Какъ гласитъ міропознаніе древнихъ Мексиканцевъ, изъ всѣхъ боговъ наидревнѣйшій есть богъ Огня, который живетъ въ средоточіи цвѣтовъ, въ обиталищѣ, окруженномъ четырьмя стѣнами и покрытомъ сіяющими перьями, какъ бы крылами.
Слово ihuitl, перо, на языкѣ Нагуатлей означаетъ нѣчто божественное. Полетъ—достоянье боговъ.
Одинъ изъ самыхъ величественныхъ образовъ Мексиканско-Майской символики, общій у Мексиканцевъ съ Египтянами, есть пирамида. Но Мексиканская пирамида—усѣченная, она кончается храмомъ. Разные изслѣдователи по-разному изъясняютъ происхожденіе пирамиды—мечта величія, желаніе имѣть достовѣрный оплотъ во время потопа, и многое въ этомъ родѣ. Мнѣ кажется несомнѣннымъ солнечное и строго-благоговѣйное происхожденіе пирамиды. Когда вечернее Солнце, особенно послѣ грозы, прорѣзаетъ косыми лучами громады тучъ, на небѣ совершенно явственно и четко означается чертежъ пирамиды, кончающейся солнечнымъ дискомъ. Отъ Земли, лучисто-облачная, огневая, грозовая пирамида уводитъ мысль къ высотамъ Неба, и къ тому, что въ немъ есть наиболѣе могучаго и яркаго—къ Солнцу. Отсюда, въ странѣ солнцепоклонниковъ, Мексиканцевъ, Египтянъ, Майевъ, земная пирамида, съ своею молитвенной вознесенностью, навѣки застывшій въ безгласной благоговѣйности, уходящій къ небу, строительный псаломъ.
Изумрудно-перистый Змѣй, богъ Вѣтровъ, Кветцалькоатль, назывался еще Іагуалліэгэкатль, Колесо Вѣтровъ. Онъ знаменовалъ собою центральную силу, вращеніе, власть надъ четырьмя сторонами; онъ былъ владыка міровой четверичности, и отсюда—всемірный властелинъ. Онъ былъ также Омэ-Текутли, Двойной Владыка, и Омэ-Цигуатль, Двойная Владычица; онъ совмѣщалъ къ себѣ мужское начало—небесное, и женское начало—земное. Въ своихъ молитвенныхъ воззваніяхъ Мексиканцы говорятъ о Кветцалькоатлѣ—незримый, неосязаемый, какъ воздухъ, какъ тьма ночей, владыка во всѣхъ мѣстахъ. Онъ назывался также Чикомэ-Ксочитль, Семь Цвѣтковъ, и Цитлалля-Тоналля, Звѣзды Сіяющія—(Млечный Путь). На Майскомъ языкѣ его имя есть Кукульканъ, Божественное Четыре. Онъ соединилъ разсѣянныя племена, далъ имъ форму управленія, основанную на числѣ 4, и повсюду, въ Мексикѣ и Майѣ, воздвигъ четырестороннія пирамиды. Онъ явился съ Моря и исчезъ въ Морѣ, чтобы взойти какъ Вечерняя и Утренняя Звѣзда. Когда онъ впервые предсталъ, на немъ была бѣлая одежда, вся украшенная красными крестами. Въ храмахъ, которые онъ основывалъ, для молитвы, покаянія, поста, и славословій, онъ устраивалъ четыре комнаты, которыя занималъ по-очереди. Съ помощью драгоцѣнныхъ камней, завѣсъ изъ блестящихъ перьевъ, и золота, онѣ были украшены въ голубой, зеленый, красный, и желтый цвѣтъ. Такъ и у нашего Свѣтовита, въ Арконѣ, было четыре драгоцѣнные камня.
Монтезума, послѣдній царь Ацтековъ, являлъ въ своей личности воплощеніе бога Войны, бога-колибри, Вицлипохтли. Берналь Діазъ, сотоварищъ Кортеса, описавшій завоеваніе Мексики, говоритъ, что, когда Монтезума вышелъ навстрѣчу къ Кортесу, его несли въ роскошныхъ носилкахъ, превыше земного праха. Когда онъ вышелъ оттуда, на немъ были золотыя сандаліи, дабы не коснуться земли. Его поддерживали, какъ бы несли, четыре главные властителя. Балдахинъ надъ нимъ былъ украшенъ зеленовато-голубыми перьями, золотомъ, жемчугами, и зеленчакомъ. Другіе владыки шли передъ нимъ, подметая землю и разстилая покровъ. Какъ Полярная Звѣзда одна недвижна среди вѣчно-движущихся звѣздъ, лишь онъ, Монтезума, при подобныхъ торжествахъ могъ сидѣть, и тронъ его былъ высокій. Одѣвался Монтезума обычно въ голубое или въ бѣлое, какъ и небо бываетъ то въ бѣлизнѣ облаковъ, то ясно-лазурное. Онъ украшалъ себя золотомъ, драгоцѣнными голубыми и зелеными перьями, бирюзой, жемчугами и чальчивитлями—драгоцѣнный камень вродѣ изумруда. Его діадема, съ высокимъ заостреніемъ на лбу, была выложена бирюзой или сдѣлана изъ полированнаго золота. Иногда онъ носилъ корону изъ перьевъ, съ птичьей головой изъ золота надъ челомъ. Эмблемой его было Солнце. Иногда онъ носилъ, привязанныя къ его сандаліямъ, маленькія крылышки, тци-койолли, похожія на птичьи крылья. И когда онъ ходилъ, они издавали звукъ, подобный звону тонкихъ золотыхъ колокольчиковъ.
