Дмитрий Логофет.
На персидской границе: Чикишляр, Гасан-Кули и фактория Гязь[править]
Крейсер «Часовой», вызванный начальником пограничного округа для осмотра его и переезда в Чикишляр, уже давно ожидал генерала. Небольшая шлюпка, окрашенная также в белый цвет, стояла у самого берега. Четверо матросов с боцманом молодцевато ответили на приветствие генерала, когда мы подошли к берегу…
— Весла на воду! — уверенно скомандовал боцман, и через минуту шлюпка, описав небольшой полукруг, быстро понеслась к крейсеру.
С особенным удовольствием смотрели мы на мастерское управление шлюпкой, с поразительною легкостью скользившей по воде. Невольно заинтересовавшись конструкцией ее, я задал вопрос боцману об ее особенностях, которые сразу бросались в глаза.
— Шлюпка стальная, ваше высокоблагородие, — отрапортовал он сейчас же, — и вдобавок в ней 4 воздушных ящика. Делали ее на заводе Мартала в Швеции; сказывают, почитай тысячу целковых заплочена.
— Значит, и потонуть она не может?
— Так точно, не может, ваше высокоблагородие; опрокинется, а все же сверх воды плавать будет.
Мы подходили в это время уже к крейсеру. Белая окраска и белая труба делали его издали заметным, придавая вид какой-то особенной чистоты, а большой рельефный золоченый орел на корме, держащий в лапах и клювах карты четырех русских морей, указывал на его принадлежность к военному флоту. Подойдя к правому борту и взойдя на палубу по парадному трапу, генерал принял рапорт от командира крейсера и поздоровался с выстроенной на палубе командой. Все судно поражало своею изумительною чистотою, сияя на солнце ярко вычищенными медными частями. На корме и на носу внушительно стояли дальнобойные орудия. Познакомившись с офицерами крейсера и разместившись по каютам, мы сейчас же с особенным интересом начали осматривать крейсер во всех его деталях. Командир крейсера, бывший офицер Корпуса флотских штурманов, подполковник Т. предупредительно давал объяснения. Отчетливо, без всякой суеты, был поднят якорь, и скоро, плавно поднимаясь и опускаясь на набегающих волнах и бороздя их своим винтом, «Часовой» направился в открытое море, держа курс на юг по направлению к Чикишляру.
Построенный в семидесятых годах крейсер «Часовой» был в 1897 году переведен с Балтийского моря и доставлен по волжской системе до Астрахани для крейсерования в Каспийском море и воспрепятствования таким образом контрабандным товарам проникать из Персии в Россию морем. Место стоянки его Бакинский порт, а крейсерует он от Баку до Астрабада и Краcноводcка, числясь в списках Бакинской бригады Корпуса пограничной стражи.
Вскоре с левой стороны у нас показался Огурчинский остров, пройдя который, крейсер попал под береговой ветер, дувший с материка. Волнение делалось все сильнее и сильнее. Громадные волны, покрытые серою пеною, поднимались одна выше другой и с шумом набегали на крейсер, ударяясь в его стальной корпус. Глухо скрипя снастями и выбрасывая из своих трубок клубы дыма, с шумом работала машина, как будто жалуясь на трудность работы, выпавшей на ее долю.
Между тем наступила уже ночь. По сигналу свистками команда крейсера была вызвана наверх. Началась вечерняя перекличка, после которой стройным хором были пропеты молитвы, мотив которых громкими торжественными аккордами разнесся далеко по водяной равнине. Посмотрев с большим интересом на церемонию спуска флага, мы устроились спать тут же на палубе. Ночь была душная, и поэтому, зная, что все равно скоро заснуть не удастся, я присел на борт у кормы, любуясь лунным светом, который серебрил волны.
— Не хочется спать? — спросил меня командир крейсера, усаживаясь на свертке каната против меня.
— Не спится, что-то, полковник. Душно…
— Да, это правда, жаркое время стоит теперь; не то что на Балтийском море. Хотя я три года оттуда, а все еще никак привыкнуть не могу к здешним жарам. Да и море, тоже скажу вам, такое, что просто беда. Сюда шел, так попал в такой шторм, думал, не дойду благополучно. Пришлось вместо Челекена на Огурчинский курс держать и за ним отстояться. Думал, опоздаю.
— Трудная ваша служба, полковник?
— Да как вам сказать… — в раздумье остановился он. — Не то что трудная, а так, все беспокоишься, как бы чего не случилось, потому море здесь куда хуже Индийского океана. Такие штурмы бывают, что я, уж на что 30 лет во флоте прослужил, а эдаких видать приходилось не много. В остальном же ничего. Когда в хорошую погоду идешь, так весело; осмотришь встречные туркменские шлюпки, покрейсируешь вдоль берега с недельку, а там и к себе в Бакинский порт на недельку; постоишь, отдохнешь, и снова в крейсерство… Ну, а в шторм здесь не дай Бог…
— Скоро мы, полковник, в Чикишляр придем? — обратился к нему с вопросом сидевший все время молча наш спутник доктор.
Капитан окинул взором горизонт и, что-то соображая, на минуту задумался.
— Как вам сказать, теперь мы идем на траверсе острова Огурчинского; если погода стихнет, так к вечеру завтра будем, а если нет, так даже трудно сказать. Чикишляр тем плох, что там буруны такие, что мое почтение. Бывает, из-за них раза три, а то и больше, мимо Чикишляра пройдешь, а пристать нельзя. Разбиться на бурунах легко. Будем подходить, так услышим тамошние буруны верст за тридцать, если не больше. Огурчинский вон совсем слизко. Мы обходим его с правой стороны; с левой стороны, по проливу, что идет между азиатским берегом и островом, редко кто решается идти, потому что здесь что ни шаг, то сюрприз; по карте, положим, 15 сажень глубины, глядишь, а на самом деле 15 футов. Это на рейсовом пути случается, а в проливе и того хуже. Дно часто меняется. Где была недавно глубина, там мель, и наоборот. Да и промеры давно делались…
— Ну и мошки же много: так искусала, что, должно быть, лицо все вздулось, — ворчал себе под нос доктор, сердито отмахиваясь каждую минуту от налетевших комаров.
— Это с Огурчинского, — ответил помощник командира, подходя к нам. — На острове этом зелени много, оттого и мошка. На нас ее ветром наносит. Пройдем остров, так снова ни одной на крейсере не увидите.
Несмотря на эту массу мошкары, мы все же улеглись на палубе и, закрывшись простынями, скоро заснули сном праведников. Солнце уже стояло высоко над горизонтом, когда мы проснулись. Вдали, с левой стороны, тянулся азиатский берег, на котором лишь кое-где вырисовавшиеся холмы разнообразили унылую картину. Волнение утихло, но море, встревоженное вчерашним ветром, несло свои волны к берегу. На горизонте виднелись паруса бегущих туркменских шлюпок и шкун, возвращающихся с грузом из Персии. Поскрипывая снастями, тяжело нагруженные разным товаром, поднимались они с волны на волну, проходя порою почти рядом с крейсером и давая нам возможность видеть груды мешков и двух-трех туркмен матросов, составлявших всю команду такого судна.
— Скучновато, господа, вам: хочу сейчас вас хоть немного позабавить новым зрелищем, — обратился к нам командир крейсера, пристально всматривавшийся в идущую нам навстречу шлюпку.
— Что такое будет, полковник? — лениво спросил доктор, закуривая сигару и сосредоточенно смотря вперед.
— А вот сейчас увидите… Хочу осмотреть шлюпку, не везут ли туркмены чего контрабандного…
— Флаг поднять! — отдал он приказание вахтенному.
— Стоп машина!..
Крейсер, пройдя с четверть версты, медленно остановился. На мачте между тем поднят был таможенный флаг, который, по-видимому, не привлек особого внимания туркменской шлюпки.
— Сирена! — снова крикнул командир в машинное отделение, и крейсер, как будто живой, вздохнул и испустил протяжный, довольно мелодичный крик.
— Не останавливаются, делают вид, что не видят, — волновался помощник…
Капитан сердито крикнул и, также, видимо, усматривая умышленное нежелание шлюпки заметить подаваемые сигналы, громко скомандовал:
— Прислуга к орудию!.. Гранату под нос!..
Несколько матросов торопливо бросились к кормовому орудию, и через минуту громкий звук выстрела пронесся над морем…
— Как раз под нос угодила, — весело сказал помощник, заметив целый водяной столб, поднявшийся перед туркменскою шлюпкой.
