Чарльз Сэрфэс. Входите, господа, входите, пожалуйста. Вот они — весь род Сэрфэсов, начиная с Завоевателя.
Сэр Оливер. Что ж, по-моему, недурная коллекция.
Чарльз Сэрфэс. Да, да, вот это — настоящий стиль портретной живописи; нет ни 112искусственной грации, ни выражения. Не похоже на работу наших современных Рафаэлей: эти дадут в портрете строго выдержанный образ, но постараются сделать его независимым от вас самих, так что, если оригинала даже совсем не будет, картина от этого не пострадает. Нет, нет; достоинство моих — закоренелое сходство; все чопорны и неуклюжи, как оригиналы, и вообще на людей мало похожи.
Сэр Оливер. Ах, не видать уж нам больше таких людей!
Чарльз Сэрфэс. Надеюсь, что так… Слушайте, м‑р Премиум, ну, разве я не домосед: иной раз по вечерам я сижу здесь в кругу моего семейства. Пожалуйте, однако, за ваш стол, м‑р аукционер. Вот старое подагрическое кресло моего дедушки — для вашей работы самое подходящее.
Кэйрлесс. Да, да, годится. Но у меня нет молотка, Чарльз; а что такое аукционер без молотка?
Чарльз Сэрфэс. Ей-богу, он прав! А это что за пергамент? А, наша полная генеалогия! (Снимает со стены родословное дерево.) Вот, Кэйрлесс, у вас будет не простая деревяшка, а целое фамильное древо вместо молотка. Так что, значит, мы вышибем отсюда моих предков их же собственным деревом.
Сэр Оливер (в сторону). Что за негодяй! Прямо — отцеубийца, хоть и задним числом…
Кэйрлесс. Да, да. Вот здесь и список всех представителей вашего рода; эта штука — прямо находка для нашего дела: она будет 113служить не только молотком, но и каталогом того, что продается. Ну, начнем: раз, два, три!
Чарльз Сэрфэс. Браво, Кэйрлесс! Взгляните, вот мой двоюродный дядя сэр Ричард Рэвэлин, превосходнейший был генерал в свое время, уверяю вас. Он участвовал во всех войнах герцога Мальборо и получил этот рубец над глазом в битве при Мальплакэ. Что скажете, м‑р Премиум? Вы только посмотрите, какой герой! Не общипанный, как ваши нынешние стриженые капитаны, а в парике, в полной парадной форме, как подобает генералу. Ваша цена?
Сэр Оливер (тихо — Мозесу). Пусть он сам назначает.
Мозес. М-р Премиум желал бы, чтобы вы сказали свою цену.
Чарльз Сэрфэс. Ну, что ж, пусть берет его за десять фунтов, — надеюсь, что за штаб-офицера это не дорого.
Сэр Оливер (в сторону). Боже ты мой! Своего знаменитого дядю Ричарда — за десять фунтов! (Громко.) Очень хорошо, сэр, я беру его за эту цену.
Чарльз Сэрфэс. Кэйрлесс, кончено с дядей Ричардом! А это его сестра, моя двоюродная тетушка, девица Дебора, писал ее Неллер, это одна из лучших его работ, и говорят — поразительное сходство. Вот она — в виде пастушки, стерегущей стадо. Берите ее за пять фунтов десять шиллингов — овцы стоят этих денег.
Сэр Оливер (в сторону). Ах, бедная Дебора! Женщина, которая так высоко себя 114ценила! (Громко.) Пять фунтов десять шиллингов — она моя.
Чарльз Сэрфэс. Кончено с тетушкой Деборой! Вот тут два каких-то ее кузена. Как видите, Мозес, эти портреты писаны довольно давно, когда щеголи еще носили парики, а дамы свои собственные волосы.
Сэр Оливер. Да, верно; прически были пониже в те дни.
Чарльз Сэрфэс. Ну, берите парочку за ту же цену.
Мозес. Это очень недорого.
Чарльз Сэрфэс. Кэйрлесс! А это дедушка моей матери, ученый судья, хорошо известный в западном судебном округе. Ну, Мозес, сколько это стоит, по-вашему?
Мозес. Четыре гинеи.
Чарльз Сэрфэс. Четыре гинеи! Чорт возьми, да один его парик дороже стоит! М‑р Премиум, в вас больше уважения к судейским парикам: позвольте расценить этого лорда в пятнадцать фунтов.
Сэр Оливер. От всей души.
Кэйрлесс. Сделано!
Чарльз Сэрфэс. А здесь два его брата, Уильям и Уолтэр Бленты, эсквайры, оба члена парламента и, известные ораторы; а что всего замечательнее — их, я полагаю, продают и покупают впервые.
Сэр Оливер. Это и в самом деле очень замечательно. Из уважения к парламенту я беру их за ту цену, какую вы назначите.