Целія Нутталь, въ своей достопримѣчательной книгѣ, самой интересной изъ всѣхъ новѣйшихъ книгъ о Древней Мексикѣ, „The fundamental principles of Old and New World civilisations, Cambridge, 1901“ насчитываетъ 13 главнѣйшихъ эмблемъ Мексиканской символики: свастика, или крестъ; огонь; змѣя; древо; человѣческое лицо; человѣческое тѣло; звѣрь; птица; рука; пирамида; гора; чаша; цвѣтокъ. Свастика, или крестъ, самый древній изъ первобытныхъ символовъ,—говоритъ она,—была изображеніемъ годичнаго вращенія Большой и Малой Медвѣдицы вокругъ Полярной Звѣзды. Она являлась, такимъ образомъ, не только ликомъ наиболѣе выразительнаго изъ небесныхъ явленій, но также и годовымъ знаменіемъ. Наиболѣе развитыя формы свастики связаны въ Мексикѣ съ календарными знаками. Въ Мексикѣ, такъ же какъ въ долинѣ Огіо, знакъ свастики связанъ съ змѣей. Въ Копанѣ знаменіе креста сочетается съ образомъ покоящейся фигуры, занимающей средоточіе, и съ исходящими изъ нея четырьмя дуновеніями, которыя наполнены жизненными сѣменами. Въ концѣ концовъ крестъ сдѣлался символомъ соединенія четырехъ стихій, или двухъ первоосновъ Природы въ одномъ, символомъ бога Дождя, ибо Дождь создаетъ жизнь, являясь слѣдствіемъ сочетанія Земли и Неба—священный огонь, который постоянно поддерживался на вершинѣ пирамиды, былъ ликомъ главнаго небеснаго свѣта. Происхожденіе его считалось сверхъестественнымъ, и храненіе его было особою заботой жречества. Глубокій символическій смыслъ связывался съ обрядомъ возженія священнаго огня посредствомъ тростниковаго коловорота, который держали отвѣсно и вводили въ горизонтально помѣщенный кусокъ сухого дерева. Получалась фигура, подобная тау, и обрядъ этотъ считался знакомъ жизнетворческаго единенія двойной первоосновы Природы. Свѣжій священный огонь раздавался всѣмъ жителямъ Мексики ежегодно. Примѣчательно, что акатль, тростникъ, сочетался съ Востокомъ, областью мужеской, жизнь дающей. (Любопытно, что поэтъ новѣйшей Америки, Уольтъ Уитманъ, называетъ одинъ изъ отдѣловъ своей книги „Побѣги Травы“, посвященный культу мужской любви, „Тростникъ“).—Змѣя, въ звуковомъ своемъ ликѣ, означаетъ на языкѣ Майевъ четверичную власть, а на языкѣ Ацтековъ власть двойную. Четверичность стихій и двойственность Природы, включенныя въ одну форму и свитыя въ одинъ кругъ, образъ воспроизведенія жизни, въ возрождающейся ея повторности, въ творческой круговозвратности.—Древо было символомъ жизни, скрытаго и зримаго роста. Шесть направленій, вверхъ, внизъ и въ четыре главныя части свѣта, соединяясь, замыкаются въ деревѣ въ священномъ 7. Древо было образомъ племенной жизни: властитель—главный стволъ, меньшіе владыки—вѣтви и сучья, подчиненные—листья, дѣвушки—цвѣты, женщины—плоды и т. под. Условное древо Мексиканской живописи являетъ обычно четыре равныя развѣтвленія.—Человѣческое лицо было образомъ двойственности и единства Природы. Верхняя часть лица—Небо, глаза—Солнце и Луна, ротъ и зубы—Земля, сумрачный Низъ, носъ—дуновеніе. Уши, ноздри, глаза, и ротъ являютъ собою семь вратъ чувственности.—Человѣческое тѣло выражаетъ полный счетъ; оно есть образъ законченнаго государственнаго устройства и календарной системы, съ основными своими числами: пальцы—20, руки и ноги—4, тѣло и голова—2.—Звѣрь, четвероногое, обычно дикая кошка, или пума, есть образъ Низа и ночного культа Земли.—Птица, обычно орелъ, есть символъ Верха и дневного культа Неба.—Рука означала въ Майѣ число 5; она означала также государство, состоящее изъ главной столицы и четырехъ провинцій. Символъ власти главнаго владыки—Пирамида символизовала священное прочное средоточіе Міра, и была ликомъ Четырехъ Частей. Равнымъ образомъ она была ипостасью основной Міровой Силы и образомъ Четырехъ Стихій. Главный теокалли древняго Мехико былъ увѣнчанъ двумя храмами, символизуя, такимъ образомъ, двойственность Природы, а четверичность мірового выражалась какъ четыресторонностью зданія, такъ и тѣмъ, что въ немъ было четыре восходящія террасы. Фраи Дуранъ говоритъ, что число ступеней пирамиды, находившихся на Восточной сторонѣ, было 365. Ежегодная торжественная церемонія восшествія на нихъ жрецовъ означала годичный бѣгъ Солнца.—Гора символизировала сліяніе Неба и Земли. Вершина горы считалась священной, ибо именно здѣсь происходило брачное сочетаніе Верха и Низа, разрѣшавшееся плодородными дождями. Гора почиталась такъ же, какъ образъ недвижности, спокойствія и сосредоточенной силы.—Чаша была ликомъ Земли, вмѣстилищемъ плодоносныхъ дождей, и символомъ земного средоточія. Наполненная дождевою водой, на поверхности которой отражались звѣзды,—и главное, отражалась Полярная Звѣзда,—чаша означало сліяніе Неба и Земли, выражающееся въ игрѣ свѣта, исходящаго изъ Сердца Небесъ.—Цвѣтокъ есть символъ Земли и государства съ его подраздѣленіями. Обычно брали цвѣтокъ съ четырьмя равными лепестками, имѣющій кругъ или точку въ серединѣ и по кружочку на каждомъ лепесткѣ. Порою Цвѣтокъ становился образомъ всего Міра. Цвѣтокъ съ желтымъ сердечкомъ и разноцвѣтными лепестками не напоминаетъ ли Солнце съ содружественной семьей разнородныхъ свѣтилъ?