— Теперь как не спустят паруса, так вторую гранату, в мачту, — отдал новое приказание подполковник…
Но шлюпка увидела, что шутки плохи, и минуту спустя несколько человек торопливо стали убирать на ней парус… На крейсере в это время уже спускали на воду четырехвесельный катер. Помощник и 6 человек матросов с винтовками в руках быстро вскочили на него, и через несколько минут, широко взмахивая веслами, катера уже шел, направляясь к шлюпке, осмотр которой занял добрых полчаса.
— На шлюпке ничего не оказалось, кроме ячменя, г-н капитан, — рапортовал через несколько времени возвратившийся офицер.
— Жаль, что нет, ну а все-таки это для них острастка. Завтра же по всему побережью будет известно, что осматривают суда, идущие из Персии, а это на них производит сильное впечатление… Только и возможно таким образом держать их в страхе…
— А бывают задержания контрабанды, капитан?
— Как вам сказать… — задумался тот, вспоминая. Бывают, но только не особенно часто, море велико, а всех судов не осмотришь…
Часам к 12 дня на краю горизонта показался Чикишляр, а немного спустя мы уже ясно слышали рев бурунов, бушевавших около берега.
— Трудно будет близко подойти, — как бы в раздумье сказал капитан. — А впрочем, увидят крейсер, так выйдет в море, наверно, шлюпка, и тогда придется вам пересесть на нее…
— Тихий ход, — скомандовал он, повертываясь к слуховой трубке, проведенной в машинное отделение.
Крейсер убавил ход, и до нас начали доноситься возгласы о результатах промеров, делаемых на носу: «15 фут… 14 фут… 10 фут…» Около 4-х часов уже совершенно явственно были видны дома Чикишляра: одновременно с тем мы заметили большую парусную шлюпку, вышедшую с пристани нам навстречу. Крейсер, медленно подвигавшийся тихим ходом, наконец остановился, и через час к нашему борту подошла парусная шлюпка, на которой мы должны были добраться до пристани. Переход на нее пришлось сделать по штормовому трапу, что, при довольно большом размахе, для людей непривычных к морю представляло собою большое неудобство. Ныряя по волнам и постоянно крейсируя против ветра, шлюпка наша наконец подошла к линии бурунов, рев которых был так силен, что разносился далеко по окрестностям. Белая пена носилась клочьями по морю, которое, казалось, стонало не переставая. Картина, открывшаяся перед нашими глазами, была своеобразно красива. Волны одна за другой неслись к берегу, набегая на прибрежные мели, но, как будто испугавшись чего-то, разом отходили назад, где, сталкиваясь со встречными волнами, образовывали ужасную толчею. Выждав удобную минуту затишья, перескочила наша шлюпка буруны и очутилась на сравнительно спокойных водах, но до берега было еще далеко. Пересев на маленькую лодку и пройдя на ней с версту, мы к нашему изумлению увидели подъезжающие к нам от берега арбы с запряжкой в одну лошадь, на которые, как оказалось, мы должны были пересесть, чтобы, проехав еще версты две по мелководью, добраться на них до пристани. Несколько человек служащих разных ведомств во главе с местным священником собрались на берегу для встречи генерала… Тут же виднелась небольшая группа туркмен, одетых в халаты из темной материи и имевших огромные косматые папахи на головах.
Разбросанное на песчаном берегу укрепление Чикишляр производило грустное впечатление. Православная церковь и десятка три небольших домиков, с чахлою зеленью вокруг них, составляли весь русский городок, заброшенный на этот неприветливый берег Каспийского моря. Несколько парусных судов пугливо жались в крохотной бухточке, южнее укрепления. На берегу, уходя далеко в море, виднелись громадные помосты полуразрушенной пристани, построенной для удобства подхода к нему судов во время первой экспедиции генерал-адъютанта Лазарева в 1879 году. Избранное для высадки войск место и в то время мало отвечало своему назначению, но причиною его выбора служило наше полное незнакомство со страною туркменов. Выработанным заранее планом предполагалось сделать Чикишляр опорным пунктом и складом запасов для экспедиционного отряда, который должен был двигаться вверх по течению реки Атрека, впадающего в море недалеко от Чикишляра. При этом запасы для него предполагалось доставлять по реке, вследствие чего даже был заказан пароход. Казалось бы, что план экспедиции даст возможность ее выполнить с успехом, не нуждаясь в воде для питья при движении через солончаковые пустыри, но в действительности оказалось, что все предположения так и остались одними предположениями.
