по заявленію Козьмодемьянскаго уѣзднаго собранія докладъ о возбужденіи ходатайства относительно воспрещенія административно-высланнымъ проживанія въ г. Козьмодемьянскѣ. Самый вопросъ этотъ былъ поднятъ собственно Козьмодемьянскимъ городскимъ головою, который внезапно сообразилъ, что административно-высланные могутъ произвести въ Козьмодемьянскѣ «смуту», нарушить нормальный порядокъ и т. п. Кромѣ того, по мнѣнію головы, административно-высланные въ Козьмодемьянскѣ, какъ «элементъ преступный», нежелательны и по другимъ соображеніямъ: «не имѣя работы, они выпрашиваютъ подачки у жителей города, а когда тѣ не даютъ, ругаютъ ихъ и т. д.». Уѣздное собраніе, къ которому голова обратился съ своимъ заявленіемъ, было побѣждено этими мудрыми соображеніями и рѣшило возбудить черезъ губернское собраніе ходатайство передъ правительствомъ о введеніи для Козьмодемьянска, «въ видахъ охраненія общественнаго спокойствія», своеобразнаго положенія объ усиленной охранѣ. Съ своей стороны губернская управа внесла докладъ объ этомъ въ собраніе безъ какого бы то ни было собственнаго заключенія, а на вопросы гласныхъ объ ея мнѣніи разъяснила лишь, что просьба уѣзднаго земства повергла ее въ полное недоумѣніе, изъ котораго она такъ и не смогла выйти собственными силами. Но послѣ того, какъ и гласные выразили лишь недоумѣніе по поводу того, что къ земству обращаются съ вопросами, подлежащими исключительному вѣдѣнію полиціи, вопросъ о Козьмодемьянскомъ ходатайствѣ былъ снятъ съ обсужденія губернскаго собранія.

Несравненно больше разговоровъ въ послѣднемъ вызвалъ другой проектъ ходатайства, заслушанный въ томъ же засѣданіи и вызванный заявленіемъ бывшаго гласнаго кн. П. Л. Ухтомскаго о необходимости установленія гражданской отвѣтственности сельскихъ обществъ по уголовнымъ преступленіямъ, совершаемымъ членами этихъ обществъ. Авторъ проекта признавалъ необходимымъ, чтобы въ тѣхъ случаяхъ, когда виновные въ конокрадствѣ, поджогахъ, кражахъ, потравахъ и т. д. не будутъ обнаружены, убытки взыскивались съ сельскихъ обществъ, къ которымъ, по подозрѣніямъ, принадлежатъ лица, совершившія эти преступленія и проступки. Въ свою очередь губернская управа, присоединяясь къ этому проекту, находила желательнымъ послать докладъ кн. Ухтомскаго въ коммиссію, пересматривающую уголовное уложеніе, съ ходатайствомъ, чтобы она обратила вниманіе на поднятый въ этомъ докладѣ вопросъ. Сверхъ того управа выражала пожеланіе, чтобы гражданская отвѣтственность сельскихъ обществъ была установлена и для тѣхъ случаевъ, когда полиція даннаго сельскаго общества бездѣйствуетъ, т. е. не обнаруживаетъ совершеннаго преступленія или проступка. Иначе говоря, авторъ проекта и сочувствующая ему управа предлагали въ началѣ XX-го вѣка вернуться въ порядкамъ ХІ-го столѣтія, возстановить институтъ, извѣстный «Русской Правдѣ» подъ именемъ «дикой виры», судить не по доказательствамъ, а по подозрѣніямъ, я карать невинныхъ вмѣсто виновнаго. И тѣмъ не менѣе этотъ проектъ, имѣвшій своею цѣлью исключительно охрану матеріальныхъ интересовъ крупныхъ землевладѣльцевъ за счетъ крестьянскаго населенія, для котораго въ этихъ видахъ предполагалось возстановить архаическіе судебные порядки, нашелъ себѣ среди казанскихъ земцевъ многочисленныхъ и горячихъ защитниковъ. Въ числѣ этихъ защитниковъ оказался даже нѣкій приватъ-доцентъ юридическаго факультета, г. Догель, читающій въ казанскомъ университетѣ международное право. Очевидно, этотъ ученый спеціалистъ нашелъ въ пользу изложеннаго проекта какія-то особенныя соображенія, заставившія его пожертвовать основными положеніями юридической науки. Мы должны оговориться, впрочемъ, что намъ, къ сожалѣнію, неизвѣстны ученые труды г. Догеля и поэтому мы говоримъ объ его знакомствѣ съ юридической наукой исключительно въ силу довѣрія къ его положенію приватъ-доцента въ университетѣ. Какъ бы то ни было, профессоръ-юристъ, выступающій въ ваше время защитникомъ исключительныхъ законовъ для крестьянства, по своему содержанію достойныхъ эпохи Ярослава Мудраго, представляетъ собою весьма любопытное зрѣлище. Не менѣе любопытнымъ является и то обстоятельство, что защитниками проекта кн. Ухтомскаго выступали по преимуществу болѣе молодые земцы. Повидимому, въ рядахъ новыхъ дѣятелей казанскаго земства безвозвратно утратилось сознаніе того, что земство должно являться выразителемъ интересовъ всего населенія, а не одной лишь привилегированной его части. Въ концѣ концовъ предложеніе управы возбудить передъ правительствомъ ходатайство въ смыслѣ проекта кн. Ухтомскаго было, правда, отклонено собраніемъ, но отклонено большинствомъ всего двухъ голосовъ[4].

Тотъ новый для земства взглядъ на крестьянина, какой исповѣдуютъ молодые дѣятели казанскаго земства, не чуждъ, повидимому, и нѣкоторымъ саратовскимъ земцамъ. По крайней мѣрѣ, въ саратовскомъ губернскомъ собраніи во время преній о томъ, слѣдуетъ-ли давать субсидію отъ земства находящимся въ завѣдываніи духовенства школамъ грамоты, нѣкоторые гласные высказывались въ томъ смыслѣ, что народу нужно въ школѣ не образованіе, а что-то другое, даваемое только церковною школой. По словамъ гласнаго Усачева, «земская школа обанкротилась»; по мнѣнію другого гласнаго, г. Сосѣдова, образованіе представляетъ собою только «лишній балластъ» и именно поэтому земству слѣдуетъ поддерживать церковную школу. Представители подобныхъ мнѣній остались, правда, въ меньшинствѣ и собраніе большинствомъ голосомъ приняло предложеніе управы отказать школамъ грамоты въ земской субсидіи. Немало, повидимому, повліяла на такой исходъ дѣла и чрезмѣрная откровенность епархіальнаго наблюдателя школъ, о. Розанова, который рѣшительно заявилъ въ собраніи, что земцы только говорятъ о школьномъ дѣлѣ, но ничего не дѣлаютъ, и что духовное вѣдомство съ своей стороны совершенно не находитъ нужнымъ имѣть въ своихъ школахъ учителей съ среднимъ образованіемъ, предпочитая имъ лицъ, окончившихъ лишь низшее учебное заведеніе[5]. Судя, однако, по тому, что предсѣдателемъ саратовской губернской управы на новое трехлѣтіе избранъ, какъ мы уже упоминали, ревностный защитникъ церковныхъ школъ, можно опасаться, что походъ противъ земской школы въ Саратовской губерніи представляется далеко еще незаконченнымъ.

Отрицаніе старыхъ принциповъ земской дѣятельности, которое въ Саратовѣ является пока достояніемъ оппозиціи, въ иныхъ мѣстахъ успѣло уже сдѣлаться лозунгомъ земской дѣятельности. Усвоеніе выборными органами нѣкоторыхъ земствъ новыхъ взглядовъ на земское дѣло и въ частности бюрократическихъ замашекъ въ своихъ отношеніяхъ къ земскимъ служащимъ въ минувшемъ, году вызвало, какъ извѣстно нашимъ читателямъ, цѣлый рядъ конфликтовъ между земскими управами и состоящими на службѣ земства спеціалистами, главнымъ образомъ статистиками. Въ свою очередь земская сессія конца года очень мало способствовала благопріятному разрѣшенію этихъ конфликтовъ. Въ Харьковѣ, напримѣръ, губернская управа уволила завѣдывавшаго оцѣночно-статистическимъ отдѣломъ г. Арнольда, за то, что онъ дозволялъ служившимъ въ отдѣлѣ лицамъ собираться для коллективнаго протеста противъ дѣйствій знаменитаго предсѣдателя екатеринославской управы, г. Родзянко, по отношенію къ статистикамъ, и это увольненіе повлекло за собою добровольную отставку всѣхъ статистиковъ и многихъ другихъ служащихъ харьковскаго губернскаго земства. Въ дѣлѣ увольненія г. Арнольда нѣкоторые члены управы остались, однако, при особомъ мнѣніи. Рѣшившее же это увольненіе управское большинство, съ предсѣдателемъ г. Гордѣенко во главѣ, представило по этому поводу земскому собранію цѣлый докладъ, въ которомъ обвиняло весь статистическій отдѣлъ въ «небрежномъ отношеніи къ службѣ» и «деморализаціи всѣхъ остальныхъ служащихъ», а г. Арнольда въ такихъ преступленіяхъ, какъ нарушеніе закона о сходкахъ и охранѣ порядка въ общественныхъ учрежденіяхъ, въ «намѣренномъ затягиваніи» статистическихъ работъ, въ «чрезмѣрной обширности» ихъ программы и, наконецъ, даже въ неправильномъ и незаконномъ расходованіи земскихъ денегъ. Всѣ эти обвиненія были разсѣяны въ самомъ же земскомъ собраніи. Прежде всего ревизіонная коммиссія заявила, что она нашла какъ счетоводство, такъ и документы оцѣночно-статистическаго отдѣла въ полномъ порядкѣ. Затѣмъ оставшіеся въ этомъ дѣлѣ при особомъ мнѣніи члены управы гг. Линтваревъ и Костомаровъ указали, что они впервые слышатъ обвиненіе г. Арнольда въ затягиваніи работъ; что же касается «обширности программы», то послѣдняя была утверждена губернской оцѣночной коммиссіей, разсматривавшей ее при участіи спеціалистовъ-статистиковъ, а впослѣдствіи одобрена такимъ компетентнымъ въ данномъ случаѣ судьей, какъ проф. Каблуковъ. Наконецъ, особая коммиссія, составленная изъ членовъ ревизіонной и редакціонной коммиссій, разсмотрѣвъ докладъ управы и отдѣльныя мнѣнія ея членовъ и свѣривъ всѣ показанія съ документами, пришла къ неблагопріятнымъ для управы заключеніямъ и большинствомъ 8 голосовъ противъ пяти рѣшила, что управа не имѣла основаній для увольненія г. Арнольда. Выслушавъ всѣ эти объясненія, земское собраніе ограничилось, однако, лишь резолюціей, гласившей, что оно «принимаетъ къ свѣдѣнію все доложенное». Предсѣдателемъ губернской управы на новое трехлѣтіе былъ избранъ тотъ же г. Гордѣенко. За то, какъ прибавляетъ одинъ изъ сообщавшихъ объ этомъ избраніи корреспондентовъ, «лучшія силы управы ушли»[6]

Не лучше закончился конфликтъ управы со статистиками и въ таврическомъ земствѣ. Какъ припомнятъ, можетъ быть, читатели, приглашенный для завѣдыванія статистическими работами послѣдняго г. Фирсовъ представилъ управѣ настолько рѣзкій докладъ по поводу хода этихъ работъ при своемъ предшественникѣ, г. Блекловѣ, что остальные статистики губернскаго земства сочли нужнымъ протестовать противъ этого доклада и сообща заявили о невозможности для нихъ продолжать совмѣстную службу съ г. Фирсовымъ. При разборѣ всего этого инцидента въ губернскомъ земскомъ собраніи послѣднее весьма недвусмысленно выразило полное свое несочувствіе пріемамъ г. Фирсова и въ виду этого протестовавшіе противъ нихъ статистики готовы уже были остаться на службѣ таврическаго земства. Но губернская управа, очевидно, въ цѣляхъ поддержанія чьего-то престижа и отплаты за поданный протестъ, уволила всѣхъ подписавшихъ его статистиковъ[7]. Повидимому, таврическая управа, увлекшись идеей охраненія дисциплины среди земскихъ служащихъ, мало задумывается надъ тѣмъ, насколько подобныя дѣйствія могутъ способствовать привлеченію въ губернію способныхъ и преданныхъ дѣлу работниковъ.

Не такъ давно одна изъ петербургскихъ газетъ напечатала по поводу конфликтовъ земскихъ служащихъ съ управами статью, объяснявшую всѣ такіе конфликты чрезмѣрными требованіями и ненормальнымъ положеніемъ земскихъ служащихъ[8]. Отъ себя редакція прибавила къ этой статьѣ нѣсколько оговорокъ, весьма, впрочемъ, неясныхъ и туманныхъ. За то мнѣнія автора статьи по своей ясности и опредѣленности не оставляютъ желать ничего большаго. Бѣда, по его указанію, заключается въ томъ, что на службѣ земства состоитъ слишкомъ много спеціалистовъ и имъ дается черезчуръ много воли. Корпораціи этихъ спеціалистовъ «изъ служебной роли постепенно переходятъ къ роли господствующей. Онѣ не предлагаютъ уже, а требуютъ, не въ качествѣ свѣдущихъ людей только, а въ качествѣ представителей общественнаго мнѣнія, какъ будто земство не поручило имъ только завѣдывать извѣстною частью подъ его руководствомъ, а прямо обязано приводить въ исполненіе, что онѣ порѣшили. Подчиненность такимъ образомъ перемѣщается. Избранники мѣстнаго общества, пригласившіе за извѣстное вознагражденіе къ себѣ техниковъ, становятся въ зависимость отъ этихъ техниковъ. Земская организація вслѣдствіе этого искажается. Исполнительный органъ земства, его управа, облеченная довѣріемъ большинства, приглашаетъ на службу врачей, преподавателей, инженеровъ, статистиковъ и т. д. и, конечно, съ ними совѣтуется. Но самостоятельность свою она должна сохранить вполнѣ, какъ представительница интересовъ населенія. Для агентовъ ея, для техниковъ, между тѣмъ, эти интересы имѣютъ значеніе косвенное, постороннее. Не являясь выборными населенія и не связанные съ нимъ фактомъ владѣнія недвижимостью, они, естественнымъ образомъ, склонны глядѣть на свою спеціальность, какъ на нѣчто самостоятельное и самодовлѣющее. Они являются на собраніе, заявляютъ о своихъ нуждахъ, сплошь и рядомъ даже о нуждахъ совершенно личныхъ, принимаютъ участіе въ преніяхъ, черезъ головы гласныхъ апеллируютъ къ присутствующей публикѣ. Незамѣтно для себя управа, а порой и собраніе, подчиняются давленію спеціалистовъ, во-первыхъ, потому, что ихъ много, во-вторыхъ, потому, что они признаются свѣдущими и стоятъ за дѣло, которое пользуется сочувствіемъ публики. Выходитъ такъ, что какая-нибудь статистика заведена не только для правильной оцѣнки имущества плательщиковъ, а ради выполненія программы, задуманной гг. статистиками, врачебная помощь не ради здоровья жителей, а для выполненія фантазіи гг. медиковъ и т. д.»… «Члены управъ и самые гласные, — продолжаетъ авторъ статьи, — не всегда съ достаточною энергіей умѣютъ отстаивать свое право быть хозяевами въ земскомъ дѣлѣ, отчасти по мягкости русской натуры, отчасти потому, что не всегда удобно держать въ уѣздѣ людей, съ которыми ежедневно встрѣчаешься». Однако, «держать въ уѣздѣ» ихъ необходимо. «Пора земству опомниться, стряхнуть съ себя навожденіе техническаго всезнанія и не отдавать мѣстнаго дѣла во власть чужихъ ему людей».

Мы позволили себѣ привести эту длинную выдержку изъ газетной статьи, въ виду того, что въ ней довольно удачно сгруппированы главныя обвиненія, раздававшіяся въ послѣднее время по адресу земскихъ служащихъ въ виду участившихся конфликтовъ ихъ съ земскими управами и собраніями. Нетрудно подмѣтить, однако, въ приведенной аргументаціи фальшивыя ноты, выдающія всю несостоятельность этихъ обвиненій. Авторъ цитированной статьи почему-то не указываетъ тѣхъ мѣстностей, гдѣ статистика существуетъ только для выполненія программы, не имѣющей никакой практической цѣли, а врачебная помощь организуется исключительно для удовлетворенія «фантазіи гг. медиковъ». Изъ лицъ, сколько-нибудь знакомыхъ съ земскимъ дѣломъ, едва-ли кто и повѣритъ въ существованіе такихъ мѣстностей. Не менѣе трудно повѣрить, будто одна численность состоящихъ на службѣ земства лицъ сама по себѣ можетъ оказывать серьезное вліяніе на характеръ дѣятельности земства. Между тѣмъ авторъ именно въ этой численности видитъ главную причину подчиненія земцевъ давленію пришлаго или, употребляя модное выраженіе, «третьяго элемента». Что касается другой причины вліянія этого «третьяго элемента» — спеціальныхъ знаній входящихъ въ составъ его лицъ, то авторъ изложенной статьи не то отрицаетъ наличность такихъ знаній, не то отвергаетъ ихъ пользу. Призывая земства «стряхнуть съ себя навожденіе техническаго всезнанія», онъ, повидимому, желалъ бы, чтобы носителямъ спедіальныхъ знаній была предоставлена въ земской работѣ исключительно пассивная и подчиненная роль, чтобы медицинскіе вопросы безапелляціонно рѣшались людьми, не имѣющими понятія о медицинѣ, чтобы статистики не принимали участія въ составленіи программъ хозяйственно-статистическихъ изслѣдованій и лишь безропотно выполняли программу, продиктованную имъ представителями «мѣстныхъ нуждъ», и т. д. Наконецъ, въ самомъ противопоставленіи земскихъ служащихъ, какъ пришлаго элемента, для котораго интересы населенія имѣютъ лишь «косвенное значеніе», кореннымъ земцамъ, какъ истиннымъ представителямъ интересовъ населенія, явственно звучитъ фальшивая нота, особенно, когда рядомъ съ этимъ противопоставленіемъ авторъ проговаривается, что земскіе служащіе въ своихъ требованіяхъ являются «представителями общественнаго мнѣнія» и опираются на «сочувствіе публики». Невольно возникаетъ вопросъ, что же заставляетъ общественное мнѣніе становиться на сторону земскихъ служащихъ, если не отстаиваніе ими общественныхъ интересовъ. И, дѣйствительно, оглядываясь хотя бы на два изложенные выше примѣра столкновеній земскихъ служащихъ съ управами, легко видѣть, насколько неудовлетворительны приведенныя объясненія подобныхъ столкновеній и какъ мало согласовано съ интересами земскаго дѣла стремленіе «держать въ уздѣ» земскихъ служащихъ.

Къ сожалѣнію, проявленія подобнаго стремленія за послѣдніе годы далеко уже не составляютъ чего-либо совершенно исключительнаго въ практикѣ нашихъ земствъ и съ теченіемъ времени оно, повидимому, все болѣе усиливается и распространяется. Обстоятельства, видоизмѣнившія составъ земскихъ собраній и наложившія на него явственный сословный отпечатокъ, въ концѣ концовъ, не остались безъ замѣтнаго вліянія на измѣненіе характера земской дѣятельности, въ то время, какъ русская интеллигенція, изъ которой вербуется составъ земскихъ служащихъ, сохранила объ этой дѣятельности прежнія представленія. Въ этомъ противорѣчіи, какъ указываютъ факты текущей жизни, и скрывается главная причина все учащающихся конфликтовъ между земцами и представителями «третьяго элемента», не склонными подчиняться вновь вводимой для нихъ въ земствѣ дисциплинѣ или, употребляя болѣе откровенное выраженіе автора цитированной выше статьи, «уздѣ». Съ другой стороны, отреченіе отъ прежнихъ цѣлей и пріемовъ земской дѣятельности и усвоеніе бюрократическаго режима постепенно развиваютъ въ земствахъ, вступившихъ на этотъ путь, своего рода свѣтобоязнь и вовлекаютъ ихъ въ борьбу съ гласностью. Земская хроника минувшаго года записала уже на свои страницы нѣсколько случаевъ такой борьбы.

Съ особенною энергіею походъ противъ гласности былъ предпринятъ въ екатеринославскомъ земствѣ, томъ самомъ, въ которомъ г. Родзянко проявилъ въ свое время такое усердіе по части искорененія вольнаго духа среди земскихъ служащихъ. Въ началѣ минувшаго декабря въ екатеринославской газетѣ «Приднѣпровскій Край» появилось слѣдующее заявленіе «отъ редакціи»: «отъ дальнѣйшаго реферированія губернскаго земскаго собранія и обсужденія дѣлъ губернскаго земства отказываемся». Какъ оказалось затѣмъ, причиною такого рѣшенія газеты послужило то обстоятельство, что предсѣдатель губернскаго земскаго собранія г. Струковъ, недовольный тѣмъ освѣщеніемъ, какое придавалось земскимъ дѣламъ въ «Приднѣпровскомъ Краѣ», вынудилъ помощника редактора послѣдняго оставить залу земскаго собранія[9]. Можно, конечно, различно оцѣнивать правильность пути, избраннаго газетой въ отвѣтъ на эту выходку, но едва-ли возможны различныя мнѣнія относительно самой выходки г. Струкова. Истинный общественный дѣятель, защищающій чистое дѣло, не имѣетъ основаній бояться свѣта гласности и заглушать голосъ независимой критики. Но для земцевъ новаго типа, стремящихся «держать въ уздѣ» всѣ иные общественные элементы, всякое проявленіе независимой критики, всякое выраженіе неодобренія ихъ дѣйствій являются уже нестерпимымъ оскорбленіемъ, и благодаря этому въ иныхъ земскихъ собраніяхъ разыгрываются теперь странныя сцены. Въ Самарѣ нѣкій г. Марковъ, какъ сообщали газеты, «поставилъ на видъ земскому собранію то, что въ „Самарской Газетѣ“ появляются статьи, неблагопріятныя ему, А. И. Маркову, и просилъ собраніе принять къ устраненію этого мѣры. Собраніе отвѣтило на это указаніе г. Маркова глубокимъ молчаніемъ»[10]. Но прошло около двухъ мѣсяцевъ и при разсмотрѣніи доклада ревизіонной коммиссіи по оцѣночному отдѣленію въ самарскомъ собраніи произошелъ гораздо болѣе прискорбный инцидентъ. Одинъ изъ гласныхъ, земскій начальникъ Поздюнинъ, говоря о порядкахъ работъ въ отдѣленіи, сталъ заподозривать добросовѣстность служащихъ отдѣла, которые при существующихъ порядкахъ могутъ будто бы въ служебные часы исполнять особо оплачиваемую сдѣльную работу. Наполнявшая залу засѣданія публика, услыхавъ такія обвиненія по адресу земскихъ служащихъ, стала свистать и шикать. «Произошло, — продолжаетъ газетный отчетъ, — чрезвычайное смятеніе. Гласный Поздюнинъ оставилъ залу засѣданія. Раздаются возбужденные голоса гласныхъ. Гласный Обуховъ: „Если насъ не оградятъ отъ оскорбленій, мы всѣ уйдемъ!“ Гласный Свѣнцицкій: „Ваше превосходительство, свиститъ не публика, а наши служащіе“. Собраніе было прервано и публика удалена съ хоръ и изъ залы, въ которой оставлены были только сотрудники мѣстной газеты»[11]. Вслѣдъ затѣмъ, однако, въ газетахъ появилось извѣстіе, гласившее, что въ Самарѣ недоразумѣнія между печатью и земствомъ приняли острый характеръ, и что редакціей «Самарской Газеты» подано губернскому собранію заявленіе о прекращеніи печатанія газетой отчетовъ о собраніи[12].

Столь острыя и недружелюбныя отношенія съ печатью сами по себѣ уже составляютъ весьма характерное явленіе. Но, по крайней мѣрѣ, нѣкоторые изъ земцевъ, ревностно уклоняющихся отъ гласнаго контроля общественнаго мнѣнія и его выразительницы — печати, одновременно стремятся установить надъ земскою дѣятельностью контроль совершенно иного рода. Въ Уфѣ губернское собраніе постановило учредить при уѣздныхъ управахъ центральныя библіотеки для земскихъ служащихъ. Во многихъ уѣздныхъ земствахъ Уфимской губерніи это постановленіе и было приведено въ исполненіе, но предсѣдатель уфимской уѣздной управы, г. Гиневскій, усомнился въ законности постановленія губернскаго собранія и для разрѣшенія своего недоумѣнія счелъ болѣе удобнымъ обратиться не къ губернской земской управѣ, а къ мѣстному губернатору. При этомъ, какъ сообщаетъ мѣстный органъ печати, «просьба относительно разрѣшенія возникшихъ у г. Гиневскаго недоумѣній имѣла всѣ признаки того, что принято называть доносительной литературой», и увѣнчалась полнымъ успѣхомъ. Когда же послѣ этого одинъ изъ.членовъ губернской управы, кн. Кугушевъ, при встрѣчѣ съ г. Гиневскимъ отказался подать ему руку и мотивировалъ свой поступокъ «позорнымъ поведеніемъ г. Гицевскаго въ дѣлѣ устройства земскихъ библіотекъ», послѣдній опять прибѣгъ къ начальству и «губернатору была подана жалоба, въ которой кн. Кугушевъ обвиняется въ оскорбленіи всего состава уфимской уѣздной управы»[13].

На подготовленной такимъ образомъ почвѣ мѣстами уже начинаютъ произрастать и соотвѣтственные цвѣты. «Пермскій Край» недавно напечаталъ адресъ, поданный отъ имени почти всѣхъ служащихъ яранской земской управы предсѣдателю послѣдней, назначенному всего около двухъ лѣтъ тому назадъ. «Отрадно, — говоритъ по поводу этого документа газета, — послѣ цѣлаго ряда прошедшихъ за послѣдніе мѣсяцы передъ глазами нашими конфликтовъ между предсѣдателями земскихъ управъ, стремящимися къ благодѣтельнымъ канцелярскимъ распорядкамъ, и безтолковой земской вольницей, „третьимъ элементомъ“, отстаивающимъ какія-то „традиціи“, отдохнуть душой на проявленіяхъ мира и любви въ средѣ земскихъ служащихъ. Особенно же отрадно видѣть, какъ въ основу этого мира ложится отнюдь не слабость или попустительство руководителей, но исключительно пламенность сердецъ и, такъ сказать, опережающая всѣ начальственныя надежды стремительная предупредительность руководимыхъ». Содержаніе адреса вполнѣ оправдываетъ эти похвалы. «Глубокоуважаемый и любимѣйшій NN, — говорится въ немъ. — Пользуясь случаемъ — празднованіемъ дня памяти святителя Николая Чудотворца, вашего патрона, осмѣливаемся почтить день вашего ангела подношеніемъ прилагаемаго хлѣба и вещественнаго при немъ приложенія. Сочтите это, дорогой NN, не за рабскую угодливость вашихъ подчиненныхъ, а за обязанность къ вамъ лицъ, служащихъ подъ вашимъ начальствомъ и любящимъ васъ отъ души. Желаемъ вамъ и вашей семьѣ всякаго благополучія»[14]. Положительно не знаешь, чѣмъ слѣдуетъ болѣе восхищаться въ этомъ документѣ: почтительностью-ли стиля, тонкою-ли предупредительностью, съ какой составители просятъ не счесть ихъ дѣйствія «за рабскую угодливость», или той остротой ума, съ которой они различаютъ простой хлѣбъ отъ «вещественнаго при немъ приложенія». Во всякомъ случаѣ можно смѣло утверждать, что предшествовавшая исторія нашего земства не знала документовъ, подобныхъ только что приведенному. Въ немъ какъ нельзя болѣе ярко обрисовывается одинъ изъ послѣднихъ этаповъ того пути, какой стремятся проложить для земства земскіе дѣятели новой формаціи, съ политикою которыхъ мы познакомились выше.

Самое появленіе такого рода земцевъ, конечно, не составляетъ простой случайности. Они вызваны на жизненную арену всѣми условіями нашей общественной жизни 80-хъ и 90-хъ годовъ минувшаго вѣка и прежде всего послѣдовавшими за это время измѣненіями въ составѣ самого земства. Въ этомъ смыслѣ они могутъ быть названы естественнымъ плодомъ современной земской организаціи. Едва-ли только можно считать ихъ дѣятельность сколько-нибудь благопріятною для основной идеи земства. Охотно примиряясь съ пассивною ролью общественнаго самоуправленія, отклоняясь отъ служенія интересамъ широкихъ массъ населенія, ограждая себя отъ гласнаго контроля и порывая Связь съ наиболѣе энергичною частью интеллигентнаго общества, неспособною пойти на службу сословнаго идеала и заковать себя въ рамки бюрократическаго режима, земскія учрежденія рискуютъ въ корнѣ подорвать основы собственнаго существованія и обречь себя на полное безсиліе передъ тѣмъ теченіемъ, которое стремится къ сокращенію функцій мѣстнаго самоуправленія въ нашей общественной жизни. Не слѣдуетъ забывать, что при всѣхъ успѣхахъ, достигнутыхъ уже названнымъ теченіемъ, оно не останавливается на нихъ и захватываетъ все новыя области жизни.

II.[править]

Тотъ новый типъ земскихъ дѣятелей, о которомъ у насъ шла рѣчь выше, пока еще, къ счастью, не безраздѣльно господствуетъ въ земствѣ. Наряду съ нимъ живутъ и работаютъ дѣятели прежняго типа, видящіе въ земствѣ прежде всего органъ общественнаго самоуправленія въ истинномъ и широкомъ смыслѣ этого слова. Но существующая въ настоящее время организація мѣстнаго самоуправленія плохо согласована съ такимъ пониманіемъ и благодаря этому названные дѣятели вынуждены видѣть, какъ съ каждымъ годомъ почва ускользаетъ изъ-подъ ихъ ногъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вся жизнь земства принимаетъ иное направленіе, все болѣе рѣшительно входя въ узкую колею мелкихъ сословныхъ и личныхъ дѣлъ. Отдѣльныя земства не разъ уже старались предотвратить такой исходъ путемъ болѣе или менѣе настойчивыхъ попытокъ расширенія дѣйствующей системы мѣстнаго самоуправленія. Еще года два тому назадъ намъ приходилось отмѣчать ходатайства нѣкоторыхъ земскихъ собраній, направленныя къ возстановленію всесословной организаціи. Въ свою очередь въ земскую сессію минувшаго года вопросъ о недостаткахъ дѣйствующаго механизма земства привлекъ къ себѣ большое вниманіе и вызвалъ оживленное обсужденіе, при чемъ, однако, въ этомъ обсужденіи шла рѣчь не столько о возстановленіи старой, сколько о созданіи новой организаціи.

При всемъ различіи условій жизни отдѣльныхъ земствъ соображенія, заставляющія значительную часть ихъ дѣятелей не довольствоваться существующей организаціей и хлопотать объ извѣстныхъ дополненіяхъ ея, въ общемъ являются въ различныхъ мѣстностяхъ одними и тѣми же. Главная ихъ сущность была весьма удачно выражена въ предложеніи, которое было внесено гласнымъ Булыгинымъ въ гороховецкое уѣздное земское собраніе и затѣмъ передано послѣднимъ на обсужденіе Владимірскаго губернскаго земства. Въ своемъ предложеніи г. Булыгинъ указывалъ на тотъ характерный фактъ, что за послѣдніе годы вносимые въ уѣздное собраніе доклады «носятъ въ огромномъ большинствѣ случаевъ характеръ личный, не общественный. Кто-нибудь проситъ сложить съ него пеню, больничную недоимку, переоцѣнить мельницу и т. п. Докладовъ, имѣющихъ общественное значеніе, почти нѣтъ, а когда они появляются, то появленіе ихъ случайно». Причина такого положенія дѣлъ заключается въ томъ, что управа не въ состояніи достаточно зорко слѣдить за уѣздными нуждами и возбуждать вопросы о нихъ въ такой мѣрѣ, въ какой это ненеобходимо. Нѣтъ возможности для этого и у гласныхъ. «Гласные не изъ крестьянъ частью живутъ внѣ предѣловъ уѣзда, а нерѣдко и губерніи, частью заняты службой, собственными дѣлами. Гласные изъ крестьянъ находятся въ такомъ ограниченномъ количествѣ, что имѣются огромные районы, не высылающіе въ собраніе своего представителя. Такимъ образомъ требуется присутствіе среди собраній особенно зоркихъ и чуткихъ къ мѣстнымъ нуждамъ гласныхъ, чтобы разсчитывать на возбужденіе въ собраніяхъ вопросовъ общественнаго характера. Такихъ людей вообще мало и претендовать собранію на появленіе ихъ нельзя. Затѣмъ крестьянское населеніе, имѣющее по закону право обсуждать на сельскихъ и волостныхъ сходахъ свои мѣстныя нужды и подавать о нихъ петиціи, настолько еще инертно, нечутко къ собственнымъ нуждамъ, что рѣдко пользуется этимъ правомъ. А между тѣмъ главная задача земства именно въ томъ и заключается, чтобы обсуждать подобныя нужды и по мѣрѣ возможности удовлетворять ихъ». По мнѣнію автора предложенія, «разрѣшить эту задачу возможно лишь въ томъ случаѣ, если предварительно уѣздныхъ земскихъ собраній будутъ созываемы обязательно мелкіе съѣзды, положимъ, волостные, съ правомъ участія на нихъ и лицъ, не принадлежащихъ къ крестьянскимъ обществамъ: мѣщанъ, купцовъ, духовенства, дворянства. Подобный съѣздъ, имѣющій задачу разрабатывать вопросы исключительно для предстоящихъ собраній, доставитъ послѣднимъ достаточно матеріала, чтобы гласные собранія могли оріентироваться въ уѣздныхъ нуждахъ и разрабатывать вопросы не чисто умозрительно, какъ это происходитъ очень часто, а на основаніи словъ населенія, ради котораго и работаетъ собраніе»[15].

Во Владимірскомъ земствѣ пренія по существу предложенія г. Булыгина не были допущены предсѣдателемъ собранія губернскимъ предводителемъ дворянства кн. Голицынымъ и это предложеніе было лишь передано собраніемъ въ губернскую управу для всесторонней и детальной разработки. Но въ очень многихъ другихъ уѣздныхъ и губернскихъ земскихъ собраніяхъ прошлаго года энергично обсуждался въ извѣстной мѣрѣ аналогичный съ предложеніемъ г. Булыгина вопросъ объ учрежденіи «мелкой земской единицы». Этотъ послѣдній вопросъ былъ первоначально поставленъ московскимъ агрономическимъ съѣздомъ, который и призналъ необходимость созданія мелкой земской единицы, въ видѣ обязательнаго и всесословнаго мѣстнаго союза, обладающаго правами самоуправленія и самообложенія и поставленнаго въ неразрывную связь съ существующей земской организаціей. Въ такомъ видѣ этотъ вопросъ былъ поставленъ земскими управами на обсужденіе уѣздныхъ и губернскихъ собраній и, хотя мѣстами предсѣдатели собраній возбраняли такое обсужденіе, но въ общемъ большинство заинтересованныхъ указаннымъ вопросомъ земствъ имѣло все же возможность высказаться по поводу его и принять то или иное рѣшеніе. У мелкой земской единицы не оказалось при этомъ недостатка въ защитникахъ и любопытно отмѣтить, что положенія и аргументы, изъ которыхъ исходили такіе защитники, очень часто близко совпадали съ основными мыслями цитированнаго нами выше доклада г Булыгина. Такъ, въ курскомъ губернскомъ земскомъ собраніи гласный Тахтамировъ, «указывая на возникающій индифферентизмъ гласныхъ къ докладамъ, представляемымъ на ихъ обсужденіе, объяснялъ этотъ индифферентизмъ отчужденностью гласныхъ отъ населенія, обоюднымъ непониманіемъ и незнаніемъ нуждъ населенія и намѣреній земства». Вмѣстѣ съ тѣмъ названный гласный находилъ, что уѣздъ территоріально слишкомъ великъ для того, чтобы интересы отдѣльныхъ гласныхъ могли совпадать съ интересами населенія, и что благодаря этому самый добросовѣстный гласный въ своей дѣятельности руководствуется альтруистическими побужденіями, а не тѣмъ законнымъ эгоизмомъ, который питается совпаденіемъ интересовъ гласная съ интересами представляемаго имъ населенія и который служитъ «единственнымъ постояннымъ жизненнымъ импульсомъ къ продуктивной работѣ даже и въ такихъ почтенныхъ учрежденіяхъ, какъ земство». При подобныхъ условіяхъ проведеніе въ жизнь мелкой земской самоуправляющейся единицы является, по мнѣнію г. Тахтамирова, «вопросомъ самосохраненія земства и медлить съ осуществленіемъ его нельзя, такъ какъ при настоящемъ положеніи земства съ его сословной организаціей оно вырождается въ бюрократическое учрежденіе и, быть можетъ, умретъ, какъ органъ самоуправленія»[16]. Въ виду такихъ и подобныхъ имъ соображеній рядъ земскихъ собраній постановилъ поручить своимъ управамъ обстоятельно разработать къ будущему году поднятый вопросъ о созданіи мелкой земской единицы.

Но наряду съ горячими сторонниками послѣдняя нашла себѣ въ земствѣ и многочисленныхъ противниковъ. Мѣстами противъ нея высказывались отдѣльные гласные, мѣстами въ роли ея противниковъ выступало большинство земскаго собранія. Такъ, костромское губернское собраніе постановило отложить возбужденный вопросъ на годъ, а тверское большинствомъ голосовъ признало введеніе мелкой земской единицы нежелательнымъ. При этомъ въ горячихъ преніяхъ, возникавшихъ по поводу проекта созданія мелкой земской единицы, выяснилось, между прочимъ, одно любопытное обстоятельство, заключавшееся въ томъ, что названный проектъ нашелъ себѣ въ рядахъ земскихъ дѣятелей неожиданныхъ для его иниціаторовъ защитниковъ и не менѣе неожиданныхъ противниковъ. За этотъ проектъ выступали норой не только люди, ставящіе своею цѣлью прогрессъ общественнаго самоуправленія, но и реакціонные дѣятели послѣдняго. Наоборотъ, противъ проекта подчасъ высказывались не только безусловные сторонники современнаго положенія земства, но и лица, искренно дорожащія дальнѣйшимъ развитіемъ мѣстнаго самоуправленія. Соотвѣтственно этому и нѣкоторыя изъ возраженій, встрѣченныхъ даннымъ проектомъ въ обсуждавшихъ его земскихъ собраніяхъ, заслуживаютъ серьезнаго вниманія и болѣе или менѣе обстоятельнаго разбора.

Всего менѣе, конечно, возможно серьезно останавливаться на тѣхъ возраженіяхъ, авторы которыхъ исходятъ изъ заявленій, что «мы не созрѣли» или «не доросли» для предполагаемой реформы и что для мелкой земской единицы «нѣтъ людей». Фразы о «недозрѣлости» страны и объ отсутствіи людей, не заключая въ себѣ большого смысла, тѣмъ не менѣе всегда служатъ излюбленными аргументами людей застоя противъ всякой сколько-нибудь крупной реформы общественной жизни, но эти аргументы настолько избиты и вмѣстѣ съ тѣмъ до такой степени лишены всякаго реальнаго содержанія, что ихъ нельзя принимать въ разсчетъ. Нѣсколько болѣе серьезнымъ представляется другое выдвигаемое противъ реформы соображеніе, особенно подробно, судя по газетнымъ отчетамъ, развитое въ тверскомъ земствѣ г. Кузьминымъ-Караваевымъ и сводящееся къ указанію на низкую культурность крестьянской массы, которая, однако, должна получить рѣшающее значеніе въ дѣлахъ мелкой земской единицы и своимъ вліяніемъ можетъ понизить общій уровень земскаго самоуправленія. Нѣтъ спора, масса крестьянскаго населенія стоитъ еще на весьма невысокомъ уровнѣ культурнаго развитія. Но лишаетъ ли ее это обстоятельство права на самоуправленіе, права самой завѣдывать тѣми хозяйственными дѣлами, которыя ближе всего касаются ея же благосостоянія? Съ другой стороны, не слѣдуетъ чрезмѣрно преувеличивать и некультурность крестьянства. Среди послѣдняго имѣется уже немало людей, получившихъ то или иное образованіе и выдѣляющихся изъ массы своимъ развитіемъ, которое дало бы имъ возможность съ честью нести представительство интересовъ этой массы. Въ Россіи есть такъ называемыя «крестьянскія» земства и ни для кого не тайна, что они не только не понижаютъ темпа культурной земской работы, но и ведутъ свои дѣла во многомъ лучше, чѣмъ тѣ земства, въ составѣ которыхъ преобладаетъ дворянскій элементъ. Наконецъ, нельзя забывать и того, что, по единодушному признанію друзей земства, одной изъ главныхъ причинъ малокровія и худосочія современнаго земства является присвоенный ему сословный характеръ. Признавая эту причину болѣзни, по меньшей мѣрѣ странно отворачиваться отъ обѣщающаго ея уничтоженіе лѣкарства.

Опасенія по поводу той роли, какую можетъ сыграть крестьянство въ проектируемой мелкой земской единицѣ, связаны, впрочемъ, еще съ однимъ соображеніемъ. Лица, высказывающія эти опасенія, нерѣдко исходятъ изъ мысли, что въ случаѣ осуществленія такого проекта, само крестьянство можетъ оказаться чисто пассивною силой въ рукахъ современныхъ крестьянскихъ учрежденій, которыя такимъ образомъ и явятся истинными господами земскаго дѣла. Подобныя предположенія высказывались, между прочимъ, въ тверскомъ и въ нижегородскомъ земскихъ собраніяхъ. Въ первомъ г. Кузьминъ-Караваевъ указывалъ на то, что возможную въ настоящее время земскую единицу мыслимо представлять себѣ лишь «существующей бокъ-о-бокъ съ земскимъ начальникомъ, который будетъ и предсѣдателемъ собранія, и предсѣдателемъ его исполнительнаго органа». Въ нижегородскомъ собраніи гласный г. Зыбинъ, ссылаясь на то, что основаніемъ выборовъ служитъ земельный цензъ, а земскіе начальники его имѣютъ, доказывалъ неизбѣжность сильнаго вліянія съ ихъ стороны на проектируемый органъ управленія. «Навѣрно они будутъ тамъ предсѣдателями. Всякій, кто знаетъ, что такое земскій начальникъ, можетъ себѣ представить, что это будетъ за самоуправленіе крестьянъ подъ предсѣдательствомъ земскаго начальника. Пока существуютъ земскіе начальники, мелкое самоуправленіе практически неосуществимо»[17].

Сторонники созданія мелкой земской единицы пытались парировать эти возраженія указаніемъ на возможность параллельнаго существованія сословной крестьянской волости, подчиненной руководительству земскаго начальника, и мелкой всесословной земской единицы, совершенно независимой отъ него. При этомъ за первой, по ихъ предположенію, должны остаться административно-полицейскія обязанности, а ко второй должны отойти всѣ остальныя, объединяемыя подъ именемъ хозяйственныхъ. Трудно, однако, представить себѣ строгое разграниченіе двухъ столь близкихъ учрежденій. И если бы даже оно было проведено въ теоріи закономъ, то практика жизни, несомнѣнно, очень скоро стерла бы его, какъ стерла она въ значительной мѣрѣ границу, въ свое время проложенную закономъ между болѣе крупными земскими единицами и мѣстной администраціей. Если не всѣ, то, по крайней мѣрѣ, нѣкоторые изъ сторонниковъ проектируемой организаціи не скрываютъ отъ себя возникающей отсюда опасности и готовы признать этотъ пунктъ «слабою стороною» проекта. Тѣмъ не менѣе они считаютъ нужнымъ сохранить этотъ пунктъ въ цѣляхъ обезпеченія большаго вѣроятія осуществленія всего проекта. Признаться, для насъ такое разсужденіе не представляется особенно убѣдительнымъ. Компромиссъ имѣетъ извѣстное право на существованіе, когда онъ устанавливается по взаимному соглашенію вступающихъ въ него сторонъ и можетъ войти въ жизнь именно въ томъ видѣ, въ какомъ опредѣлило его это соглашеніе Но онъ утрачиваетъ всякій смыслъ, когда онъ допускается лишь одною стороной и не влечетъ за собою соотвѣтственнаго вознагражденія отъ другой. Между тѣмъ въ самихъ земскихъ собраніяхъ прошлаго года неоднократно дѣлались указанія на то, что настоящее время представляется очень мало благопріятными для успѣха исходящихъ отъ земства проектовъ расширенія земской организаціи. Авторы такихъ указаній, несомнѣнно, вполнѣ справедливыхъ, шли еще дальше и выражали опасенія, что составленные земствомъ проекты послужатъ поводомъ къ сокращенію существующихъ земскихъ учрежденій въ пользу мелкой единицы, которой къ тому же будетъ приданъ нежелательный земству видъ. Подобныя опасенія нельзя не назвать чрезмѣрно преувеличенными. Прежде всего, молчаніе земствъ само по себѣ еще не можетъ служить помѣхой какимъ-бы то ни было проектамъ, зарождающимся въ иныхъ общественныхъ сферахъ. Съ другой стороны, отсутствіе гарантіи успѣха земскихъ проектовъ не должно, конечно, составлять препятствія къ высказыванію земствомъ своихъ взглядовъ и желаній, такъ какъ знакомство съ ними при всякихъ обстоятельствахъ является равно цѣннымъ для общества и правительства. Но при такихъ условіяхъ, когда не имѣется основаній разсчитывать на немедленное практическое осуществленіе этихъ взглядовъ и желаній и есть даже возможность столкновенія ихъ съ противоположными, нѣтъ и нужды облекать ихъ въ форму компромисса, а желательно, напротивъ, выразить ихъ во всей ихъ опредѣленности и полнотѣ, чтобы тѣмъ самымъ избѣжать всякихъ недоразумѣній. Если бы иниціаторы разбиравшагося земствами проекта пошли по этому пути, они, несомнѣнно, потеряли бы нѣкоторыхъ изъ своихъ нынѣшнихъ сторонниковъ, но за то, навѣрное, пріобрѣли бы другихъ, и при томъ болѣе надежныхъ, изъ числа тѣхъ, которые теперь являются ихъ "противниками.

То же самое замѣчаніе приходится повторить и по поводу другого пункта этого проекта. Большинство земскихъ управъ ограничилось въ прошломъ году лишь постановкою принципіальнаго вопроса о желательности созданія мелкой земской единицы, не предрѣшая деталей ея организаціи. Между тѣмъ та или иная организація, приданная этой единицѣ, несомнѣнно, обусловливаетъ собою и степень ея желательности и можно думать, что именно эта неопредѣленность проекта въ значительной мѣрѣ способствовала той разноголосицѣ, какая сопровождала его обсужденіе въ земскихъ собраніяхъ. Идея «всесословной волости», преобразовавшаяся теперь въ идею «мелкой земской единицы», имѣетъ уже за собою длинную и богатую разнообразными перипетіями исторію. Было время, когда защитниками этой идеи выступали по преимуществу тѣ элементы русскаго общества, которые являлись носителями своего рода феодальныхъ идей и мечтали при помощи всесословной волости обезпечить представителямъ крупнаго землевладѣнія полное господство въ мѣстномъ самоуправленіи. Не совсѣмъ, повидимому, исчезли* эти поползновенія и въ наше время. Въ одной изъ петербургскихъ газетъ былъ изложенъ докладъ, представленный въ прошломъ году по вопросу о мелкой земской единицѣ устюженскому уѣздному собранію его управой. Вслѣдъ за обстоятельнымъ доказательствомъ необходимости созданія мелкой земской единицы въ этомъ докладѣ предлагается слѣдующая ея организація. Территоріею такой единицы должна явиться волость. «Единственный признакъ, дающій право участія въ земскихъ учрежденіяхъ, есть обладаніе имуществомъ, обложеннымъ земскимъ сборомъ, и этотъ признакъ долженъ быть рѣшающимъ относительно предоставленія правъ участія въ выборахъ въ волостное собраніе. Степень участія можетъ быть обусловлена имущественнымъ цензомъ. Можно было, бы установить три градаціи: 1) обладаніе имуществомъ, равнымъ нынѣшнему крупному избирательному цензу или нѣсколько пониженному, даетъ право на непосредственное участіе въ волостномъ собраніи; 2) частные владѣльцы, обладающіе имуществомъ, въ 10 разъ меньшимъ, выбираютъ гласныхъ на собраніе непосредственно; 3) сельскія общества и владѣльцы меньшихъ имуществъ выбираютъ опредѣленное число уполномоченныхъ на избирательное собраніе, соотвѣтствующее числу полныхъ цензовъ. Число гласныхъ могло бы быть опредѣлено числомъ крупныхъ цензовъ, составляющихся либо явившимися на собраніе, либо числомъ всѣхъ соединенныхъ мелкихъ собственниковъ». Волостныя собранія въ свою очередь должны избирать гласныхъ уѣздныхъ собраній, какъ послѣднія — губернскихъ гласныхъ[18]. Подобная организація, безспорно, оказалась бы очень выгодной для крупныхъ землевладѣльцевъ, давъ имъ возможность оттѣснить всѣ иные элементы мѣстнаго самоуправленія, но врядъ-ли бы она была въ такой же мѣрѣ полезна для общаго хода земскаго дѣла. Сословный характеръ, отъ котораго страдаетъ современное земство, не только не былъ бы ослабленъ принятіемъ подобной организаціи, но окрѣпъ бы, вѣроятно, еще болѣе.

Приведенный примѣръ достаточно убѣдительно свидѣтельствуетъ, что движеніе въ пользу мелкой земской единицы объединяетъ подчасъ довольно разнородные элементы. Въ виду этого является вполнѣ естественнымъ, что земскія собранія, выразившія свое сочувствіе созданію мелкой земской единицы, не предприняли немедленныхъ ходатайствъ объ ея учрежденіи, а поручили своимъ управамъ дальнѣйшую разработку этого вопроса. Лишь съ появленіемъ детально-разработанныхъ плановъ организаціи мелкой единицы создается возможность болѣе правильнаго распредѣленія общественныхъ силъ въ этомъ вопросѣ и болѣе вѣрнаго подсчета друзей и враговъ вновь задуманнаго земствомъ шага. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ показали событія минувшаго года, въ интересахъ большей правильности такого подсчета необходимы болѣе опредѣленное выясненіе плановъ, связываемыхъ съ этимъ шагомъ, и рѣшительный отказъ отъ ненужныхъ и затемняющихъ дѣло компромиссовъ.

III.[править]

Печаль и веселье, серьезное раздумье и смѣхъ идутъ обыкновенно въ жизни рука-объ-руку. Но бываютъ эпохи, когда въ жизни общества скопляется слишкомъ много печали и остается слишкомъ мало мѣста для веселья и смѣха. Одну изъ такихъ эпохъ мы переживаемъ въ настоящее время и вліяніе ея сказывается въ уныломъ и подавленномъ тонѣ всей почти русской печати. Среди представителей послѣдней есть, впрочемъ, одинъ человѣкъ, никогда не унывающій и съумѣвшій превратить всю свою дѣятельность въ сплошной рядъ фарсовъ, если не всегда опрятныхъ, то часто забавныхъ. Такого рода «дѣятелемъ печати» является неутомимый издатель «Гражданина», кн. Мещерскій, надняхъ отпраздновавшій тридцатилѣтіе своего органа.

Это празднованіе оказалось настолько веселымъ и явилось настолько достойнымъ апоѳозомъ дѣятельности кн. Мещерскаго, что объ немъ стоитъ разсказать нѣсколько подробнѣе. Вся обстановка этого юбилея, какъ и слѣдовало ожидать, отличалась крайней оригинальностью. Дѣло началось съ того, что кн. Мещерскій съ похвальною откровенностью и рѣшимостью самъ возвѣстилъ о своемъ юбилеѣ и пригласилъ чествовать его. «У меня, — писалъ онъ въ ноябрѣ минувшаго года въ „Гражданинѣ“, — есть большая просьба къ тѣмъ изъ моихъ читателей, которые уважаютъ „Гражданинъ“ за его вѣрную службу своему знамени, — сдѣлать маленькое усиліе, чтобы доказать именно теперь, передъ наступающимъ годомъ, что есть между нами, служителями одной идеи, извѣстная солидарность. По волѣ судебъ наступающее 30-лѣтіе „Гражданина“ совпало съ минутою самаго ожесточеннаго похода противъ него его многочисленныхъ враговъ, которые, придравшись къ инциденту статьи г. Икса противъ соединенія половъ въ университетѣ, превратили нѣсколько рѣзкихъ словъ въ грандіозную клевету на „Гражданинъ“ и въ разныхъ мѣстахъ Россіи подбили послушные кружки никогда не читавшихъ моего изданія людей къ демонстраціямъ противъ „Гражданина“… Думая, разумѣется, совсѣмъ не о себѣ, но о томъ органѣ, который 30 лѣтъ собиралъ подъ свое знамя единомышленниковъ, я мечтаю о томъ, какъ было бы отрадно, если ту энергію, которую такъ дружно и такъ усиленно сумѣли проявить во вредъ „Гражданину“, воспользовавшись клеветою, его враги, читатели „Гражданина“ захотѣли бы столь же дружно проявить въ пользу „Гражданина“, воспользовавшись случаемъ его 30-лѣтія. Тѣ говорятъ своимъ единомышленникамъ: „Гражданинъ“ достоинъ презрѣнія, не смѣйте его читать; отчего вамъ не сказать: „Гражданинъ“ достоинъ уваженія, надо общими усиліями расширять кругъ его читателей… Эта мечта — моя просьба къ вамъ, мои читатели»[19].

Это не совсѣмъ грамотное, но горячее воззваніе не осталось безъ дѣйствія и въ теченіе декабря кн. Мещерскій получилъ тесть сочувственныхъ и ободрительныхъ писемъ, которые добросовѣстно и напечатала полностью въ своемъ органѣ. Не рѣшаясь подробно воспроизводить эту своеобразную литературу, мы позволимъ себѣ привести изъ нея лишь одинъ отрывокъ, достаточно, впрочемъ, опредѣляющій ея содержаніе. «И вы, князь, — писалъ издателю „Гражданина“ одинъ изъ его почитателей, — будьте собой jusqu’а la conromation de vos jours, не обращая вниманія, что многіе носы отъ васъ отворачиваютъ. По запаху Мещерскаго нужно и обоняніе особенное, а оно дается только Богомъ… Да сохранитъ васъ Богъ, съ вашимъ драгоцѣннымъ запахомъ, еще въ продолженіе многихъ лѣтъ и да воздастъ вамъ ваша родина по вашимъ пречестнѣйшимъ заслугамъ!»[20].

6 января состоялось и самое празднованіе юбилея издателя «Гражданина». «На квартиру юбиляра, — по словамъ газетъ, — собрались: товарищъ министра внутреннихъ дѣлъ А. С. Стишинскій, товарищъ министра путей сообщенія В. А Мясоѣдовъ-Ивановъ, директоръ департамента духовныхъ дѣлъ министерства внутреннихъ дѣлъ А. Н. Мосоловъ, директоръ департамента желѣзнодорожныхъ дѣлъ Э. К. Циглеръ, членъ совѣта министра внутреннихъ дѣлъ баронъ В. П. Рокасовскій, ген.-лейт. графъ Г. Г. Милорадовичъ, вице-адмиралъ Ф. В. Дубасовъ, сенаторъ С. Ф. Платоновъ, спб. губернаторъ графъ С. А. Толь, спб. градоначальникъ ген.-лейт. Клейгельсъ, полицеймейстеръ баронъ Нолькенъ, редакторъ „Московскихъ Вѣдомостей“ г. Грингмутъ и многіе другіе. Чествованіе заключалось въ поднесеніи юбиляру адреса отъ его почитателей и единомышленниковъ и отъ редактора „Московскихъ Вѣдомостей“ г. Грингмута. Кромѣ того гр. Н. А. Голенищевъ-Кутузовъ прочиталъ свое „открытое письмо“ князю В. П. Мещерскому, въ которомъ далъ оцѣнку его писательской дѣятельности»[21]. Самъ князь Мещерскій описываетъ въ «Гражданинѣ» это празднованіе нѣсколько подробнѣе. «Въ три часа, — говоритъ онъ, — вошла ко мнѣ въ кабинетъ большая семья друзей-единомышленниковъ и отъ ея имени В. А. Мясоѣдовъ-Ивановъ прочелъ адресъ, удостоенный всеобщими знаками сочувствія послѣ его прочтенія… Этотъ адресъ — цѣнное пріобрѣтеніе и лучшая награда моего 30-лѣтняго труда, ибо на немъ не только подписались нѣсколько сотъ (болѣе 1,500) читателей „Гражданина“, но на немъ также нѣсколько сотъ человѣкъ къ своей подписи прибавили слова привѣта и одобренія, каждый по своему[22]. Да, этотъ адресъ съ этими подписями, гдѣ за фамиліею одного, въ одномъ уголкѣ Россіи, слѣдовало разомъ 20, 30 подписей въ другомъ уголкѣ, гдѣ не было ни подготовки, ни подговора, а дѣйствовала одна свободная въ своемъ настроеніи русская душа, — изобразилъ собою огромную задушевную бесѣду читателей „Гражданина“ съ его издателемъ и въ то же время могучій протестъ противъ тѣхъ, которые столько лѣтъ ломаютъ перья, чтобы доказывать безсиліе и безплодность стойкой проповѣди порядка и преданій на страницахъ „Гражданина“. Затѣмъ два представителя моихъ друзей-калмыковъ, нойоны Тундутовъ и Гаіаевъ, поднесли мнѣ адресъ отъ имени своихъ родичей; адресъ на пергаментѣ съ чудною цвѣтною живописью, въ богатомъ футлярѣ, вызвалъ всеобщее восхищеніе. Затѣмъ громомъ возгласовъ и рукоплесканій былъ почтенъ гр. П. А. Голенищевъ-Кутузовъ послѣ прочтенія имъ своего письма ко мнѣ, въ которомъ такъ сильно и такъ хорошо высказано значеніе словъ (слова?): патріотъ! Потомъ пили за здоровье „Гражданина“ и за расширеніе семьи единомышленниковъ»[23].

Итакъ, столъ желательная кн. Мещерскому демонстрація въ пользу «Гражданина» состоялась. Онъ получилъ «открытое письмо» отъ г. Голенищева-Кутузова, адресъ отъ г. Грингмута, адресъ отъ калмыковъ и адресъ отъ полуторы тысячъ почитателей. Большаго, кажется, желать нельзя. Повидимому, только память нѣсколько измѣняетъ кн. Мещерскому, когда онъ утверждаетъ, что въ этой демонстраціи «не было ни подготовки, ни подговора, а дѣйствовала одна свободная въ своемъ настроеніи русская душа». По крайней мѣрѣ, намъ доставлены два любопытные печатные листка, не совсѣмъ согласующіеся съ такимъ утвержденіемъ. Въ одномъ изъ нихъ, датированномъ: «СПБ. 17 декабря 1901 г. Типографія кн. В. П. Мещерскаго, Спасская, 27», содержится извѣщеніе о предполагаемомъ чествованіи юбилея кн. В. П. Мещерскаго и «сочувствующіе предстоящему торжеству приглашаются къ подписанію прилагаемаго текста адреса и присылкѣ такового, по возможности до 6 января, въ С.-Петербургъ, Литейный пр., д., 30, кв. 1, гр. П. А. Кутузову». Въ другомъ листкѣ, имѣющемъ надпись: «Дозволено ценз. СПБ. 15 дек. 1901 г. Типографія кн. Мещерскаго, Спасская, 27», напечатанъ самый текстъ адреса, поднесеннаго кн. Мещерскому 6 января. Изъ этихъ данныхъ можно, кажется, съ большою достовѣрностью заключить, что «свободная въ своемъ настроеніи русская душа» при устройствѣ демонстраціи въ честь «Гражданина» прибѣгала къ нѣкоторому «подговору» и для большаго его успѣха пользовалась даже типографіей кн. Мещерскаго.

Еще изъ одного документа мы узнаемъ, что и самъ кн. Мещерскій довольно усердно, хотя не всегда успѣшно, распространялъ извѣстіе объ юбилеѣ своей газеты. Въ «Р. Вѣдомостяхъ» появилось слѣдующее "открытое письмо издателю «Гражданина»:

"Милостивый Государь
князь Владиміръ Петровичъ!

"Вамъ угодно было обратиться ко мнѣ съ письмомъ, содержаніе котораго я, привожу дословно:

"Послѣ 30-тилѣтія изданія мною газеты-журнала Гражданинъ, неуклонно служившаго истолкователемъ и защитникомъ интересовъ духовныхъ и матеріальныхъ русскаго земельнаго дворянства, мнѣ грустно въ видѣ главнаго итога удостовѣрить тотъ печальный фактъ, что именно оно, это дворянство, всегда отвѣчало равнодушіемъ на мои усилія честно служить вышесказанной цѣли и всегда въ моей одинокой борьбѣ съ врагами дворянскихъ завѣтовъ оставляло меня безъ защиты подъ непрерывавшимися 30 лѣтъ ударами злобы и ненависти. Тѣмъ не менѣе ради 30-тилѣтія Гражданина считаю своимъ долгомъ, какъ бы слаба ни была надежда на успѣхъ, еще разъ попытаться обратить на свое изданіе благосклонное вниманіе тѣхъ гг. предводителей, которые рѣшились бы органъ печати, 30 лѣтъ самостоятельно отстаивавшій идеалы, преданія и завѣты русскаго дворянства, удостоить своимъ сочувствіемъ хотя бы въ силу поговорки: «лучше поздно чѣмъ никогда».

«Текстъ вашего письма и то обстоятельство, что оно не рукописное, а печатное, приводитъ меня къ заключенію, что это есть нѣчто въ родѣ циркулярнаго посланія къ предводителямъ дворянства и нѣчто болѣе серьезное, нежели обычная газетная реклама, съ которой нѣкоторыя изданія обращаются въ концѣ года къ читающей публикѣ съ цѣлью увеличить число своихъ подписчиковъ. Поэтому я нахожу необходимымъ отвѣтить вамъ и въ то же время считаю полезнымъ мой отвѣтъ предать гласности. Подводя итоги вашей тридцатилѣтней дѣятельности на почвѣ публицистики, вы съ горькихмъ чувствомъ признаете полное равнодушіе къ вамъ русскаго дворянства. Но, сами того не подозрѣвая, въ вашихъ сѣтованіяхъ вы воздаете ему величайшую хвалу. Въ самомъ дѣлѣ, если къ тѣмъ идеямъ и убѣжденіямъ, которыя вы неуклонно проводили, русское дворянство относилось несочувственно, то это значитъ, что въ немъ не заглохли тѣ высокіе идеалы, съ которыми оно, обновленное реформами 60-хъ годовъ, выступило на открывшееся ему новое поприще общественной дѣятельности; это значитъ, что „эпоха великихъ реформъ“ твердо опредѣлила путь, по которому оно должно идти, несмотря на всѣ усилія его ложныхъ друзей своротить его съ этого пути; это значитъ, что, несмотря на долголѣтнюю реакцію, проводникомъ которой вы такъ долго и такъ усердно служили, въ русскомъ дворянствѣ не угасло безкорыстное стремленіе въ живомъ общенія и при полной равноправности съ остальными сословіями русской земли трудиться надъ постепеннымъ водвореніемъ того порядка вещей, который составляетъ необходимое условіе нормальнаго общественнаго и государственнаго роста нашего отечества. А если иногда и можно было отмѣтить желательныя съ вашей точки зрѣнія исключенія, то вѣдь это только проявленія спеціальнаго атавизма, который не является тормазомъ въ общемъ органическомъ развитіи. Вы ошибаетесь, усматривая только холодность и равнодушіе къ вамъ русскаго дворянства. Нѣтъ! Негодованіе и протестъ вызывала не только въ передовыхъ его представителяхъ, но и въ громадномъ его большинствѣ ваша проповѣдь узко-сословныхъ тенденцій, ваша апологія дореформенныхъ порядковъ въ видѣ розги и административнаго произвола, ваша защита не духовныхъ интересовъ дворянства, какъ вы ошибочно полагаете, а низменныхъ побужденій кастоваго эгоизма. Ваша тридцатилѣтняя работа, въ безплодности которой вы сами сознаетесь, могла бы, кажется, достаточно убѣдить васъ, что идеи, которымъ вашъ журналъ служитъ выраженіемъ, не соотвѣтствуютъ стремленіямъ и надеждамъ Россіи XX столѣтія. Итакъ, не ждите отъ насъ сочувствія, на которое вы, повидимому, все еще продолжаете надѣяться. Но если вы, прочтя мое письмо, еще разъ оглянетесь на пройденный вами жизненный путь публициста, на которомъ вы, по собственному признанію, видите одни только разочарованія и неудачи, то, быть можетъ, вы откажетесь и отъ слабой надежды на успѣхъ и бросите вашу неблагодарную Сизифову работу, хотя бы слѣдуя той же самой поговоркѣ, которую вы приводите въ концѣ вашего обращенія къ намъ: „лучше поздно, чѣмъ никогда“.

Тамбовскій уѣздный предводитель дворянства В. Петрово-Солодово» *).

  • ) «Р. Вѣд», 6 яни. 1902 г.

Вслѣдъ за появленіемъ письма г. Петрово-Соловово въ той же газетѣ было напечатано[24] «открытое письмо» къ нему семи уѣздныхъ предводителей дворянства (рузскаго — кн. П. Долгорукова, звенигородскаго — гр. П. Шереметева, дмитровскаго — гр. М. Олсуфьева, опочецкаго — гр. И. Гейдена, темниковскаго — Ю. Новосильцева, елецкаго — А. Стаховича и ливенскаго — А. Шереметева), заявившихъ, что они «всецѣло примыкаютъ» къ еro отвѣту издателю «Гражданина». — «Мы — писали они — считаемъ точно также, что не защитникомъ истинныхъ интересовъ русскаго дворянства былъ въ теченіе 30-ти лѣтъ „Гражданинъ“, а злымъ врагомъ; что неизмѣнно проповѣдывалъ онъ не чувство единенія всѣхъ сословій русскаго народа, а сословную рознь; что онъ всячески оскорблялъ тѣхъ людей изъ среды дворянства, которые искали воплотить въ жизни это насущное для жизни страны единеніе; что, стоя далеко отъ жизни, онъ не переставалъ нападать на наше земство, гдѣ еще можетъ, несмотря на преграды, жить это единство; что онъ не желалъ безпристрастно вглядѣться въ помѣстную жизнь, а всегда предпочиталъ спокойному и трезвому безпристрастію озлобленную страстность, правдѣ — неправду».

Оригинальному началу юбилея соотвѣтствовало такимъ образомъ не менѣе оригинальное заключеніе. «Такъ кончился пиръ ихъ бѣдою», — могъ бы сказать кн. Мещерскій о себѣ и своихъ единомышленникахъ. Но онъ, конечно, этого не скажетъ. Не даромъ же онъ самъ заявляетъ, что онъ «никогда не унывалъ». Надо надѣяться, не предастся онъ унынію и теперь, а просто объявитъ выступившихъ противъ него предводителей дворянства не настоящими русскими и не настоящими дворянами и будетъ съ прежней энергіей продолжать проповѣдь своихъ «дворянскихъ» идей.

IV.[править]

Въ декабрьской хроникѣ прошлаго года намъ приходилось уже отмѣчать широкое распространеніе дѣйствія Положенія объ усиленной охранѣ и говорить о нѣкоторыхъ постановленіяхъ, изданныхъ мѣстными властями на основаніи этого положенія. За истекшій мѣсяцъ число такихъ постановленій значительно увеличилось. Обязательными постановленіями мѣстныхъ властей воспрещены всякія собранія въ публичныхъ и частныхъ мѣстахъ въ губерніяхъ Московской, Нижегородской, Курляндской, Виленской и Олонецкой, въ городахъ С.-Петербургѣ, Нижнемъ-Новгородѣ, Ярославлѣ, Казани, Саратовѣ, Харьковѣ, Екатеринославѣ, Юрьевѣ, Ригѣ, Могилевѣ, Гомелѣ, Витебскѣ и Двинскѣ, въ городахъ Уральской области Уральскѣ, Лбищенскѣ, Гурьевѣ, Темирѣ, Илекѣ и на уильской и темирской ярмаркахъ. Кромѣ того въ Екатеринославѣ, по сообщенію мѣстной газеты, 14 декабря было расклеено слѣдующее объявленіе мѣстнаго губернатора; «Въ виду дошедшихъ до меня свѣдѣній, что группа людей неблагонамѣренныхъ посредствомъ разбрасыванія подметныхъ писемъ и другими способами подстрекаетъ къ принятію участія въ затѣваемыхъ ими 15 и 16 сего декабря уличныхъ демонстраціяхъ, объявляю во всеобщее свѣдѣніе, что къ прекращенію всякой даже попытки къ такимъ демонстраціямъ я не остановлюсь передъ самыми крайними мѣрами. На этомъ основаніи рекомендую населенію г. Екатеринослава въ точности исполнять распубликованное вмѣстѣ съ симъ мое обязательное постановленіе, не толпиться на улицахъ и не присоединяться къ толпѣ ради любопытства, дабы не оказаться пострадавшими вмѣстѣ съ дѣйствительно виновными»[25]. Наконецъ, въ «Бессарабскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ» было опубликовано слѣдующее обязательное постановленіе, изданное 18 декабря 1901 г. бессарабскимъ губернаторомъ для г. Кишинева: «Воспрещаются всякія сборища, сходки и собранія на улицахъ, площадяхъ и проч. общественныхъ мѣстахъ, съ какою-бы цѣлью они ни собирались. Не дозволяются также и всякія, не вызываемыя необходимостью, остановки проходящихъ группами на улицахъ или тротуарахъ, затрудняющія свободное движеніе другимъ, и такія сборища обязаны, по первому требованію полиціи, безпрекословно разойтись. Всякія собранія или сходки, устраиваемыя въ частныхъ домахъ для какихъ-либо предварительныхъ совѣщаній, какъ напр., объ учрежденіи закономъ дозволенныхъ товариществъ, артелей и т. п., допускаются не иначе, какъ съ вѣдома и разрѣшенія полиціи, почему для законности такихъ сходокъ необходимо испрашивать каждый разъ разрѣшеніе, заявивъ о цѣли, времени и мѣстѣ ихъ. Хозяева фабрикъ, заводовъ и ремесленныхъ заведеній и управляющіе ихъ, а также старосты рабочихъ артелей обязаны внимательно слѣдить, чтобы въ среду рабочихъ не попадали лица неблагонамѣренныя, подстрекающія другихъ къ нарушенію порядка, и въ случаѣ появленія такихъ лицъ немедленно сообщать о томъ полиціи. Лица, виновныя въ неисполненіи или нарушеніи вышеизложенныхъ требованій, подвергаются или полицейскому аресту до 3 мѣсяцевъ, или денежному штрафу до 500 руб. Размѣръ взысканія опредѣляется въ строгой зависимости отъ степени важности произведеннаго нарушенія, а также значенія происшедшихъ или могущихъ произойдти послѣдствій. Наложеніе взысканій будетъ производиться постановленіями губернатора по протоколамъ мѣстной полиціи о нарушеніяхъ и приводиться въ исполненіе въ теченіе 24 часовъ со времени полученія о томъ въ полиціи распоряженія. Дѣйствіе вышеизложенныхъ обязательныхъ постановленій начинается со дня распубликованія ихъ»[26].

Послѣднее постановленіе, поскольку оно касается хозяевъ фабрикъ, заводовъ и ремесленныхъ заведеній, представляетъ собою полную аналогію съ обязательными постановленіями, изданными ранѣе въ Елисаветградѣ и Одессѣ и приведенными въ предъидущей нашей хроникѣ. Едва-ли только тѣ статьи этихъ трехъ постановленій, которыя устанавливаютъ обязанности хозяевъ промышленныхъ заведеній, не выходятъ за предѣлы положенія объ усиленной охранѣ. Какъ извѣстно, послѣднее предоставляетъ мѣстнымъ властямъ очень широкія полномочія въ дѣлѣ ограниченія нравъ обывателей. Но, какъ бы далеко ни шли такія ограниченія, они все же должны сохранять чисто отрицательный характеръ и не могутъ перейти въ возложеніе на обывателей обязанностей полицейской службы. Въ виду этого, и проектированная за уклоненіе отъ такихъ обязанностей кара рискуетъ остаться лишенной всякаго дѣйствительнаго значенія угрозой.


Въ газетѣ «Hufvudstadsbladet» напечатано распоряженіе финляндскаго генералъ-губернатора: «Прекращены навсегда газеты: „Iyränkö“ за статьи „О свободѣ совѣсти“, помѣщенную въ № 139, и „О текущихъ дѣлахъ“ въ № 133; „Kokkola“ за статью „Путь къ истинѣ“ въ 100; „Tornio“ за новеллу „Aslak“; пріостановлены: на пять мѣсяцевъ газета „Pobjots-Karjala“ за статью „Отечество и народъ“, помѣщенную въ №№ 65 и 67; на четыре мѣсяца газета „Unden Kaupungin Sanomat“ за статьи „Я спѣшу на востокъ“ въ № 126, „Изъ современной жизни“ въ № 130 и „О значеніи маленькихъ націй“ въ № 138; на три мѣсяца журналъ „Finsk Tibskrift“ за статью г. Мернэ: „Нѣсколько мыслей“ и газета „Ostra Nyland“ за помѣщенную въ № 25 перепечатку статьи изъ „Finsk Tibskrift“; на удинъ мѣсяцъ: газета „Mikkeli“ за стихи: „Борьба за свѣтъ“ и корреспонденціи изъ Рантасальма, помѣщенные въ № 103 и газета „Osterbotniska Posten“ за статью „О гуманности“, напечатанную въ № 47». Сверхъ того, по сообщенію «Московскихъ Вѣдомостей», объявлено предостереженіе финской газетѣ «Suubohjan Kaiku» за помѣщенную въ № 120 статью: «Оно не тщетно, хотя и кажется». Главное финляндское управленіе по дѣламъ печати отставило отъ должности цензоровъ въ городахъ Гейполѣ и Камла Карбелю за пропущенныя ими статьи въ газетахъ «Iyränkö» и «Kokkola», 3в которыя эти газеты прекращены навсегда, а цензорамъ, цензуровавшимъ остальныя пріостановленныя изданія, объявило предостереженіе.


Въ «Финляндской Газетѣ» напечатано:

"Со времени изданія Высочайшаго манифеста отъ 29 іюня сего года и новаго устава о воинской повинности въ Великомъ Княжествѣ Финляндскомъ, а тѣмъ болѣе со дня опубликованія этихъ законовъ, въ установленномъ порядкѣ, въ «Сборникѣ постановленій Великаго Княжества Финляндскаго», агитація, сосредоточенная въ Гельсингфорсѣ и направленная вообще противъ мѣропріятій въ духѣ тѣснѣйшаго единенія финляндской окраины съ имперіей, стала дѣйствовать съ особенной настойчивостью. Подготовка къ этой агитаторской дѣятельности началась много раньше, уже со времени учрежденія въ Петербургѣ особыхъ комиссій по выработкѣ новаго устава о воинской повинности. Руководители этой агитаціи, въ томъ числѣ «многочисленные члены бывшаго земскаго сейма», — какъ о томъ сообщено было въ одной изъ послѣдовавшихъ затѣмъ прокламацій, — собрались на о. Тургольмѣ, въ близкомъ сосѣдствѣ съ Гельсингфорсомъ, этимъ центромъ агитаціи. Въ результатѣ сего собранія явился, какъ извѣстно, рядъ въ высшей степени нелегальныхъ листковъ, брошюръ и прокламацій, наводнившихъ Финляндію, адресованныхъ къ лютеранскимъ пасторамъ и къ ихъ прихожанамъ и внушавшихъ, что новые законы о воинской повинности не должны быть опубликованы съ церковныхъ каѳедръ, какъ требуется существующими постановленіями, подъ предлогомъ, что тогда сія законодательные акты не получатъ въ краѣ законной силы. Но такъ какъ эта агитація, возбудивъ въ началѣ нѣкоторыя колебанія среди лютеранскаго духовенства, въ общемъ не достигла своей цѣли, и законы о воинской повинности, въ концѣ концовъ, были опубликованы съ церковной каѳедры почти во всѣхъ лютеранскихъ приходахъ края, за исключеніемъ нѣкоторыхъ приходовъ боргоской епархіи, то руководители агитаціи, предвидѣвшіе и ранѣе возможность такого неблагопріятнаго исхода подобныхъ мѣръ, избрали еще и иной образъ дѣйствій. Былъ составленъ на сей случай проектъ адреса, по существу своему повторявшаго доводы вышеупомянутыхъ прокламацій, носившаго -но своему изложенію характеръ крайне дерзкаго протеста и тщетно стремившагося доказать несогласіе новыхъ законовъ о воинской повинности съ общимъ строемъ финляндской окраины.

"Въ числѣ подписей, какія удалось собрать организаторамъ сего адреса, составленнаго и направленнаго, вопреки точному смыслу Высочайшаго постановленія 30-го іюня 1826 года, безъ предварительнаго донесенія мѣстнымъ губернаторамъ и безъ разрѣшенія начальника края, имѣются наряду, съ другими и подписи мѣстныхъ чиновниковъ, даже занимающихъ посты, замѣстители коихъ облекаются Монаршимъ довѣріемъ.

«Государь Императоръ, въ своемъ безпредѣльномъ и отеческомъ снисхожденіи къ увлеченнымъ агитаціей, въ высокой степени милостиво отнесся къ заблуждающимся, оставивъ адресъ-протестъ только безъ послѣдствій. Вмѣстѣ съ тѣмъ Его Императорское Величество Высочайше соизволилъ повелѣть, при замѣщеніи въ краѣ должностей, облеченныхъ Монаршимъ довѣріемъ, при отсутствіи соотвѣтствующихъ кандидатовъ изъ числа мѣстныхъ уроженцевъ, назначать на таковыя должности уроженцевъ имперіи».


"Копія съ отношенія министра статсъ-секретаря Великаго Княжества Финляндскаго финляндскому генералъ-губернатору но вопросу объ адресѣ-протестѣ.

«При всеподданнѣйшемъ докладѣ адреса, представленнаго финляндскими гражданами по поводу изданія для Финляндіи новаго устава о воинской повинности, мною было повергнуто на Высочайшее Его Императорскаго Величества благовоззрѣніе, что адресъ былъ подписанъ многочисленными должностными лицами и, между прочимъ, нѣсколькими чиновниками, занимающими должности, къ коимъ они призваны Монаршимъ довѣріемъ. Относя такое участіе финляндскихъ чиновниковъ въ явной противоправительственной манифестаціи къ крайне своеобразному отношенію ихъ къ своему служебному положенію, недопустимому на государственной службѣ вообще и на высшихъ ея ступеняхъ въ особенности, я вмѣстѣ съ тѣмъ находилъ, что для предупрежденія въ будущемъ подобныхъ явленій надлежитъ, при избраніи кандидатовъ на довѣренныя должности, обращать вниманіе на непричастность ихъ къ политическимъ демонстраціямъ, и представлять къ назначенію на означенныя должности только лицъ, представляющихъ достаточныя гарантіи въ правильномъ пониманіи вытекающихъ изъ ихъ служебнаго положенія въ семъ отношеніи обязанностей. Подобное требованіе можетъ быть осуществлено на дѣлѣ лишь въ томъ случаѣ, если, за отсутствіемъ соотвѣтствующихъ кандидатовъ изъ числа уроженцевъ Финляндіи, къ занятію этихъ должностей будутъ допущены уроженцы имперіи. Къ этой мѣрѣ и слѣдуетъ обратиться, какъ только окончательно выяснится, что чиновники изъ финляндскихъ уроженцевъ, вмѣсто содѣйствія правительству, оказываютъ ему противодѣйствіе. По всеподданнѣйшему докладу приведенныхъ соображеній, Государь Императоръ, 7-го декабря сего года, Высочайше соизволивъ оставить безъ послѣдствій адресъ финляндскихъ гражданъ, повелѣлъ сіи соображенія сообщить Финляндскимъ генералъ-губернатору и сенату для руководства при замѣщеніи должностей по гражданскому управленію Финляндіи. О таковой Монаршей волѣ имѣю честь увѣдомить ваше высокопревосходительство».

В. Мякотинъ.
"Русское Богатство", № 1, 1902



  1. «Нижег. Листокъ», 19 дек. 1901 г.
  2. «Спб. Вѣд.», 21 дек. 1901 г.
  3. "Спб. Вѣд, ", 20 дек. 1901 г.
  4. «Спб. Вѣд.», 10 дек.; «Россія», 16 дек. 1901 г.
  5. «Спб. Вѣд.», 15, 16 и 17 дек. 1901 г.
  6. «Спб. Вѣдомости», 24 дек. 1901 г.
  7. «Спб. Вѣд»., 20 дек. 1901 г.
  8. «Россія», 20 дек. 1901 г.
  9. «Од. Нов.», 10 дек.; «Нижег. Листокъ», 10 дек. 1901 г.
  10. «Сам. Газета». Цитируемъ по «Р. Вѣдомостямъ», 16 окъ 1901 г.
  11. «Сам. Газета». Цитируемъ по «Р. Вѣд.», 24 дек. 1901 г.
  12. «Одес. Нов.», 24 дек. 1901 г.
  13. «Уральская Жизнь». Цитируемъ по «СПБ. Вѣдомостямъ», 1 янв. 1902 г.
  14. Цитируемъ по «СПБ. Вѣд.», 22 дек. 1901 г.
  15. «Р. Вѣдомости», 1 дек. 1901 г.
  16. «Р. Вѣдомости». 15 дек. 1901 г.
  17. «Р. Вѣдомости», 8 и 22 дек. 1901 г.
  18. «Спб. Вѣдомости», 9 дек. 1901 г.
  19. «Гражданинъ», 22 ноября 1901 г.
  20. «Гражданинъ», 30 дек. 1901 г.
  21. «Россія», 7 янв. 1902 г.
  22. Для любопытствующихъ можемъ сообщить, что какъ текстъ адреса и приписки къ нему, такъ и поздравительный письма, полученная кн. Мещерскимъ, напечатаны въ „Гражданинѣ“. Писемъ и приписокъ къ адресу пока напечатано 43.
  23. «Гражданинъ», 8 янв. 1902 г.
  24. «Р. Вѣд.», 10 янв. 1902 г.
  25. «Приднѣпровскій Край». Цитируемъ по «Спб. Вѣдомостямъ», 20 дек. 1901 г.
  26. Цитируемъ по «Спб. Вѣдомостямъ», 24 дек. 1901 г.