Мексиканцы чтили два Солнца: молодое, дневное Солнце, и старое, ночное или черное.
Вечерняя Звѣзда называлась въ Мексикѣ—отшедшее Солнце.
Нутталь, остроумно и убѣдительно доказывающая происхожденіе символа свастики изъ наблюденій надъ обращеніемъ созвѣздій Большой Медвѣдицы, Малой Медвѣдицы и Кассіопеи, и указывающая на великую роль этихъ созвѣздій и Полярной Звѣзды во всѣхъ первобытныхъ цивилизаціяхъ, дѣлаетъ интересныя сопоставленія. Какъ извѣстно, въ созвѣздіи Кассіопеи пять звѣздъ, а въ созвѣздіяхъ Большой и Малой Медвѣдицы по семи. Число 7—наиболѣе распространенное среди символическихъ чиселъ. Въ Мексикѣ семь племенъ изошло изъ семи пещеръ. Въ Гватемалѣ семь племенъ и семь дѣленій дня. Въ Суньи семь главныхъ направленій въ пространствѣ и семь дѣленій города. Въ Галліи семь областей. Въ Британіи семь королей. Въ Ирландіи семь главныхъ святилищъ. Во время завоеванія, въ Мехико также было семь мѣстъ, въ которыхъ приносились жертвы. Число звѣздъ, находящихся въ созвѣздіяхъ Большой Медвѣдицы (Малая есть лишь повтореніе) и Кассіопеи, вмѣстѣ съ Полярной Звѣздой, есть 13. Это—священное число у Мексиканцевъ и Майевъ, и вся календарная система Мексики и Юкатана построена на сочетаніи чиселъ 13+7=20.
Мексиканскій календарный камень является самымъ величественнымъ, и, пожалуй, самымъ интереснымъ, изъ всѣхъ памятниковъ древняго Мексиканскаго искусства, нынѣ хранящихся въ Національномъ Музеѣ въ городѣ Мехико. Исторія этого камня слѣдующая. Какъ повѣствуетъ лѣтописецъ Мексиканскій, Тецоцомокъ, въ году Двѣнадцать Кроликовъ (1478-й годъ Христіанской эры), за два года до кончины царя Аксайакатля, который въ то время правилъ міромъ, верховный жрецъ напомнилъ ему о торжественномъ обѣтѣ, и такъ сказалъ: „Храмъ, въ которомъ великія жертвоприношенія должны совершаться, близокъ къ завершенію. Ты самъ его воздвигъ. Ты поклялся украсить его памятниками великой красоты, чтобы богъ нашъ, Вицлипохтли, хранитель и защитникъ нашего племени, могъ пребывать въ немъ съ довольствіемъ. Время летитъ, и медлить ты болѣе не можешь“.—„Я хочу,—отвѣтилъ царь,—замѣнить жертвенный камень, который отецъ мой начально пожертвовалъ Солнечному богу, другимъ, новымъ. Удали старый, но сохрани его тщательно. Я дамъ пищу и одежду работникамъ, которые принесутъ мнѣ великій обломокъ скалы, и я дамъ золото, какао, и цвѣтныя одежды ваятелямъ, которые изсѣкутъ на немъ образъ Солнца, окруженный знаками временъ и созвѣздій“. Немедля, работники выступили и отломили великій кусокъ скалы. Пять тысячъ сильныхъ людей влекли его. Но, когда онъ достигъ моста Ксолокъ, сваи разломились на тысячу кусковъ, и обломокъ скалы упалъ въ воду, и никто не дерзнулъ попытаться извлечь его изъ глубинъ озера. Тогда царь весьма разгнѣвался и сказалъ: „Сдѣлайте новый мостъ, съ двойными сваями и подмостками, и оторвите мнѣ новый обломокъ отъ горъ Койоакана. Принесите этотъ новый кусокъ скалы и сдѣлайте изъ него также чашу, въ которую будетъ собираться кровь, что будетъ стекать съ жертвеннаго камня, какъ жертва для умилостивленія нашего бога“. Воля царя была исполнена, и вторичное шествіе обломковъ скалы свершилось благополучно. Рисунокъ въ Кодексѣ Мендоса показываетъ, что этотъ календарный Камень былъ влекомъ длиннымъ рядомъ людей, съ помощью канатовъ и большихъ деревянныхъ валовъ, подобно тому, какъ древніе Египтяне влачили огромныя глыбы гранита для своихъ пирамидъ.—Этотъ обломокъ скалы былъ помѣщенъ сперва горизонтально въ восьмомъ домѣ великаго храма Мехико. Царь Аксайакатль пригласилъ властителей всѣхъ сосѣднихъ дружественныхъ народовъ присутствовать при торжественныхъ обрядахъ его посвященія, бывшаго въ году Два Дома (1481-й годъ Христіанскаго лѣтосчисленія). Тринадцать жрецовъ тринадцати главныхъ боговъ Мексики, вооруженные обсидіановыми ножами, взошли на Камень до зари. Семьсотъ двадцать восемь плѣнниковъ, сохраненныхъ послѣ одной изъ побѣдныхъ битвъ, покрытые яркими перьями, были помѣщены близь Камня. На восходѣ Солнца жрецъ взялъ сосудъ съ курящимися благовоніями, четыре раза обошелъ Камень, бросилъ въ него сосудъ съ благовоніями, и сосудъ разбился на мелкіе куски. Тотчасъ царь Аксайакатль взошелъ на Камень и началъ жертвоприношенія, высѣкая обсидіановымъ мечомъ сердца и бросая ихъ въ каменную чашу (что хранится понынѣ). Принеся такъ въ жертву 52-хъ плѣнниковъ, онъ уступилъ свое мѣсто жрецамъ, и 13 жрецовъ, одинъ за другимъ, приносили жертвы, пока всѣ 728 плѣнниковъ не были убиты. Въ 1521-мъ году нашей эры, Кортесъ съ кучкой Испанцевъ завоевалъ Мексику и разрушилъ Мексиканскіе храмы. Календарный Камень, вмѣстѣ съ различными большими изваяніями боговъ и другими предметами Мексиканскаго ритуала, былъ зарытъ въ окрестныхъ болотахъ, по приказанію католическихъ монаховъ, дабы скрыть ихъ отъ глазъ язычниковъ. Въ 1551-мъ году онъ вышелъ на поверхность земли, и снова былъ погребенъ въ 1558-мъ году, по повелѣнію нѣкоего благочестиваго архіепископа, весьма скандализованнаго видомъ этихъ языческихъ знаковъ и образовъ. Послѣ вторичнаго погребенія Камень былъ совершенно забытъ. В теченіе 232-хъ лѣтъ ни одинъ изъ писателей, говорившихъ о Мексиканскихъ древностяхъ, о немъ не упоминаетъ. Такимъ образомъ, онъ былъ совершенно неожиданнымъ откровеніемъ, когда, въ 1790-мъ году, предсталъ во время разрытія площади, что находится предъ Соборомъ, построенномъ на мѣстѣ древняго Теокалли. Онъ былъ вдѣланъ въ одну изъ башенъ Собора, и такъ оставался до 1885-го года; потомъ былъ перенесенъ въ Національный Музей. Въ діаметрѣ этотъ зодіакъ имѣетъ 11 футовъ 8 дюймовъ. Это—глыба базальта. Александръ Гумбольдтъ исчислялъ вѣсъ его въ 24.400 килограммовъ. Вѣсъ его показываетъ, какія трудности могли преодолѣвать древніе Ацтеки при построеніи своихъ храмовъ. Камень этотъ служилъ ликомъ Мексиканскаго года. Гражданскій годъ въ Мексикѣ состоялъ изъ 18-ти мѣсяцевъ по 20-ти дней каждый, мѣсяцы дѣлились на 4 недѣли по 5-ти дней, 5 дней въ году—дополнительныхъ, Нэмонтэми, дни заклятые, въ которые ничего нельзя было начинать, можно было лишь посѣщать другъ друга. Годъ начинался съ 1-го Марта по-Европейскому, и названія мѣсяцевъ были живописныя, какъ то: Воды Убывающія; Цвѣточныя Перевязи; Праздникъ Травы; Уходящее Солнце; Домъ Свѣта; и т. под. Каждый день также имѣлъ свое названіе, какъ: Заря; Вѣтеръ; Змѣя; Смерть; Цвѣтокъ; и т. под. Такъ какъ въ году около шести часовъ лишнихъ, которые нужно прибавить къ 365-ти днямъ, Мексиканцы исправляли эту неточность, вставляя 25 дней въ каждые 104 года. Такимъ образомъ они приводили свой годъ въ болѣе точное соотношеніе съ солнечнымъ временемъ, чѣмъ мы даже это видимъ въ грегоріанскомъ календарѣ, ибо лишь въ періодъ времени большій, чѣмъ 5.000 лѣтъ, у нихъ утрачивался одинъ день. Первое исправленіе Мексиканскаго календаря имѣло мѣсто за 16 столѣтій до прибытія Испанцевъ, въ древнемъ городѣ Гуэгуэтлапалланѣ (Аризона). Когда Испанцы, пользовавшіеся юліанскимъ календаремъ, прибыли въ 1520-мъ году въ Вера-Крусъ, они были на десять дней въ отсталости отъ истиннаго счета. Мексиканцы дѣлили время на циклы въ 52 года, каждый циклъ дѣлился на 4 малые цикла по 13-ти лѣтъ. Названій годовъ было, 4: Тохтли, Акатль, Тэкпатль, и Калли, т. е. Кроликъ, Тростникъ, Кремень, и Домъ. Тольтеки дѣлили историческое время на четыре великія эпохи, или Смерти Солнца: Вѣкъ Воды, Вѣкъ Земли, Вѣкъ Огня, и Вѣкъ Воздуха. Ацтеки измѣнили порядокъ: Вѣкъ Воды, Вѣкъ Воздуха, Вѣкъ Огня, Вѣкъ Земли. Изслѣдователи истолковываютъ эти дѣленія такъ: Вѣкъ Воды—потопленіе Атлантиды; Вѣкъ Воздуха—Ледниковый періодъ, связанный съ Мексиканскими преданіями о льдяныхъ областяхъ Сѣвера, откуда пришли ихъ предки; Вѣкъ Огня—эпоха вулканическихъ изверженій, съ сопровождавшими ихъ землетрясеніями; Вѣкъ Земли—время чисто-историческаго существованія Мексиканскихъ народовъ, начинающееся за 4431 годъ до Христіанской эры. Часовъ въ Ацтекскомъ днѣ, такъ же какъ въ Ацтекской ночи, было 8, въ каждомъ часѣ—90 нашихъ минутъ. Часы дня были