Кэйрдесс. Хорошо сказано, милейший Премиум! Я объявляю за них — сорок.
115Чарльз Сэрфэс. Вот этот веселый парень — не знаю, кем он мне приходится, но он был норвичским[1] мэром; берите его за восемь фунтов.
Сэр Оливер. Нет, нет; за мэра и шести довольно.
Чарльз Сэрфэс. Ну, дайте шесть гиней, и я в придачу накину еще двух олдэрмэнов.
Сэр Оливер. Они мои.
Чарльз Сэрфэс. Кэйрлесс, мэр и два олдэрмэна — сделано! Чорт возьми… но ведь на этакую розничную торговлю мы убьем целый день! Давайте порешим оптом: что вы скажете, милейший Премиум? Дайте мне триста фунтов за всех остальных предков гуртом.
Кэйрлесс. Вот, вот, так будет лучше всего.
Сэр Оливер. Хорошо, я на все готов, чтоб услужить вам; они мои. Но вы все время как-то обходили один портрет.
Кэйрлесс. Ах, этого плюгавого человечка — там, над диваном?
Сэр Оливер. Да, сэр, о нем я и говорю… хоть я вовсе не считаю его таким уж плюгавым.
Чарльз Сэрфэс. Который, этот? О, это мой дядя Оливер. Портрет сделан до его отъезда в Индию.
Кэйрлесс. Дядя Оливер? Ну, Чарльз, вам с ним друзьями не бывать! Думаю, что я еще никогда не видал такого злого мошенника; по глазам видно, что он никогда не простит, а по лицу — что лишит наследства. Закоренелый 116негодяй, явное дело. Не так ли, милейший Премиум?
Сэр Оливер. Нет, сэр, я не согласен; по-моему, это лицо на вид не хуже любого в этой комнате, живого или мертвого. Однако, я полагаю, сэр Оливер пойдет вместе с прочим хламом — не правда ли?
Чарльз Сэрфэс. Нет, чорт его возьми! Я не расстанусь с бедным Ноллем! Старик был очень добр ко мне, и, ей-богу, его я сохраню у себя, пока у меня будет комната, где его повесить.
Сэр Оливэр (в сторону). Этот плут в конце концов — все же мой племянник! (Громко.) Знаете, сэр, а вот мне как-то особенно понравился этот портрет.
Чарльз Сэрфэс. Очень жаль, потому что вы его наверно не получите. Мало вам разве всех остальных?
Сэр Оливер (в сторону). Я ему все прощаю! (Громко.) Но, сэр, если мне в голову взбредет какая-нибудь фантазия, так я уж не считаю денег. За него я вам даю столько же, сколько за всех прочих вместе.
Чарльз Сэрфэс. Не приставайте ко мне, уважаемый маклер; говорю вам, что не расстанусь с ним — и конец.
Сэр Оливер (в сторону). Похож, собака, на своего отца! (Громко.) Ну, ну, конец — так конец! (В сторону.) Я раньше этого не заметил, но кажется, никогда я не видал такого поразительного сходства. (Громко.) Вот чек на причитающуюся вам сумму.
117Чарльз Сэрфэс. Как? На восемьсот фунтов?
Сэр Оливер. Вы не уступите сэра Оливера?
Чарльз Сэрфэс. Тьфу! Еще раз вам говорю: нет.
Сэр Оливер. Ну, относительно разницы вы не беспокойтесь, сведем счеты в другой раз. Позвольте пожать вашу руку в заключение сделки. Вы честный малый, Чарльз… Прошу извинить, сэр, мою вольность! Пойдем, Мозес.
Чарльз Сэрфэс. Ну, ей богу, и чудак же старикашка! Постойте-ка, Премиум, вы не забудете приготовить квартиру для этих джентльмэнов?
Сэр Оливер. Да, да, я пришлю за ними через день или два.
Чарльз Сэрфэс. Да вот что еще: присылайте за ними экипаж поприличнее, потому что, уверяю вас, большая часть их привыкла ездить в собственных каретах.
Сэр Оливер. Пришлю, пришлю — за всеми, кроме Оливера.
Чарльз Сэрфэс. За всеми, кроме этого маленького набоба.[2]
Сэр Оливер. Вы настаиваете на этом?
Чарльз Сэрфэс. Безусловно.
Сэр Оливер (в сторону). Экий милый сумасброд! (Громко.) Ну, прощайте! Пойдем, Мозес. (В сторону.) Пусть только теперь при мне посмеют назвать его негодяем! (Уходит с Мозесом.)
118Кэйрлесс. Ну, этакого чудака я еще и не видывал.
Чарльз Сэрфэс. Ей-богу, по-моему это какой-то князь маклеров. И как этот дьявол Мозес умудрился познакомиться с таким честным человеком? А, вон он — Раули! Пожалуйста, Кэйрлесс, скажите всей компании, что я приду через несколько минут.
Кэйрлесс. Ладно. Смотрите только, чтоб этот старый дуралей не убедил вас выкинуть часть этих денег на уплату старых заплесневелых долгов или еще на какую-нибудь ерунду. Ведь купцы, Чарльз, самый жадный народ.
Чарльз Сэрфэс. Совершенно верно, и платить им — значит только разжигать их аппетит.
Кэйрлесс. И ничего больше.
Чарльз Сэрфэс. Да, да, не бойтесь за меня. (Кэйрлесс уходит.) Так! Ну, и странный же, старикашка! Посмотрим: две трети этих денег — пятьсот с чем-то фунтов — мои по праву. Господи боже мой! Родственники-то, оказывается, стоят куда больше, чем я думал! Лэди и джентльмэны, ваш всепокорнейший и глубоко благодарный вам слуга… (Церемонно раскланивается перед портретами.)
Чарльз Сэрфэс. Раули! Ей-богу, вы пришли как раз во-время, чтоб попрощаться со своими старыми знакомыми.
Раули. Да, я слышал уже, что они собрались в путь. Но меня удивляет, как вы можете 119быть веселым, когда у вас столько неприятностей?
Чарльз Сэрфэс. В этом-то и все дело. Неприятностей столько, что я не решаюсь потерять хорошее расположение духа. Стану болеть сплином, когда разбогатею: всему свое время. Вам странно, должно быть, что меня не очень огорчает разлука с целой толпой родственников? Конечно, это очень трогательно, но вы видите: у них ни один мускул не дрогнет — так чего ж мне-то огорчаться?
Раули. Вас ни на минуту не заставишь быть серьезным.
Чарльз Сэрфэс. Уверяю вас, я сейчас серьезен. Вот, честный мой Раули, разменяйте мне это сейчас же и сто фунтов отошлите немедленно старому Стэнли.
Раули. Сто фунтов! Не забудьте только, что у нас…
Чарльз Сэрфэс. Чорт побери! Не говорите мне об этом! Бедному Стэнли совсем плохо, а если вы не поторопитесь, к нам явится кто-нибудь, имеющий больше прав на эти деньги.
Раули. Да вот в том-то и дело! Я никогда не перестану вам надоедать старой поговоркой…
Чарльз Сэрфэс. Будь сперва справедлив, а потом великодушен? Что же, я бы так и поступил, если бы мог; но справедливость — старая хромая бабушка, и ей никак не угнаться у меня за великодушием.
Раули. Чарльз, уверяю вас — лучше будет, или вы подумаете…
Чарльз Сэрфэс. Да, да, это верно, но 120ступайте, Раули: пока у меня есть, что давать, я буду давать; значит, к чорту вашу экономию! А теперь — играть! (Уходит.)
Мозес. Ну, сэр, вы видели м‑ра Чарльза во всем его блеске, как выражается сэр Питер. Очень жаль, что этот юноша такой сумасброд.
Сэр Оливер. Верно, но он не хотел продать моего портрета.
Мозес. И любит так сильно вино и женщин.
Сэр Оливер. Но он не хотел продать моего портрета.
Мозес. И так много играет.
Сэр Оливер. Но он не хотел продать моего портрета. А, вот и Раули.
Раули. Итак, сэр Оливер, вы купили…
Сэр Оливер. Да, да, наш молодой повеса продал своих предков, как какие-нибудь старые ковры.
Раули. А сейчас он поручил мне передать часть выручки вам — то есть вам, поскольку вы взяли на себя еще и роль старика Стэнли.
Мозес. Ах, как это жаль! Он чересчур щедр.
Раули. А в передней я оставил чулочника 121и двух портных, которым он, конечно, не заплатит, а этой сотни с них было бы довольно.
Сэр Оливер. Хорошо, хорошо, я заплачу его долги. А теперь я уж больше не маклер, и вы поведете меня к старшему брату, как старика Стэнли.
Раули. Пока еще нельзя: сколько знаю, сэр Питер собирался быть там как раз в это, время.
Трип. О, прошу извинения, господа, я не показал вам, как пройти к выходу; сюда, сюда… Мозес, на пару слов! (Уходит с Мозесом.)
Сэр Оливер. Вот ловкий парень, а? Поверите ли, этот щенок перехватил еврея, как только мы пришли: он еще раньше своего хозяина хотел занять у него денег.
Раули. Скажите!
Сэр Оливер. Да, они там сейчас кончают дело — насчет займа под залог его годового жалованья. Ах, мастер Раули, в мое время слуги довольствовались камзолами с барского плеча, а теперь они берут их парадные костюмы — и вместе с тем весь блеск их пороков. (Уходят.)
Джозэф Сэрфэс. Нет письма от лэди Тизл?
Слуга. Нет, сэр.
122Джозэф Сэрфэс (про себя). Удивляюсь, что она не дала мне знать, если ей помешали притти. Сэр Питер, конечно, меня не подозревает. Однако, мне не хотелось бы потерять наследницу из-за того, что я путался с его женой. Впрочем, неосторожность и плохая репутация Чарльза — это большие шансы в мою пользу. (Стук снаружи.)
Слуга. Сэр, это, должно быть, лэди Тизл.
Джозэф Сэрфэс. Стой! Сначала взгляни, она это или нет, а уж потом открывай. И если это мой брат, я скажу, что надо сделать.
Слуга. Это она, сэр; она всегда оставляет свои носилки у модистки на соседней улице.
Джозэф Сэрфэс. Погоди, погоди; придвинь эту ширму к окну… довольно, так! А то напротив живет слишком любознательная особа. (Слуга передвигает ширму и уходит.) Трудная у меня роль в этой истории! Лэди Тизл недавно стала догадываться о моих видах на Марию; но она ни в каком случае не должна проникнуть в эту тайну — по крайней мере до тех пор, пока не будет в моих руках.
Лэди Тизл. Что это, чувствительный монолог? Вы ждали с таким нетерпением? О боже! Не притворяйтесь огорченным. Право, я не могла притти раньше.
Джозэф Сэрфэс. О, точность есть род постоянства, весьма неподходящий для светской лэди. (Ставит кресло и садится возле лэди Тизл.)
123Лэди Тизл. Честное слово, вы должны пожалеть меня. Сэр Питер так злится на меня за последнее время и так ревнует к Чарльзу… Это лучше всего, не правда ли?
Джозэф Сэрфэс (в сторону). Я рад, что мои друзья-сплетники ухватились за это.
Лэди Тизл. Хоть бы он позволил Марии выйти замуж за Чарльза, — тогда он, может быть, разубедился бы; а вы этого хотите, м‑р Сэрфэс?
Джозэф Сэрфэс (в сторону). Ну, нет! (Громко.) О, конечно, хочу! Ведь тогда моя дорогая лэди Тизл также убедилась бы, как неосновательны были ее подозрения насчет меня и этой глупенькой девочки.
Лэди Тизл. Хорошо, хорошо, я готова вам верить. Но разве не обидно, когда про тебя говорят всякие гадости? А мой друг лэди Снируэл распустила про меня уж я и не знаю сколько сплетен. И все — без всякого основания; вот что меня бесит.
Джозэф Сэрфэс. Да, конечно, это обидно, если без основания; да, да, это-то и обидно. Ведь если сплетне верят, то утешительнее всего сознание, что терпишь по заслугам.
Лэди Тизл. Ну да, в этом случае я бы простила им их злость; но нападать на меня, когда я в сущности ни в чем неповинна и никогда не отзываюсь дурно ни о ком — то есть ни о ком из друзей… И потом — этот сэр Питер со своим вечным брюзжаньем, с вечною подозрительностью… Ведь я-то знаю, что никаких дурных мыслей у меня нет! Все это просто невыносимо!
124Джозэф Сэрфэс. Дорогая моя лэди Тизл, вы сами виноваты, что все это терпите. Если муж без оснований подозревает свою жену и не доверяет ей, то святость брака уничтожается, и жена обязана, во имя чести своего пола, постараться перехитрить мужа.
Лэди Тизл. Скажите! Значит, если он подозревает меня без причины, то отсюда следует, что лучшее средство вылечить его от ревности — это дать повод к ней?
Джозэф Сэрфэс. Несомненно, потому что ваш муж никогда не должен обманываться в вас; и в данном случае — это вполне подходяще: ваша измена была бы комплиментом проницательности вашего мужа.
Лэди Тизл. Конечно, вы говорите вполне резонно, и если сознание моей правоты…
Джозэф Сэрфэс. Ах, вот это-то и есть ваша главная ошибка. Именно сознание своей правоты больше всего и вредит вам. Что заставляет вас пренебрегать приличиями и общественным мнением? Конечно, сознание вашей собственной правоты. Что заставляет вас не думать о своем поведении и поступать в тысяче мелочей опрометчиво? Конечно, сознание своей правоты. Что заставляет вас обижаться на сэра Питера и на его подозрения? Конечно, сознание своей правоты.
Лэди Тизл. Что верно, то верно.
Джозэф Сэрфэс. А стоит вам, дорогая моя лэди Тизл, только раз слегка согрешить, так вы и представить себе не можете, как вы станете осторожны и как готовы будете угождать своему мужу и во всем соглашаться с ним.
125Лэди Тизл. Вы так думаете?
Джозэф Сэрфэс. О, я уверен в этом; и тогда вы увидели бы, что всякое злословие сразу бы прекратилось, потому что… ваша репутация в настоящеее время подобна чересчур полнокровной особе, умирающей от избытка здоровья.
Лэди Тизл. Так, так; значит, по-вашему, я должна согрешить — ради самозащиты и расстаться с добродетелью — ради хорошей репутации?
Джозэф Сэрфэс. Именно так, — уж поверьте мне, сударыня.
Лэди Тизл. Какая странная теория! Новейшее средство от клеветы!
Джозэф Сэрфэс. Оно действует безошибочно, будьте спокойны. Благоразумие, как и опытность, даром не даются.
Лэди Тизл. Что ж, если когда-нибудь я приду к убеждению…
Джозэф Сэрфэс. Ну, конечно, придете. Чтобы я стал склонять вас к чему-нибудь, что вы считаете дурным? Боже сохрани! Нет, нет, я слишком честен для этого.
Лэди Тизл. А не думаете вы, что нам можно было бы оставить честность в покое? (Встает.)
Джозэф Сэрфэс. Ах, последствия деревенского воспитания все еще сказываются в вас.
Лэди Тизл. Боюсь, что так. Я вам откровенно признаюсь: если б я пошла на что-нибудь дурное, то причиной этого было бы грубое обращение сэра Питера, но никак не ваша честная логика.
126Джозэф Сэрфэс. Но клянусь вот этой рукой, которой ваш муж не достоин… (Берет ее руку.)
Джозэф Сэрфэс. Чорт тебя побери, болван! Что тебе нужно?
Слуга. Прошу извинить, сэр, — я думал, что вам было бы неприятно, если б сэр Питер вошел сюда без доклада.
Джозэф Сэрфэс. Сэр Питер? О… Чорт!
Лэди Тизл. Сэр Питер? О боже! Я погибла! Я погибла!
Слуга. Сэр, право, это не я его впустил.
Лэди Тизл. О, я погибла! Что со мной будет? Ну, м‑р Логик… Ох, спасите: он уж на лестнице… Я спрячусь сюда… Если я когда-нибудь еще… буду так неосторожна… (Идет за ширму.)
Джозэф Сэрфэс. Подай мне книгу. (Садится. Слуга делает вид, что оправляет его кресло.)
Сэр Питер. А, вечно занят самоусовершенствованием! М‑р Сэрфэс, м‑р Сэрфэс… (Ударяет Джозэфа по плечу.)
Джозэф Сэрфэс. А, мой дорогой сэр Питер, прошу прощения… (Зевая, отбрасывает книгу в сторону.) Я тут скучал над глупой книгой. Очень рад, что вы пришли. Вы здесь, кажется, еще не были после того, как я отделал эту комнату. Книги, вы знаете, единственная моя роскошь.
127Сэр Питер. Тут в самом деле очень мило. Хорошо, хорошо! Даже из ширмы вы сумели сделать источник познания: она вся увешана картами.
Джозэф Сэрфэс. О да, эта ширма мне очень полезна.
Сэр Питер. В особенности, когда нужно что-нибудь поскорей отыскать.
Джозэф Сэрфэс (в сторону). Да… Или что-нибудь поскорей спрятать.
Сэр Питер. Ну, у меня к вам секретное дельце…
Джозэф Сэрфэс (слуге). Можешь итти.
Слуга. Хорошо, сэр. (Уходит.)
Джозэф Сэрфэс. Вот стул, сэр Питер… Пожалуйста…
Сэр Питер. Теперь мы одни, мой дорогой друг, и я хочу облегчить душу пред вами, — для моего спокойствия это очень важно. Одним словом, мой добрый друг, поведение лэди Тизл за последнее время сделало меня очень несчастным.
Джозэф Сэрфэс. Скажите! Мне очень грустно это слышать.
Сэр Питер. Да, совершенно ясно, что она не питает ко мне ни малейшего уважения; но что еще хуже — у меня очень веские основания предполагать, что она влюбилась в другого.
Джозэф Сэрфэс. Неужели? Вы изумляете меня.
Сэр Питер. Да, и между нами — я думаю, я открыл, в кого.
Джозэф Сэрфэс. Как? Вы просто меня пугаете!
128Сэр Питер. Ах, мой дорогой друг, я знал, что найду у вас сочувствие!
Джозэф Сэрфэс. Поверьте мне, сэр Питер, что подобное открытие поразило бы меня точно так же сильно, как и вас.
Сэр Питер. Я в этом уверен. Какое это счастье — иметь друга, которому можешь доверить даже семейную тайну. Однако, вы не догадываетесь, кого я имею в виду?
Джозэф Сэрфэс. Никак не могу догадаться. Может быть — сэр Бэнджамэн Бэкбайт?
Сэр Питер. О, нет! Что вы скажете насчет Чарльза?
Джозэф Сэрфэс. Мой брат? Не может быть!
Сэр Питер. Мой дорогой друг, доброта вашего сердца вводит вас в заблуждение. Вы судите о других по себе.
Джозэф Сэрфэс. Конечно, сэр Питер, сердце, сознающее свою невинность, всегда медлит поверить вероломству другого.
Сэр Питер. Верно, но ваш брат — человек безнравственный… Никогда не услышишь от него ничего подобного.
Джозэф Сэрфэс. Все-таки лэди Тизл — особа с такими правилами…
Сэр Питер. Что значат правила против ухаживаний красивого и веселого молодого человека?
Джозэф Сэрфэс. Это-то, конечно, верно.
Сэр питер. И затем, знаете, у нас такая разница в возрасте… Мало это вероятно, чтобы она меня любила. Если бы она изменила мне и я разгласил бы свой позор, весь город стал бы 129смеяться только надо мной: зачем-де было старому дураку жениться на молодой девушке.
Джозэф Сэрфэс. Это верно; конечно, стали бы смеяться.
Сэр Питер. Смеяться! Да еще сочинять стишки и анекдоты про меня и еще чорт знает что.
Джозэф Сэрфэс. Нет, вы ни в каком случае не должны разглашать этого.
Сэр Питер. А потом… Меня больше всего огорчает то, что именно племянник моего старого друга, сэра Оливера, замышляет такую низость.
Джозэф Сэрфэс. Да, в том-то и дело. Если стрела оскорбления заострена неблагодарностью, рана вдвое опаснее.
Сэр Питер. Да… а я в некотором роде его опекун, я часто принимал его у себя в доме, во всю мою жизнь никогда не отказывал ему… в советах.
Джозэф Сэрфэс. Нет, этому просто нельзя поверить! Конечно, могут быть люди, способные на такую низость; но что касается меня, то пока вы не представите определенных доказательств, я не поверю. Как бы то ни было, если он будет уличен, он больше не брат мне: я отказываюсь от родства с ним, потому что человек, который может нарушить законы гостеприимства и искушать жену своего друга, заслуживает быть заклейменным, как язва общества.
Сэр Питер. Какая разница между вами! Что за благородные чувства!
Джозэф Сэрфэс. Все-таки я не могу подозревать чести лэди Тизл.
130Сэр Питер. Мне и самому не хотелось бы плохо думать о ней, и я постараюсь устранить всякую причину ссор между нами. За последнее время она не раз упрекала меня в том, что я не перевел на ее имя отдельного капитала; в нашу последнюю ссору она почти намекнула мне, что не слишком огорчится, если я умру. Так как мы, видимо, не сходимся в вопросе о том, сколько надо тратить денег, то я и решил: пусть живет по-своему и будет сама себе госпожей. Если я умру, она убедится, что я не был невнимателен к ее интересам, пока был жив. Вот, мой друг, черновик двух документов, о которых я желал бы знать ваше мнение. Один из документов дает ей право распоряжаться вполне независимо восемьюстами фунтами в год, пока я жив, а другой — всем моим состоянием после моей смерти.
Джозэф Сэрфэс. Сэр Питер, вы поступаете благородно. (В сторону.) Как бы только это не испортило мне моей ученицы!
Сэр Питер. Да, я решил, что больше у ней не будет поводов для жалоб; впрочем, пока мне еще не хотелось бы, чтобы она знала о таком доказательстве моей любви к ней.
Джозэф Сэрфэс (в сторону). И мне тоже не хотелось бы…
Сэр Питер. А теперь, мой дорогой друг, если угодно, поговорим о ваших надеждах относительно Марии.
Джозэф Сэрфэс (нежно). О нет, сэр Питер, в другой раз, пожалуйста.
Сэр Питер. Меня очень огорчает, что, по-видимому, дело у вас с ней подвигается плохо.
131Джозэф Сэрфэс (нежно). Прошу вас, оставим это. Что значат мои неудачи, когда речь идет о вашем счастье? (В сторону.) Чорт возьми! Теперь у меня дело кончено и с той, и с другой.
Сэр Питер. Напрасно вы не желаете, чтобы я рассказал лэди Тизл о вашей страсти; я уверен, что она не враг вам в этом деле.
Джозэф Сэрфэс. Пожалуйста, сэр Питер, сделайте мне одолжение: не надо сейчас об этом. Право, я слишком взволнован предметом нашего предыдущего разговора, чтобы думать о своих делах. Человек, которому друг поверил свои несчастья, никогда не может…
Джозэф Сэрфэс. Ну? В чем дело?
Слуга. Ваш брат, сэр, разговаривает на улице с каким-то господином и говорит — знает, что вы дома.
Джозэф Сэрфэс. А, чорт возьми… Болван, меня нет дома: я ушел на весь день.
Сэр Питер. Стой… подожди… у меня идея: вы должны быть дома.
Джозэф Сэрфэс. Хорошо, впусти его. (Слуга уходит.) (В сторону.) Может быть, хоть он зажмет рот сэру Питеру.
Сэр Питер. Теперь, мой дорогой друг, сделайте мне одолжение, умоляю вас. Спрячьте меня куда-нибудь, а когда придет Чарльз, упрекните его в том, про что мы говорили: его ответ, быть может, сразу меня успокоит.
132Джозэф Сэрфэс. Фу, сэр Питер! Вы хотите, чтобы я участвовал в такой затее? Чтобы я устроил ловушку — родному брату?
Сэр Питер. Да, но ведь вы же говорите, что уверены в его невиновности; если так, вы только окажите ему величайшую услугу: вы дадите ему случай оправдаться, а мне — успокоиться. Нет, нет, вы не откажетесь сделать это… (Встает.) Значит, здесь, за этой ширмой, я… Ой! Что за дьявол! Никак там уж сидит кто-то… Головой ручаюсь, что я видел юбку!
Джозэф Сэрфэс. Ха-ха-ха! Вот потеха! Знаете, сэр Питер, хоть я и считаю, что заводить интриги недостойно нравственного человека, но все-таки из этого не следует, что я — прекрасный Иосиф. Так вот: это француженка-модистка, глупенькая плутовка, которая мне не дает покоя. При вашем приходе, сэр, она застыдилась и спряталась за ширму.
Сэр Питер. Ах, Джозэф, Джозэф! Мог ли я подумать, что вы… Но ведь она подслушала все, что я говорил про жену!
Джозэф Сэрфэс. О, это дальше не пойдет, будьте покойны.
Сэр Питер. Нет? ну, так пусть слушает до конца. А, вот тут какой-то чулан — это тоже годится.
Джозэф Сэрфэс. Хорошо, прячьтесь там!
Сэр Питер. Ну и плут! Ну и мошенник! (Входит в чулан.)
Джозэф Сэрфэс. Еле вывернулся! Забавное, однако, положение! Не дать встретиться мужу с женой!
133Лэди Тизл (выглядывая). Нельзя ли мне улизнуть?
Джозэф Сэрфэс. Сидите, сидите, ангел мой!
Сэр Питер (выглядывая). Джозэф, наседайте на него во-всю!
Джозэф Сэрфэс. Назад, мой дорогой друг, назад!
Лэди Тизл (выглядывая). Не можете ли вы запереть сэра Питера?
Джозэф Сэрфэс. Тише, душа моя!
Сэр Питер (выглядывая). Вы уверены, что модисточка не проболтается?
Джозеф Сэрфэс. Спрячьтесь, спрячьтесь, сэр Питер! Господи, хоть бы ключ от двери был…
Чарльз Сэрфэс. Галло! Ну, брат, в чем дело? Твой лакей не хотел меня сразу впускать. Кто у тебя был тут? Еврей? Женщина!
Джозэф Сэрфэс. Никого, брат, уверяю тебя.
Чарльз Сэрфэс. А почему же тогда удрал сэр Питер? Я думал, он у тебя.
Джозэф Сэрфэс. Он был здесь, но узнал, что ты идешь сюда, и не захотел остаться.
Чарльз Сэрфэс. Вот что! Может быть, старик испугался, как бы я не стал просить у него взаймы?
Джозэф Сэрфэс. Нет, сэр. Но вы причинили большое огорчение этому достойному человеку, и мне это очень прискорбно.
Чарльз Сэрфэс. Да, говорят, что я 134огорчаю очень многих достойных людей. Но в чем дело, скажи, пожалуйста?
Джозэф Сэрфэс. Я буду говорить с тобой откровенно: он думает, что ты хочешь отбить у него лэди Тизл.
Чарльз Сэрфэс. Кто, я? Боже ты мой! Да нет же, честное мое слово! Ха-ха-ха! Значит, старик, наконец, понял, что у него молодая жена? Или, что еще хуже, лэди Тизл поняла, что у нее старый муж?
Джозэф Сэрфэс. Такими вещами не шутят, брат. Тот, кто может смеяться…
Чарльз Сэрфэс. Правильно! Заранее соглашаюсь с каждым твоим словом… Но серьезно, мне никогда и в голову не приходило ничего похожего на то, в чем ты меня обвиняешь. Честное слово!
Джозэф Сэрфэс (возвышая голос). Превосходно. Сэр Питер будет очень доволен, когда услышит это.
Чарльз Сэрфэс. Правда, однажды мне показалось, что лэди Тизл чувствует ко мне склонность; но клянусь душой, я никогда ее не поощрял. Кроме того, ты знаешь, я люблю Марию.
Джозэф Сэрфэс. Я знаю, что даже если бы лэди Тизл выказала самые нежные чувства к тебе…
Чарльз Сэрфэс. Видишь ли, Джозэф, я думаю, что сознательно я никогда не сделаю ничего бесчестного; но если красивая женщина намеренно станет у меня на дороге, — в особенности, если она замужем за человеком, который по летам ей годен в отцы…
135Джозэф Сэрфэс. Ну…
Чарльз Сэрфэс. Что ж, в этом случае я, понятно, вынужден был бы…
Джозэф Сэрфэс. Что сделать?
Чарльз Сэрфэс. Взять у тебя взаймы немного нравственности, вот и все. Однако, брат, знаешь — ты меня просто удивил, когда назвал мое имя рядом с именем лэди Тизл; право, я всегда думал, что ее фаворит — ты.
Джозэф Сэрфэс. О, стыдись, Чарльз! Защищать себя таким способом — неумно.
Чарльз Сэрфэс. Нет, серьезно, я видел, как вы обменивались многозначительными взглядами…
Джозэф Сэрфэс. Что за шутки!
Чарльз Сэрфэс. Ей богу же, я говорю серьезно. Неужели ты не помнишь, — однажды, когда я зашел к тебе…
Джозэф Сэрфэс. Чарльз, Чарльз, прошу тебя!
Чарльз Сэрфэс. И застал вас вдвоем…
Джозэф Сэрфэс. Ш-ш-ш… Чарльз, говорю же тебе, что…
Чарльз Сэрфэс. И потом в другой раз, когда твой слуга…
Джозэф Сэрфэс. Брат, брат, на два слова… Сюда! (В сторону.) Боже мой… Нужно как-нибудь остановить его!
Чарльз Сэрфэс. Твой слуга, очевидно посвященный во все…
Джозэф Сэрфэс. Замолчи! Слушай, извини меня, но сэр Питер слышал все, что мы здесь говорили. Я знал, что ты оправдаешь себя в его глазах, иначе я не согласился бы.
136Чарльз Сэрфэс. Как, сэр Питер? Где он?
Джозэф Сэрфэс. Тише, он тут. (Указывает на чулан.)
Чарльз Сэрфэс. Ну, клянусь богом, я его оттуда вытащу. Сэр Питер, пожалуйте!
Джозэф Сэрфэс. Нет, нет…
Чарльз Сэрфэс. Пожалуйте, пожалуйте, сэр Питер, на расправу! (Вытаскивает сэра Питера.) Как? Мой старый опекун шпионит, подслушивает? Фу! Фу!
Сэр Питер. Дайте мне вашу руку, Чарльз, я верю, что несправедливо вас заподозрил; но вы не должны сердиться на Джозэфа… Это была моя затея.
Чарльз Сэрфэс. В самом деле?
Сэр Питер. Вы оправданы, Чарльз. Верьте мне: я думаю о вас уже почти не так плохо, как прежде: то, что я слышал, меня успокоило.
Чарльз Сэрфэс. Ну, ваше счастье, что вы не слышали еще кое-чего больше. Правда, Джозэф?
Сэр Питер. Ага! Вы хотели все свалить на него.
Чарльз Сэрфэс. Да, я хотел подшутить над ним.
Сэр Питер. Нет, нет, я знаю слишком хорошо его честность.
Чарльз Сэрфэс. Но ведь так же, как ко мне, вы могли приревновать и к нему? Не так ли, Джозэф?
Сэр Петтер. Да ладно, ладно: я вам верю.
Джозэф Сэрфэс (в сторону). Убирались бы они оба к чорту!
137Сэр Питер. И впредь, может быть, мы уж не будем так сторониться друг друга.
Джозэф Сэрфэс. Лэди Снируэл! Тьфу ты пропасть! Сюда ей нельзя! (Слуга уходит.) Господа, прошу извинения… я должен попросить вас вниз: ко мне явилась одна особа по неотложному делу.
Чар льз Сэрфэс. Ну, ты можешь принять ее в другой комнате. Мы с сэром Питером давно не видались, и нам надо переговорить кой-о-чем.
Джозэф Сэрфэс (в сторону). Вместе их нельзя тут оставить. Я сплавлю лэди Снируэл и сейчас же вернусь. (Тихо — сэру Питеру.) Сэр Питер, ни слова о француженке-модистке.
Сэр Питер (тихо — Джозэфу). Я? Да ни за что на свете! (Джозэф Сэрфэс уходит.) Ах, Чарльз, если бы вы чаще встречались с братом, можно было бы надеяться, что вы и в самом деле исправитесь. Это такой высоконравственный человек. Да, нет ничего на свете благороднее нравственного человека;
Чарльз Сэрфэс. Ну, он чересчур уж моралист и так боится за свое, как он это называет, доброе имя, что, право, скорее пустит к себе в комнату патера, чем женщину.
Сэр Питер. Нет, нет, вы неправы относительно этого. Нет, нет! Джозэф не распутник, но он вовсе и не такой святой в этом отношении. (В сторону.) Меня очень подмывает сказать ему: вот бы мы посмеялись над Джозэфом!
138Чарльз Сэрфэс. Чорт его возьми! Да это настоящий анахорет, это молодой монах!
Сэр Питер. