Черты изъ жизни моего отца>.[править]
Послѣднее время мнѣ часто приходилось читать біографіи моего отца. Даже въ Россіи должна появиться одна изъ нихъ, составленная г. Галиновскимъ. Это именно и побуждаетъ меня обнародовать то, что я знаю, сообщить нѣкоторыя свои личныя впечатлѣнія и свѣдѣнія, которыя могли ускользнуть отъ вниманія болѣе далеко стоящихъ отъ него біографовъ.
Въ жизни моего отца есть, напримѣръ, періодъ мало извѣстный, охватывающій многіе годы и годы суровые и тяжкіе. Вслѣдствіе того, что отецъ былъ замѣшанъ въ заговорѣ Маццини и поступилъ въ армію, его медицинскія занятія были прерваны. Затѣмъ отецъ принялъ участіе въ войнѣ 1860 г. противъ австрійцевъ и послѣ 6-ти-лѣтней службы въ арміи оставилъ ее. Затѣмъ онъ поступилъ ассистентомъ безъ жалованья въ домъ умалишенныхъ въ Павіи, къ тому-же принявъ на себя безвозмездно должность профессора въ университетѣ, и работая надъ неизданной книгой «L’Uomo bianco е l’uomo di colore». Въ эту книгу онъ вложилъ всѣ силы своей молодости, но не могъ найти издателя, желающаго печатать ее. Ко всему этому дѣла семьи были не въ цвѣтущемъ состояніи, отецъ не желалъ затруднять родныхъ, и потому положеніе его было критическое. Часто, разсказывалъ онъ намъ, случалось ему приходить голоднымъ въ госпиталь и жадно вдыхать запахъ кушанья и смотрѣть съ завистью на больныхъ, которымъ подавались ихъ обѣденныя порціи. Питался онъ въ то время каштанами на молокѣ и жилъ въ холодной комнатѣ и занимался переводами по ночамъ. Къ довершенію всѣхъ бѣдствій почеркъ его былъ настолько неразборчивъ, что приводилъ издателя въ отчаяніе, а Молешоттъ, сочиненіе котораго онъ переводилъ («Il giro della vita»,) никогда не былъ доволенъ переводомъ и все время придирался къ несчастному переводчику. Подобно одному знаменитому узнику, не припомню сейчасъ какому, отецъ мой нашелъ себѣ товарища, раздѣлявшаго его уединеніе и нищету, — это былъ маленькій мышенокъ, который приходилъ каждый вечеръ къ отцу на столъ грѣться около его лампы и кормиться крошками хлѣба. Затруднительныя обстоятельства эти измѣнились къ концу года, но за то возникли другія непріятности и, главнымъ образомъ, изъ-за пеллагры.
Пеллагра — болѣзнь, распространенная по всей Италіи, уносящая безчисленное количество жертвъ. Отецъ мой открылъ, что болѣзнь эта есть слѣдствіе употребленія въ пищу испорченнаго маиса. Раньше причину этой болѣзни приписывали климатическимъ условіямъ, отсутствію соли и тому подобному. Долгіе годы отецъ работалъ неустанно, производилъ химическіе и физіологическіе опыты для доказательства своего мнѣнія, устраивалъ сушильни для маиса, писалъ маленькія брошюры для народа, устраивалъ бесѣды, но все напрасно. Найдутся люди, которые еще помнятъ, какъ отецъ мой, кажется, самый неловкій человѣкъ въ свѣтѣ, отправляясь въ путь, водилъ всюду за собой чернаго пѣтуха, необходимаго для наглядности публичныхъ опытовъ. Въ теченіе лекціи отецъ кормилъ пѣтуха испорченнымъ маисовымъ зерномъ и со всякимъ новымъ пріемомъ этого зерна у птицы обнаруживались признаки появленія пеллагры — ознобъ, судороги, отупѣніе, конвульсіи. И все это называли шарлатанствомъ! Двоихъ изъ своихъ противниковъ отецъ мой убѣдилъ присутствовать при опытахъ и они, не имѣя возможности отрицать очевидности явленій, происходящихъ на ихъ глазахъ, имѣли дерзость сказать ему: «Правда, но такъ какъ другихъ свидѣтелей, кромѣ насъ, у васъ нѣтъ, то мы отказываемся что либо говорить, что либо утверждать». Отецъ разсказываетъ, что почувствовалъ желаніе убить ихъ послѣ этого.
Несмотря на разочарованія, неудачи и всѣ перенесенныя непріятности (въ то время оспаривали его открытія, старались всякими способами помѣшать его лекціямъ, пренебрегали и не признавали его изслѣдованій относительно помѣшаныхъ и преступниковъ) — несмотря на все это, отецъ сохранилъ дѣтски счастливое расположеніе духа. Онъ сохранилъ способность радоваться пустякамъ, напримѣръ, хорошему обѣду, несмотря на то, что онъ совсѣмъ не лакомка. Онъ восхищается фейерверками, которые страстно любитъ, хорошенькой вещицей и вообще всѣмъ новымъ. Эти маленькія радости оживляютъ его и вызываютъ въ немъ усиленную дѣятельность и потребность работать. Во время работы отецъ всегда диктуетъ, но очень не любитъ, чтобы писали на хорошей бумагѣ, — онъ даетъ намъ лоскутки бумаги, бывшіе въ употребленіи конверты, старыя корректуры и т. п. Рабочій столъ его представляетъ изъ себя настоящій хаосъ и половина дня уходитъ на отыскиваніе замѣтокъ, которыя теряются послѣ обѣда и наоборотъ. Нѣкоторое время онъ имѣлъ привычку привязывать веревочкой перья свои, чтобы имѣть ихъ всегда подъ рукой и тогда, при началѣ письменныхъ работъ, приходилось прежде распутывать и высвобождать перья. Отецъ тоже никогда не работаетъ спокойно на одномъ мѣстѣ, но по мѣрѣ того какъ солнце, его единственное возбуждающее средство, переходитъ изъ одной комнаты въ другую, онъ неотступно слѣдуетъ за нимъ и такимъ образомъ занимаетъ своими бумагами и письменными принадлежностями всѣ столы въ домѣ. Отецъ тогда только вполнѣ доволенъ, когда комната освѣщена солнцемъ, окна открыты и весь домъ принимаетъ участіе въ его работѣ. Онъ очень любитъ, когда нѣсколько работъ производится одновременно — онъ читаетъ, диктуетъ письма, поправляетъ корректуры и въ то-же время кто-нибудь переписываетъ ему его замѣтку, другой тутъ-же переводитъ для него… «Весь улей за работой», говоритъ онъ совершенно довольный и самъ ходитъ по комнатѣ, что-то восклицаетъ, задѣваетъ стулья, пьетъ чашку за чашкой кофе Urlaubus Kneipp, разглядываетъ своихъ усатыхъ золотыхъ рыбокъ и тщедушныя растенія, тутъ-же цѣлуетъ сестру мою, принимаетъ нѣсколько капель какого нибудь гомеопатическаго лѣкарства, бросается на диванъ и въ какія нибудь пять минутъ засыпаетъ, храпитъ и встаетъ освѣженный!
Я полагаю, что посѣтители и иностранцы, являющіеся къ нему, должны быть нѣсколько смущены, заставая его въ старомъ халатѣ посреди хаоса книгъ, журналовъ, чашекъ съ кофеемъ и настолько простодушнаго, что въ теченіе какого нибудь часа времени онъ выскажетъ имъ всѣ свои самыя сокровенныя мысли, свои антипатіи, свои радости. Онъ всегда говоритъ много и скрыть ничего не можетъ. Онъ очень ласковъ и экспансивенъ съ посѣтителями, даже если у него мало свободнаго времени, но особенно онъ бываетъ счастливъ, вѣрнѣе сказать — въ восторгѣ всякій разъ, когда кто-нибудь изъ путешественниковъ посѣтитъ его въ знакъ уваженія къ нему и заговоритъ объ его извѣстности за-границей. Происходитъ это не отъ тщеславія, а вслѣдствіе того, что отецъ такъ долго подвергался осмѣянію, былъ долго не признанъ, лишенъ славы и извѣстности (особенно въ Италіи), — и всякое новое доказательство, что его начинаютъ понимать, что работа всей его жизни не была безплодна, доставляетъ ему радость, какъ начинающему.
— Какъ! — говоритъ онъ просвѣтлѣвъ, — я еще живъ и уже изъ меня хотятъ сдѣлать великаго человѣка! Это непостижимо!
Точно такъ-же каждый разъ при напечатаніи его книги или просто статьи онъ дѣлается похожъ на школьника; онъ даже за обѣдомъ не разстается со своей книгой, постоянно хочетъ имѣть ее передъ собою, перелистываетъ ее и сидитъ надъ ней.
Никакихъ денегъ онъ такъ не бережетъ и не цѣнитъ, какъ деньги, полученныя за сочиненія и статьи свои. Онъ предпочитаетъ получить 50 фр. за статью, чѣмъ 100 фр. за консультацію, которая, разумѣется, беретъ у него менѣе времени и труда. Собственно говоря, онъ не знаетъ цѣны деньгамъ и потому онъ одновременно и скупъ и великодушенъ. Разбитый стаканъ за столомъ его озабочиваетъ, такъ какъ онъ думаетъ, что стаканъ стоитъ дорого, но спокойно тратитъ 20 фр. на покупку магическаго пера (магическія перья — его страсть). Взять билетъ въ театрѣ въ кресла его невозможно уговорить, онъ ходитъ въ дешевыя мѣста, но посѣщаетъ три театра въ одинъ и тотъ-же вечеръ…
Онъ охотно даетъ деньги тѣмъ, кто въ нихъ нуждается и даже людямъ не симпатичнымъ ему, чтобы не видать ихъ и при этомъ онъ обыкновенно говоритъ: «я охотно дамъ имъ, они не виноваты, что не нравятся мнѣ».
Я уже говорила, что въ отцѣ нѣтъ и тѣни высокомѣрія; наоборотъ, онъ слишкомъ добръ и слишкомъ снисходителенъ; онъ не только не относится къ кому-либо съ презрѣніемъ, но ему доставляетъ прямо удовольствіе разговаривать съ людьми, ниже его стоящими по пониманію и образованію; онъ съ увлеченіемъ объясняетъ и растолковываетъ имъ свои идеи, планы, какъ-бы мало ни были они способны понимать его. Вотъ, для примѣра, характерная черта подобнаго добродушія. Однажды, мѣсяцъ тому назадъ, мы пошли съ нимъ въ магазинъ выбирать для него перчатки. Тамъ былъ цѣлый рой молодыхъ продавщицъ, отецъ пришелъ въ восхищеніе отъ нихъ (какъ будто онъ никогда не посѣщалъ магазиновъ). Одна изъ продавщицъ смѣрила его руку и стала примѣрять перчатку. — «Она прелестна», — сказалъ отецъ громко. Дѣвушка и сестра моя засмѣялись. — «Чему ты смѣешься? — спросилъ онъ сестру. — А васъ, сударыня, я долженъ предупредить, что вамъ трудно будетъ выбрать для меня перчатки, такъ какъ пальцы у меня съ перепонкой, какъ у гусей, и по теоріи Дарвина…» и т. д. и т. д. Молодая дѣвушка, не имѣвшая никакого понятія объ антропологіи, слушаетъ его съ широко раскрытыми глазами.
Такъ какъ отцу приходится часто бывать въ обществѣ и онъ любитъ это, то онъ воображаетъ, что отлично знаетъ людей, чего въ дѣйствительности нѣтъ. Намъ онъ часто даетъ мудрые совѣты и проповѣдуетъ: кто хочетъ пользоваться успѣхомъ въ жизни, тотъ никогда не долженъ говорить правду, но долженъ кланяться, льстить, щадить самолюбіе другихъ и не возвышать голоса. Самъ отецъ въ своей жизни никогда не пользовался этими мудрыми правилами и не умѣлъ ни кланяться, ни сдерживать себя и при случаѣ всегда высказывалъ свое искреннее мнѣніе, хотя-бы его о немъ и не спрашивали.
Доказательствомъ его простодушія и скромности, какъ характерной черты его личности, можетъ служить та добросовѣстность, съ какой онъ относится къ своимъ университетскимъ лекціямъ. Послѣ тридцати лѣтъ занятій онъ продолжаетъ тщательно готовиться къ каждой лекціи, и свободный день для него такой-же праздникъ, какъ и для студента.
Отецъ не краснорѣчивъ, но за то въ изложеніи его нѣтъ ничего академическаго, профессорскаго, такъ что его курсъ преступной антропологіи слушается съ интересомъ даже людьми безъ подготовки. На каждой почти лекціи изучаются и разсматриваются какіе-нибудь преступники. Изслѣдуется ихъ кожа, уклоненія отъ нормы, письмо, походка, поле зрѣнія и выслушивается разсказъ объ ихъ жизни. Преступниковъ этихъ обыкновенно отыскиваетъ служитель при лабораторіи, человѣкъ едва грамотный, но имѣющій такой практическій навыкъ и инстинктъ въ распознаваніи преступныхъ типовъ, что узнаетъ ихъ на улицѣ и почти никогда не ошибается.
Другое поразительное свойство характера моего отца, которымъ онъ одаренъ въ высокой степени — это отсутствіе предразсудковъ, возмущеніе противъ всякой условности и инстинктивная любовь къ новизнѣ. Особенность эта проявляется даже въ мелочахъ: отецъ, имѣя теперь 58 лѣтъ отъ роду, ѣздитъ на велосипедѣ, становится приверженцемъ лѣченія патера Кнейпа, увлекается теоріями Браунъ Секара. Въ медицинѣ онъ гомеопатъ. Онъ занимался и изучалъ гипнотизмъ въ то время, когда всѣ смѣялись надъ нимъ; во всѣхъ отрасляхъ все новое всегда имѣло для него притягательную силу. Когда отецъ былъ военнымъ докторомъ, то ввелъ много раньше Листера методъ, принятый этимъ послѣднимъ гораздо позднѣе. Отецъ полагалъ, что корпія, которую тогда употребляли при перевязкахъ, по своимъ качествамъ и чистотѣ не удовлетворяетъ всѣмъ требованіямъ и въ то еще время сталъ употреблять вату, смоченную спиртомъ. Гораздо раньше Мори отецъ производилъ интересныя изслѣдованія надъ сновидѣніями. Тридцать лѣтъ тому назадъ онъ угадалъ и открылъ причину появленія зоба и связь кретинизма съ водой, употребляемой для питья. Въ своей книгѣ «L`Uomo bianco et l`uomo di colore» онъ былъ предшественникомъ Дарвина.
Вмѣстѣ съ страстной любовью ко всему новому, отецъ обладаетъ другимъ свойствомъ характера, которое какъ-бы уравновѣшиваетъ первое — это духъ изслѣдованія и опыта. Вслѣдствіе этого отецъ страстный собиратель фактовъ, при чтеніи его книгъ можно видѣть, я полагаю, медленный процессъ ихъ кристаллизаціи: всѣ факты группируются вокругъ одного основного положенія.
Отецъ обладаетъ удивительной быстротой взгляда, такъ что, перелистывая только книгу, онъ сейчасъ же видитъ, что въ ней ему пригодно и что нѣтъ. Онъ дѣлаетъ отмѣтки карандашомъ, ему переписываютъ и складываютъ отрывки и цѣлыя страницы въ отдѣльную папку.
Точно также, если онъ думаетъ о чемъ либо, то во всемъ, что онъ видитъ или читаетъ, онъ отыскиваетъ связь и соотношеніе съ тѣмъ предметомъ, который поглощаетъ въ данную минуту все его вниманіе. Почеркъ, походка, животныя, дѣти, игры, пѣсни, зубы, пословицы, каждая научная книга, каждое литературное произведеніе — ничего онъ не пропускаетъ, не извлекши какого-нибудь крупнаго указанія въ подтвержденіе своей гипотезы. «L’Homme de génie» вышла первоначально брошюрою въ 12 страницъ, а теперь эта книга въ 800 стр. Каждое новое изданіе есть совсѣмъ почти новая книга, исправленная, просмотрѣнная, добавленная, гдѣ онъ подтверждаетъ свои гипотезы или-же отвергаетъ ихъ, если онѣ оказались ошибочны.
Такъ, напримѣръ, большое значеніе, придаваемое первоначально атавизму преступника, было признано имъ ошибочнымъ и замѣнено теоріей эпилепсіи, представляющей связующую нить между преступникомъ, сумасшедшимъ и геніемъ.
Несмотря на всѣ неудачи, какими была преисполнена жизнь моего отца, я все-таки нахожу ее завидной; можно перенести и еще болѣе жестокую нужду, если она искупается радостями геніальныхъ порывовъ ума и духовной молодости.