посвящены: 1 (по нашему—6 часовъ утра)—Восходящему Солнцу, 2—Блѣднѣющей Лунѣ, 3—Богинѣ Воды, 4—Солнечному Пути, 5—Кветцалькоатлю (Утренняя Звѣзда), 6—Богу Мертвыхъ, 7—Землѣ, 8—Тлалоку (Богу громовнику). Часы Ночи были посвящены: 1—Кветцалькоатлю (Вечерняя Звѣзда), 2—Звѣздамъ Сіяющимъ (Млечный путь), 3—Ночи, 4—Богу правящему Ночью (Альдебаранъ), 5—Огню Міротворческому (въ полночь огонь зажигался на звѣздномъ Холмѣ), 6—Вѣстнику Солнца, 7—Зарѣ, 8—Владыкѣ Свѣта Возвратнаго. Изъ часовъ дня 3-й и 7-й были часы добраго знаменія, 1-й часъ ночи былъ час злого знаменія. У жрецовъ Кветцалькоатля былъ тайный священный Календарь; въ ихъ году было лишь 260 дней—20 мѣсяцевъ, в 13 дней каждый. Это исчисленіе времени основывалось на видимыхъ движенияхъ планеты Венера, которая свѣтила для нихъ 260 дней какъ Утренняя Звѣзда, и 260 дней какъ Вечерняя.
Нагуатли дѣлили звѣзды на три разряда: цитлаллинъ, неподвижныя звѣзды, цитлальмина, кометы, и тцонтэмокуэ, или тцитциминэ, планеты. Первыя—они изображали маленькими кружочками, наполовину красными, наполовину бѣлыми, вторыя—кругами со стрѣлой, и третьи—ликами боговъ, коимъ посвящены они, всегда въ профиль, и съ крыломъ на головномъ уборѣ.
Нагуатли, такъ же какъ древніе Эллины, изображали Венеру выходящею среди раковинъ изъ пѣны морской. О томъ свидѣтельствуютъ серебряныя Мексиканскія изваянія.
Первое двадцатидневіе въ году, такъ же, какъ послѣднее, Майи посвящали драгоцѣнному камню канъ, т.-е. Венерѣ.
Западъ означалъ у Ацтековъ мѣсто женщинъ. Души женщинъ, снискавшихъ безсмертный удѣлъ, жили въ Краѣ Закатномъ, какъ души мужчинъ пребывали въ области Востока. Души воителей ежедневно привѣтствуютъ восходящее Солнце и провожаютъ его отъ восточнаго горизонта до зенита. Тамъ его ждутъ души женщинъ и провожаютъ Свѣтлоликаго до Закатной черты, символъ которой есть Домъ.
Души умершихъ жрецовъ превращались въ дневныхъ мотыльковъ и въ ночныхъ бабочекъ, души воителей—въ колибри. Это напоминаетъ народное Польское преданіе—„Дочери Пилецкихъ“:—
Въ превельможномъ домѣ Пилецкихъ |
И если такая, ночная, |
Владыка Сѣвера и сѣни смертной, Миктлантекутли, имѣлъ своимъ символомъ паука. Въ міровой символикѣ паукъ является также символомъ центральной Міровой Силы, вѣчно прядущей нити жизни. Извѣстно пристрастіе къ пауку, бывшее одной изъ отличительныхъ личныхъ чертъ великаго Европейскаго пантеиста, Спинозы.
На небѣ Мексиканскомъ нѣкогда былъ богъ Цитлаль-Тонакъ, Звѣзда Сіяющая, и богиня Цитлаль-Куэ, Она, что въ рубахѣ звѣздной. Эта звѣздная богиня родила странное существо—кремневый ножъ. Другія ихъ дѣти, ужаснутыя этимъ страннымъ порожденіемъ, сошвырнули его съ неба. Кремневый ножъ упалъ, разбился на мелкіе кусочки, и среди искръ возникли 1.600 боговъ и богинь.
Самая священная изъ всѣхъ плясокъ исполнялась въ праздникъ Мексиканскаго бога Огня одними жрецами. Во время этого празднества они выступали съ лицами, загримированными въ черный цвѣтъ, воплощая въ себѣ тьму и ночь. Въ каждой рукѣ у нихъ было по два факела. Сперва они сидѣли, потомъ начинали медленное круговое движеніе вкругъ божественной жаровни. Свершивъ танецъ, они бросали свои факелы въ это огненное жерло. Обрядъ свершался въ глубокомъ молчаніи, на вершинѣ пирамиды. А внизу стояла молчащая благоговѣйная толпа.
Пляска вообще считалась въ Мексикѣ священной, и танцамъ учились съ дѣтства подъ особымъ руководствомъ жрецовъ.
Въ Мексиканскомъ цвѣтномъ письмѣ лица женщинъ обыкновенно раскрашены въ желтый цвѣтъ—краска Заката. Сочетаніе тьмы и сокровенной тайны съ женскимъ началомъ образно выражалось, между прочимъ, тѣмъ, что въ оградѣ великаго теокалли города Мехико былъ Домъ Тьмы, посвященный Матери-Землѣ, чье имя Цигуакоатль, Женщина-Змѣя. Другіе храмы этой богини описываются какъ подземные, темные, погребные, съ однимъ низкимъ входомъ, изваяннымъ иногда въ видѣ змѣиной челюсти. Лишь жрецы допускались въ эти потаенныя святилища, въ которыхъ совершались сокровенные обряды и поддерживался священный огонь.
Какъ разсказываетъ Берналь Діазъ, образъ Тецкатлипоки, Дразнителя Двухъ Сторонъ, находившійся въ великомъ теокалли въ Мехико, поражалъ своими сіяющими глазами. Вмѣсто глазъ у него были металлическія зеркала. Этотъ богъ видѣлъ міръ—чрезъ отраженье. Вѣчно наталкивая, магическими ухищреньями, правую сторону жизни на лѣвую ея сторону, онъ услаждался бореньемъ, и видѣлъ міровую жизнь какъ безпрерывную панораму смѣняющихся тѣней.
Владыка сіяющаго обсидіановаго зеркала, чаровникъ, обольстившій Кветцалькоатля, Тецкатлипока, воплощалъ въ себѣ Ночь и ночное Небо, съ его миріадами звѣздныхъ зеркалъ. Такъ Ночь побѣждаетъ Вечернюю Звѣзду, втягивая ее въ свои черныя таинства. И освѣженная сумракомъ вдвойнѣ, возвратившись къ себѣ черезъ временное пребываніе въ тѣневыхъ тайнахъ, Вечерняя Звѣзда вдвойнѣ свѣтла, когда она восходитъ какъ Утреняя.
Въ то время какъ обсидіановое зеркало было символомъ звѣзднаго культа, зеркало изъ полированнаго кремня надлежало культу солнечному. Кремневымъ зеркаломъ жрецы пользовались для концентраціи солнечныхъ лучей при возженіи священнаго огня, въ часъ полдня, въ дни весенняго равноденствія и лѣтняго солнцестоянія.
На языкѣ Нагуатлей океанъ есть ilhuica-atl, небесная вода. Дождь и Океанъ принадлежали мужскому началу, Небу, тогда какъ колодцы, озера, ручьи, и рѣки—началу женскому, Землѣ.
Голова змѣи была у Майевъ символомъ Моря. Океанъ по-Майски canah, могучая змѣя. При входѣ въ Майскіе храмы были двѣ колонны, кончавшіяся внизу огромными изваяніями змѣиныхъ головъ съ разъятыми пастями.
Египтяне считали равносторонній треугольникъ символомъ Природы, такъ же какъ и Индусы и Халдеи. У Христіанъ равносторонній треугольникъ, содержащій въ себѣ глазъ, есть символъ Божества. У Майевъ, какъ и въ Европейскомъ оккультизмѣ, равносторонній треугольникъ вершиною вверхъ означаетъ Огонь, вершиною внизъ—означаетъ Воду. Нутталь указываетъ, что такимъ образомъ одинъ изъ сохранившихся, въ развалинахъ, Майскихъ храмовъ, такъ называемый Храмъ Голубятни въ Уксмалѣ, съ многократными украшеніями въ видѣ равностороннихъ треугольниковъ, есть какъ бы великая зодческая молитва о дождѣ. Строительный гимнъ богу Влаги и богу Огня.
Голубой это въ Майѣ траурный цвѣтъ, но не цвѣтъ скорби, а цвѣтъ тихой радости—освобожденіе отъ путъ вещества, приближеніе къ Небу.
Chac по-Майски красный, chaac—гроза, громъ, даятель дождя, богъ Плодородія, хранитель полей. Символомъ этого бога былъ крестъ. Въ честь него былъ праздникъ погашенія огня.
Крестъ тау былъ въ Майѣ символомъ созвѣздія Южнаго Креста. Какъ указываетъ Лё-Плёнжонъ, знаменитый изслѣдователь Майи, когда въ началѣ мая это созвѣздіе восходитъ отвѣсно надъ горизонтомъ, земледѣлецъ знаетъ, что близится время дождей, и готовитъ посѣвъ. Этотъ знакъ возрожденія, вмѣстѣ съ завершающимъ его кружкомъ помѣщался въ Египтѣ въ рукахъ и на груди у мумій. Созвѣздіе Южнаго Креста и созвѣздіе Большой Медвѣдицы владѣютъ ночнымъ Майскимъ небомъ и особенно четко выдѣляются среди другихъ созвѣздій.
Смыслъ Майскаго Ti-h a-u (наименованіе знака T)—„Это—для воды“.
Сохранившееся Майское воззваніе къ богу Дождя гласитъ:—
Когда Повелитель встаетъ на Востокѣ, |
Майи изображали Землю въ видѣ старика, съ лицомъ, обращеннымъ къ Востоку, держащимъ въ рукѣ духъ жизни, огонь, первичную основу вещественнаго міра.
Майи представляли себѣ Вселенную, какъ безграничную тьму, въ которой пребываетъ непознаваемая Воля. Символомъ Вселенной они избрали кругъ, который называли Uol (Воля). Кругъ, пересѣченный вертикальнымъ діаметромъ, они называли Lahun (Всепроникающій). Какъ въ кругѣ—андрогинная безпредѣльность, такъ въ вертикально-пересѣченномъ кругѣ—пробужденье сознанья, мужское начало, это—декада, вѣнчанное 10, рождающееся изъ слитности 3-хъ и 7-ми. Кругъ, пересѣченный вертикальнымъ и горизонтальнымъ діаметромъ, назывался Canob (Священное 4), символъ Четырехъ Строителей Мірозданія.
Майи считали Огонь дыханіемъ Ку, Мірового Разума.
Стефенсъ, одинъ изъ современныхъ путешественниковъ по Юкатанскому полуострову (половина XIX-го вѣка), говоритъ, что, когда кто-нибудь изъ Майевъ чувствуетъ приближеніе смерти, онъ говоритъ съ великимъ спокойствіемъ: „Отдыхать иду“.
Излюбленные цвѣта Майевъ—красный, зеленый, желтый, и голубой. Цвѣтъ страсти, цвѣтъ жизни, цвѣтъ разумѣнья, цвѣтъ благоговѣнія.
Мексиканскіе жрецы возжигали благовонія передъ своими Богами четырежды въ сутки: на разсвѣтѣ, въ полдень, въ сумерки, и въ полночь.
Одно изъ правилъ, которыя въ Мексикѣ преподавались дѣтямъ родителями: „Не давай яда никому, ибо Вышняго оскорбишь въ Его твореніи, и отъ того же погибнешь“. И еще: „Не лги никому, ибо тебя видятъ“.
Чичимеки называли отцомъ своимъ Солнце, а матерью своей Землю. И говорятъ, что болѣе боговъ не знали.
Какъ свидѣтельствуетъ Гомара, въ Мексикѣ было до 2.000 боговъ. И какъ говоритъ нѣкій благоговѣйный фраи Леонъ де Ганте, Демоны (разумѣй—Боги) столь были численны, что сами Indios не знали имъ числа у каждаго предмета былъ свой богъ.
У Ацтековъ былъ обрядъ причащенія тѣла бога Вицлипохтли, бога воины и національнаго бога Мексики. Изъ тѣста дѣлали изваяніе бога Вицлипохтли, и затѣмъ, въ присутствіи Царя, четырехъ главныхъ жрецовъ, и четырехъ главныхъ воспитателей юношества, человѣкъ, называвшійся Кветцалькоатлемъ, бросалъ въ Вицлипохтли дротикъ съ каменнымъ наконечникомъ, и пронзалъ ему сердце. Послѣ этого тѣло Вицлипохтли дѣлили на части, сердце отдавали царю, а все тѣло, раздѣленное поровну на мелкія части, раздавалось правовѣрнымъ Мехико и Тлальтелюлько. Обрядъ этотъ былъ ежегодный.
Почитатели Кветцалькоатля были великіе искусники какъ ювелиры. Ихъ спеціальность была—зеленые камни—чальчивитли, серебро, издѣлія изъ красныхъ раковинъ и бѣлыхъ, изъ дерева, изъ бирюзы, и изъ блестящихъ перьевъ. Легенды гласятъ, что слуги Кветцалькоатля были необыкновенно легки и подвижны, а глашатаи, когда возвѣщали его волю съ горы Воскликновеній, обнимали своимъ голосомъ далекія пространства, и слова ихъ были слышны за сто миль. И когда Кветцалькоатль царилъ невозбранно, всюду было изобиліе и всюду былъ расцвѣтъ. Тыквы и колосья маиса были размѣровъ огромныхъ, злаки были такъ высоки и толсты, что на нихъ карабкались какъ на деревья, хлопокъ рождался всѣхъ цвѣтовъ, розовый, красный, желтый, зеленый, коричневый, оранжевый, пятнистый. Птицы были съ изумрудными перьями и съ голосомъ нѣжнымъ и сладкимъ. Великое было множество разноцвѣтныхъ деревьевъ какао. И маисъ даже часто не ѣли, а только топили имъ бани. Самъ же Кветцалькоатль благосклонно смотрѣлъ на вѣрныхъ, свершалъ благоговѣйное служеніе, пронзая себя остріемъ магея и роняя очистительныя капли своей крови, и въ полночь купался въ священномъ источникѣ, и смотрѣлъ на звѣзды.
Говорятъ, что, когда Кветцалькоатль отходилъ изъ Мексики, онъ встрѣтилъ въ горахъ великое древо, великою стрѣлой онъ пронзилъ его—и получился крестъ. Онъ совершилъ также много другихъ удивительныхъ дѣяній въ это время. Такъ, въ одномъ мѣстѣ, въ горахъ, гдѣ люди далеки отъ плоскостей, онъ воздвигъ великій камень, который, если человѣкъ прошелъ ступени благоговѣйности, можно сдвинуть мизинцемъ. Но, если изъ простого любопытства соберется великая толпа людей и будетъ пытаться его сдвинуть, на волосокъ не подвинется.
Фраи Бернардино де Саагунъ такъ описываетъ приношеніе жертвенной крови, свершавшееся въ древней Мексикѣ. Изливали кровь на теокалли днемъ и ночью, убивая мужчинъ и женщинъ передъ статуями Демоновъ, во многихъ мѣстахъ. Изливали ее также передъ Демонами, изъ почитанія ихъ, въ дни означенные, и дѣлали это слѣдующимъ образомъ. Ежели хотѣли излить кровь изъ своего языка, пронзали его остріемъ ножа, а чрезъ образовавшееся отверстіе проводили толстыя соломинки, сообразно съ усердіемъ каждаго: нѣкоторые связывали соломинки вмѣстѣ, и тянули ихъ, какъ тотъ, кто тянетъ веревку, проводя ихъ черезъ отверстіе въ языкѣ; другіе, соломинка за соломинкой, проводили ихъ множество черезъ языкъ, и оставляли ихъ такъ окровавленными передъ демономъ, или на дорогахъ, или въ урнахъ, и то же самое дѣлали съ руками и ногами. Изливали также кровь жрецы внѣ храмовъ пирамидныхъ, на горахъ и въ пещерахъ, изъ усердія своего ночного, и дѣлали это слѣдующимъ образомъ: брали зеленые тростинки и колючки магея, и, оросивъ ихъ кровью, добытой изъ ногъ своихъ, изъ переднихъ ихъ частей, ночью шли, обнаженные, въ горы, гдѣ пребывали въ молитвенности, и тамъ окровавленными оставляли ихъ на подстилкѣ изъ листьевъ камыша, и дѣлали это въ четырехъ или въ пяти мѣстахъ сообразно съ усердіемъ каждаго. Изливали также кровь люди за пять дней до пришествія главнаго праздника, что свершался чрезъ каждое двадцатидневіе по благочестію ихъ. Дѣлали надрѣзы въ ушахъ, откуда доставали кровь, и ею умащали лица, означая на нихъ кровавыя полосы; женщины дѣлали кругъ, а мужчины прямую черту отъ брови до челюсти. Женщины также усердствовали, принося эту кровь втеченіе восьмидесяти дней, дѣлая себѣ надрѣзы каждые три или четыре дня все это время. Приносили также въ жертву кровь птицъ передъ Демонами по усердію своему, особливо передъ Вицлипохтли, и во время праздниковъ покупали перепеловъ, и отрѣзали имъ головы передъ идоломъ, и кровь проливали тамъ, а тѣло бросали на землю, и тамъ оно вращалось кругами, пока не умирало. Когда убивали раба или плѣнника, владыка его собиралъ кровь въ чашу, и опускалъ туда бѣлую бумагу, и подходилъ потомъ ко всѣмъ статуямъ демоновъ, и умащалъ имъ ротъ бумагою окровавленною, иные же палку опускали въ кровь и касались ею рта изваянія.
Кромѣ Боговъ и Богинь всѣхъ стихій, общихъ у Мексиканцевъ съ другими народами, также имѣвшихъ своихъ боговъ Влаги, и Вѣтра, и Земли, и Огня, были еще боги Мексиканскіе совершенно особенные. Такова, напримѣръ, Цигуапипитли, богиня роженицъ, умиравшихъ при первыхъ родахъ. Такія матери цѣнились Ацтеками наравнѣ съ храбрыми воинами, погибшими во время битвъ. Очень также интересна богиня Тлакультеутль, богиня тѣлесныхъ наслажденій. Звалась она также Икскуина, младшая сестрица изъ четырехъ сестеръ. И еще—Тлаклькуани, поѣдательница вещей нечистыхъ. Эта богиня внушала людямъ сладострастіе, и, въ чемъ бы они ни исповѣдывались, всѣ грѣхи имъ отпускались. Любопытенъ богъ пьянственности, Тецкатцонкатль. Этотъ богъ, какъ говоритъ Саагунъ, былъ родственникъ или братъ другихъ боговъ вина, и, насчитавъ ихъ по именамъ, до тринадцати, онъ восклицаетъ: „Сколько божествъ покровительственныхъ имѣли пьяницы!“
При свершеніи брачнаго обряда въ Мексикѣ, жениха и невѣсту, между прочимъ, сажали на одну цыновку, и край одежды невѣсты связывали съ краемъ одежды жениха,—это было важнымъ моментомъ обряда. Былъ также мигъ, когда невѣста кружилась вокругъ огня, и послѣ этого они оба возжигали душистый копалъ въ честь боговъ. И первыя четыре ночи они спали на тонкихъ цыновкахъ изъ камышей, а легкія ихъ покрывала были украшены блестящими перьями, посрединѣ же—зеленый чальчивитль. И на четырехъ углахъ постели—зеленыя тростинки и колючки агавъ, дабы проливать въ честь боговъ капли крови. И до четвертой ночи бракъ еще не совершался, и это возвѣщало несчастіе, если не давали истечь достодолжному сроку. По истеченіи же четвертой ночи новобрачные купались, и одѣвались въ новыя одежды, головы имъ украшали бѣлыми уборами, а руки и ноги красными перьями.
При свершеніи похоронныхъ обрядовъ, въ Мексикѣ, умершему раскрашивали лобъ въ голубую краску, ибо онъ удалялся въ Небо, и клали въ руку посохъ, да свершаетъ легко свой путь. Ставили около умершаго кружку съ водой, дабы пить въ сѣни смертной, и въ разные часы давали ему разныя записи, въ которыхъ было точно означено ихъ назначеніе. Кладя мертвому первую запись, говорили: „Съ этимъ пройдешь безъ опасности между двухъ бьющихся горъ“. Кладя вторую, говорили: „Съ этимъ пройдешь безпрепятственно по пути, возбраненному великимъ Змѣемъ“. Кладя третью, говорили: „Съ этимъ пройдешь достовѣрно чрезъ мѣсто, гдѣ крокодилъ“. Четвертая запись проводила умершаго черезъ восемь пустынь. Пятая—черезъ восемь горъ. Шестая—черезъ вѣтеръ, такой порывистый и острый, что разламывалъ скалы и рѣзалъ, какъ ножъ. (Подробность, совпадающая съ тѣмъ, что разсказываетъ Кальдеронъ въ своей драмѣ „Чистилище святого Патрикка“). Тѣло въ иныхъ случаяхъ сжигали и хоронили прахъ въ вазѣ, въ другихъ хоронили, въ третьихъ—бальзамировали. Въ вазу, содержавшую прахъ умершаго, клали какой-нибудь драгоцѣнный камень, для лицъ знатныхъ всегда—чальчивитль изумрудный, дабы драгоцѣнный камень служилъ покойнику сердцемъ въ иномъ мірѣ.