Атрек, который считался составителем плана многоводною рекою, по которой возможно судоходство, на самом деле оказался небольшою речкою, пересыхающей местами во время жаров, и вдобавок с солоноватою водою.
От пристани тянется рельсовый путь, густо поросший бурьяном… Ржавые рельсы, сгнившие шпалы и масса железного лома являются остатками кипучей деятельности, бывшей здесь во время высадки и движения экспедиционного отряда. В воздухе слышался невыносимый запах сернистого водорода и йода, но привыкшие к этому запаху местные жители его совершенно не замечают. Мы же едва в состоянии были дышать, направляясь по помостам к берегу.
— Трава морская гниет, — удовлетворил мое любопытство капитан N, встретивший нас на пристани. — Хота дурно пахнет, но перегной этой травы, превратившийся в ил, имеет замечательно целебные свойства. Здешняя грязь даже у туркмен в большей чести. Они ею лечатся от всех решительно болезней. И помогает… Испарение же плохо действует на все серебряные вещи; все чернеет и принимает совершенно невозможный вид. Наших офицерских вещей просто не напасешься… Вот взгляните, только что недавно прислали, а на что похоже, — указал он на свою золотую перевязь, имевшую вид совершенно старой и заношенной.
Действительно, формы всех служащих, украшенные шитьем и галунами, имели донельзя грязный вид.
— Через два дня и вы так же будете выглядывать, — утешал он нас. — Наш воздух не любит ничего яркого, блестящего, заботливо покрывая все одноцветным, темным налетом.
Весь городок, до настоящего времени носящий громкое название укрепления, состоит, как выше сказано, из десятков трех домов, преимущественно деревянных, построенных как будто на скорую руку. Военное собрание, казарма резервной роты, провиантский магазин составляют собою центр города. Домики разбросаны по двум улицам, подходя почти к самому берегу моря. Укрепление Чикишляра было построено в 1873 году и являлось опорным пунктом, где формировался полковником Маркозовым отряд из Кавказских войск, который должен был принять участие в Хивинском походе… Здесь же были построены в 1878 году склады и госпиталь на 200 кроватей. Все интеллигентное общество укрепления состоит из пристава, двух офицеров роты, командира пограничного отряда и почтового, интендантского и таможенного чиновников, живущих довольно дружно между собой. Два-три агента торговых фирм, ведущих торговлю с Персией, дополняют этот небольшой кружок. Прибытие почтового парохода ожидается каждым как манна небесная. Запас привезенных газет дает возможности провести оживленно несколько часов, делясь впечатлениями о прочитанных в газетах новостях. Затем все снова успокаиваются и снова ждут следующего парохода, который кроме газет и писем привозит также запасы провизии.
«Живем мало, — сообщил нам один из постоянных жителей укрепления, — все время больше проводим в ожидании, когда-то придет пароход, да зайдет ли к нам, только об этом и думаешь… Все от погоды зависит: бывает, что и по неделям, благодаря бурунам, пароход не может подойти к нашему берегу».
— Сегодня отдых, господа, а завтра с утра в путь, — решает генерал, направляясь к гостеприимно пригласившему нас капитану.
Среди ночи погода разгулялась. Сквозь окна доносился до нашего слуха отдаленный шум прибоя, а под утро стон бурунов прерывает наш сон и заставляет внимательно прислушиваться к мало знакомому нам говору моря. Рев бурунов настолько силен, что нет никакой возможности расслышать нашего спутника, что-то нам оживленно рассказывающего. Ветер несет облака песку. Все на берегу как будто смешивается в каком-то хаосе.
— Ну, сегодня никуда не едем… — говорит нам генерал, входя обратно в комнату. — В Гасан-Кули завтра!..
Пользуясь временем, мы спешим расспросить гостеприимного хозяина о всем, касающемся Чикишляра и восточного морского побережья. Обилие целебной грязи около Чикишляра навело на мысль местного врача Гулевича применить грязелечение к больным местного лазарета. Огромный успех в этом отношении, достигнутый им, дал возможность хлопотать об отпуске сумм на устройство грязелечебницы, которая ныне уже открыта и функционирует с блестящими результатами. Можно надеяться, что при затрате на нее нужных сумм она заменит войскам Туркестанского округа Сакские грязи, находящиеся в нескольких тысячах верстах от пределов Туркестана.
Главное занятие жителей Чикишляра и аула Гасан-Кули, лежащего от него южнее в 15-ти верстах, у устьев реки Атрека, рыболовство, имеющее здесь крупное промышленное значение. Почти вся выловленная рыба отправляется преимущественно в Астрахань, и ее скупают особые скупщики, ведущие дело почти со всеми главными рыбопромышленниками. Непосредственно же сношение с рыботорговцами имеет лишь фирма Лианозова, арендующая у казны всю побережную морскую полосу. О рыбном богатстве по восточному побережью Каспийского моря известно вообще немного; хотя и были сделаны попытки в этом направлении, но сведений получено мало. В настоящее время самым значительным материалом по этому вопросу располагает Астраханское управление рыбными и тюленьими промыслами, которому подчинены все тюленьи и рыбные промыслы Каспийского моря. С 1896 года были начаты работы по исследованию этих мест в рыболовном отношении, для чего командирован был смотритель морских промыслов штурман Максимович с поручением исследовать южную часть моря от залива Киндерли до острова Ашур-Аде. Задача, возложенная на эту экспедицию, заключалась главным образом в ознакомлении ловцов с новым для них правительственным органом по рыбной промышленности, в побуждении к получению установленных билетов на право ловли и в собирании статистических сведении о промыслах и рыболовстве. С этого времени стал существовать фактический надзор за рыболовством, а затем в следующем году был образован Красноводский рыболовный участок, смотрителем коего ныне состоит г. Максимович.
Для ловли рыбы на море местными рыбопромышленниками употребляются преимущественно небольшие одномачтовые палубные шлюпки, при которых имеются особые подъездные лодки, называемые куласами. Кулас — это лодка, выдолбленная из одного дерева, напоминающая собою пирогу. По всему побережью работают на рыбных промыслах более 1.000 человек, и в море выходит около 300 шлюпок. Ловится преимущественно красная рыба, из которой особенно много белуги, осетра и севрюги. Из других сортов рыбы первое место занимает сельдь, затем следуют судак, лещ и сазан. Добыча икры производится почти на всех ватагах. К несчастью, засол икры производится туркменами рыбопромышленниками в тузлуке, приготовленном из морской воды, в силу чего икра приобретает крайне неприятный горько-соленый вкус. Орудиями ловли красной рыбы служит преимущественно ставная снасть, состоящая из особых крючков, на которые насаживается вместо приманки сельдь, хотя в некоторых местах встречается также и самоловная крючковая снасть, в которую попадается много осетров и севрюги. Лов сельди для наживки производится на особые удочки, прикрепленные к общей хребтине. Удочки эти по устройству своему носят совершенно первобытный характер и выделываются из хвостовых плавников белуги. Таким образом, ввиду необходимости иметь наживку из сельди для ловли белуги, самый улов белуги всецело зависит от количества пойманной сельди. В общем же количество пойманной белуги достегает ежегодно до 25.000 штук, причем нередко встречаются экземпляры до 50 и более пудов весом. К числу условий, невыгодно влияющих на развитие рыболовства, принадлежит в значительной степени полное отсутствие льда в здешних местах, пустынность побережья и изолированность его от всех наших рыболовных мест. Но есть данные надеяться, что в недалеком будущем, с постановкою этого промысла на более правильные начала, рыбное хозяйство имеет здесь все шансы на дальнейшее развитие. Главные пункты его теперь, кроме Петровской косы, островов Огурчинского и Челекена, это Гасан-Кули, у устьев р. Атрека и около фактории Гязь, при впадении в море р. Гюргена. Весною рыба огромными массами собирается для метания икры в мелководный Гасан-Кулинекий залив, откуда входит в устье Атрека и поднимается далеко вверх.
На другой день, задолго еще до восхода солнца, мы были уже на ногах. У крыльца ожидала нас хорошо подобранная тройка, запряженная в небольшую тележку. Врезаясь колесами в некоторых местах по ступицы, двинулись мы вдоль берега, по направлению аула Гасан-Кули. Ветер стих, но расходившееся море еще не успокоилось, и свинцовые тяжелые волны с глухими всплесками взбегали на берег. Кое-где на горизонте белели паруса вышедших в море шлюпок. Стаи чаек и буревестников, как будто утомленные, сидели спокойно на берегу, поднимаясь в воздух при нашем приближении. Почти непосредственно примыкая к Чикишляру, широко раскинулись по всему побережью туркменские кибитки, поставленные на самом незначительном расстоянии от моря. Любопытными взглядами провожали нас толпящиеся около них туркмены, отвешивая почтительный салям при виде русского экипажа, сопровождаемого конвоем из нескольких конных солдат и джигитов. Несмотря на внешний непривлекательный вид кибиток, внутри на всем лежит отпечаток зажиточности и довольства.
В расстоянии нескольких верст от Гасан-Кули показалось какое-то древнее кладбище. Сплошные ряды каменных памятников, имеющих подобие наших крестов, но с закругленными концами, выделялись длинною полосою на желтом фоне песчаной равнины. Высеченные из плитнякового известняка и песчаника, некоторые из них уже выветрились. Полуистертые надписи на мусульманских языках свидетельствовали об их древнем происхождении.
--Остатки влияния несторианских христиан на племена тюркского происхождения, — кивнул головой капитан N, указывая на памятники. — Чем дальше внутрь края, тем больше их будете встречать, а от поста Баят-Ходжа начинаются и идут по направлению к Красноводску города. Жили когда-то здесь везде христиане несторианского толка. То самое царство попа Ивана, о котором говорится в наших древних летописях. Мусульмане заимствовали у них форму памятников, только впоследствии концам креста стали придавать форму рук с пальцами, у более же старых концы обсечены или закруглены… Много здесь разбросано седой старины, ожидающей археолога, но только, видимо, долго ждать придется. Такие места начинаются, что нет возможности порою и добраться. В особенности интересны развалины Даш-Верды в сторону от Чата; будете проезжать, обратите внимание… А вот уже и Гасан-Кули…
Впереди, тесною группою вырисовывались туркменские кибитки, среди которых на небольшой площадке выделялся белый дом русской постройки — кордон пограничной стражи. Тут же на краю аула выделялись три-четыре кибитки, стоящие отдельно…
--Прокаженные здесь живут, — повернул голову капитан, указывая на них…
Проказа — какое страшное слово для европейского слуха… С невольным чувством какой-то робости взглянули мы на эти кибитки, около которых стояла небольшая группа людей, с любопытством нас рассматривающих.
--Болезнь страшная, — удовлетворил наше любопытство доктор, — но по здешним местам к ней привыкли, и она не возбуждает ни в ком страха. Сила привычки великое дело, а здесь она существует веками. Вспомните лишь священную историю, страдания Иова, ряд исцелений прокаженных Христом. Болезнь эта стара как мир, а очагом ее во все времена был Восток. В иных местах правительство в свое время изолировало их, а в иных на них не обращалось никакого внимания. Народонаселение слишком освоилось с этой болезнью, находя ее даже незаразительною, поэтому чуть не во всех аулах прокаженные живут бок о бок с здоровыми. Как на курьез в этом отношении могу вам сказать, что мне пришлось видеть, как эти самые прокаженные здесь занимались приготовлением икры для продажи… Правильное устройство жизни прокаженным необходимо… Теперь у нас этот вопрос на очереди. Подготовительные работы в этом направлении ведутся. Для исследования положения прокаженных был командирован один из врачей. Как говорят, для помещения всех прокаженных выбраны острова Челекен или Огурчинский. Но дело требует слишком больших затрат, а поэтому трудно поставить его в скором времени в нормальное положение. Кстати сказать, и у врачей на эту болезнь определенного взгляда еще не установилось… Одни доказывают заразительность ее и считают необходимым предпринимать полную изоляцию заболевших, а другие говорят совершенно противное. Были даже случаи, когда врачи делали себе прививки крови, взятой у прокаженных, а в результате оставались после прививок совершенно здоровыми. Хотя я не специалист по этой части, но таковые говорят, что будто бы по этому еще нельзя судить, заразительна болезнь или нет. Результаты прививки могут оказаться через 10—20—30 лет, а то и во втором или в третьем поколении… Я сам видел случай, когда у людей здоровых рождались дети, одержимые проказою… Хотя видел и обратные явления. У прокаженных рождались совершенно здоровые дети… Вот и разберите, кто прав… Болезнь, во всяком случае, страшная. Как ни говорите, медленная смерть, да и страдания порядочные, а при всем том сознание, что никто и ничем вам помочь не может. Годами длится обыкновенно эта болезнь. Иные живут даже очень долго. Ну, а туземцы относятся к ней как-то особенно безразлично — не обращают внимания. Укажут место для них в ауле, сгруппируют лишь их вместе, и продолжают жить бок о бок, встречаясь с ними ежедневно…
Со стесненным сердцем смотрели мы на этих несчастных, пораженных ужасною болезнью, бороться с которою наука пока бессильна… Провалившиеся носы, изъязвленные лица, сведенные конечности долго мерещились мне впоследствии…
Длинным рядом вытянулись по всему берегу Гасан-Кулинского залива темные одномачтовые шлюпки, принадлежащие рыбопромышленникам гасан-кулинских ватаг. Мелководье залива мешает причаливать к самому берегу. Ватаги, работающие здесь, ловят много осетров и белуг; засол рыбы и заготовление балыков оставляют желать много лучшего. Хотя гасан-кулинская икра и славится по всему восточному побережью, но на самом деле она не принадлежит к высшим сортам, чему главною причиною служит здешняя соль, придающая икре немного горьковатый вкус. Мелководье залива представляет собою одно из излюбленных мест для рыбы, идущей в устье р. Атрека, впадающего в залив, метать икру. Аул этот известен был давно как разбойничий притон, откуда туркмены выходили на своих шлюпках грабить персидские берега. Смелость и предприимчивость этих морских пиратов была изумительна. В настоящее время набеги эти прекратились, но зато взамен их возник контрабандный промысел. Благодаря близости фактории Гязь, находящейся в Персии, на так называемом Гязьском берегу, у впадения р. Гюргена в море, доставка в русские пределы контрабандного товара, при незначительности надзора за восточным побережьем и пустынности его, крайне легка, в особенности если вспомнить, что от Чикишляра до Красноводска по берегу на пространстве более трехсот верст нет ни одного пограничного поста. Весь контрабандный товар доставляется преимущественно к аулу Серебряный бугор [Гюмюш-Тепе. — rus_turk] и в Хивинский залив, откуда уже на верблюдах перевозится в хивинские владения. Главными предметами контрабанды являются в настоящее время чай и отчасти различные персидские, а главное английские ткани. Громадные заросли камыша около устьев Атрека способствуют также контрабандному промыслу…
--Самое лучшее, чтобы вполне ознакомиться с положением торговли в этом крае, съездите на Гязьский берег, — советовал пристав, капитан N. --Много увидите нового… Это такой чудный уголок, прямо зависть берет, что это не наши владения… Астрабадский залив осмотрите, да и с нашей ашур-адинской военно-морской станцией познакомитесь… Кстати шлюпка хорошая есть, да и ветер попутный, — уговаривал нас змей-искуситель в образе милейшего капитана. — Времени много не потребуется для этой поездки.
Предложение было слишком заманчиво, чтобы от него отказаться, и часа три спустя мы уже быстро неслись на туркменской шлюпке по направлению к Астрабадскому заливу, пользуясь поднявшимся попутным ветром.
Берег узкой полосою то появлялся, то снова скрывался от наших взоров, теряя постепенно, по мере приближения к Ашур-Адинскому заливу, свой желтоватый оттенок… Кое-где показывались на нем темные пятна зелени, разнообразя своей окраскою однообразный колорит песчаной равнины. Порой над нашей шлюпкой, рассекая крыльями воздух, проносились стада диких гусей и уток, с резкими криками быстро направляясь к прибрежным отмелям, покрытым водяною растительностью в виде куги и камыша. Вся прибрежная полоса кишела пернатыми. Гуси, утки различных пород при нашем приближении поднимали крик, среди которого металлическими нотами слышались голоса лебедей… Опустив в воду свой красный клюв или же стоя на одной ноге, тут же виднелись красивые фламинго… Наблюдая открывающиеся перед нами картины, мы совершенно не замечали времени, тем более что ровный попутный ветер быстро нес нашу шлюпку, которая, плавно ныряя на волнах, шла с громадною быстротою, как будто спеша добраться до цели нашей поездки.
Остров Ашур-Аде, лежащий при входе в Астрабадский залив, давно уже сделался русскою факторией в персидских владениях. По Чарджуйскому договору устроена была на этом острове военно-морская станция для защиты интересов русских подданных, а также для прекращения морских разбоев на восточном побережье Каспийского моря. Одновременно станция эта является военною силою, служащей нашему посланнику при персидском дворе. Подчинена она в военно-морском отношении Морскому министерству, а в административном посланнику, от которого и получает все распоряжения. В настоящее время на начальника этой станции также возложено разбирательство всех недоразумений, возникающих между русскими рыбаками и рыбопромышленником Лианозовым, арендующим персидские воды Каспийского моря. Кроме устроенных складов и нескольких домов, в которых живут некоторые из служащих, на острове есть рыбацкие ватаги. Невдалеке же на рейде здесь всегда стоит несколько крейсеров нашего военного флота, принадлежащие к Каспийскому флотскому экипажу, находящемуся в гор. Баку.
Быстро проходит мимо острова наш шлюп, обмениваясь салютом с стоящим на якорях военным крейсером, и через некоторое время прямо перед нами вырисовывается Гязьский берег с расположенною на ней факторией Гязь. Весь берег пристани в Гязи покрыт различными товарами, указывающими, что фирмы, находящиеся здесь, ведут значительную торговлю с Персией, отправляя товары из Гязи в гор. Астрабад и далее. Довольно значительная фактория производит впечатление небольшого города, до крайности грязного. Разбросанный на значительном пространстве городок этот бойко торгует с Персией, получая из России мануфактурный товар, стеклянные и фарфоровые изделия, а из Персии фрукты в свежем и сухом виде, хлопок, кошмы, чай и сахар, причем два последних рода товаров проникают в русские пределы преимущественно контрабандным образом. Кроме того, в Гязь много привозится из заграницы шампанского, вин, сигары и табак, которые предназначаются для Тегерана и вывозятся туда через Мешедесер.
Весь Гязьский берег покрыт богатой растительностью, в особенности значительною около устьев рек Кара-Су и Гюргена. Громадные леса различных древесных пород производили в особенности приятное впечатление. Глаза наши, совершенно отвыкшие видеть зелень, отдыхали при виде темно-изумрудной свежей зелени лесного покрова. Картины настоящей лесной глуши открывались перед нами… Могучие вековые дубы чередовались с колоссальными карагачами, чинарами, орешником и другими деревьями. Заросли камышей казались бесконечными, сплошной стеной закрывая берега. Испуганные нами стада диких гусей, уток и другой водяной птицы поднимались из камышей в огромном количестве. Обойдя на шлюпке большую часть залива и заглянув в устья рек Кара-Су, Баху и Гюргена, шлюпка шла, направляясь обратно в Гасан-Кули. Все берега залива были покрыты дивной растительностью. Заросли гранатника, шиповника и камышей тянулись непрерывно. Масса следов по всем направлениям указывала на громадное количество диких зверей различных пород, приютившихся в этих лесных зарослях.
— Что, моя правда? — спросил меня пристав, прерывая мои наблюдения.
Дивный край, что и говорить. Жаль, мы не имели возможности заглянуть в эти дебри поглубже. Кабы было время, куда как интересно до Астрабада добраться, а этого сделать и не удалось… Плохо, что мы и на станцию не заглянули… У них там живется скучновато, потому что однообразие одолевает, но все-таки жить можно; человек двадцать офицеров, доктора, свой клуб есть… Много офицеров живут с семьями. Сообщение с Баку и Красноводском поддерживается военными крейсерами и пароходами общества «Кавказ и Меркурий», совершающими сюда срочные рейсы… Ну а все же чувствуется, что люди заброшены в эту трущобу и оторваны от всего родного.
Впереди показался Гасан-Кулинский залив, покрытый мелкими рыбачьими судами. Белые громадные паруса придавали им вид стай громадных птиц, плывущих по заливу. На берегу у пристани слышались перебранка и крик… Отчаливали и выходили в море запоздавшие шлюпки рыбопромышленников.
Как на интересную особенность гасан-кулинского побережья можно указать на значительное количество сопок, лежащих по берегу. Все эти сопки выделяют в большом количестве светильный газ, который легко можно зажечь поставив над сопкою железное ведро или железный же бидон от керосина и пробив в нем небольшое отверстие. Скопляющиеся газы при выходе из отверстия легко воспламеняются и устроенный таким способом очаг часто служит рыбакам для приготовления пищи.
Источник текста: Д. Н. Логофет. На границах Средней Азии. Путевые очерки в 3-х книгах. Книга 1. Персидская граница. — СПб., 1909.
Исходник здесь: https://rus-turk.livejournal.com/473416.html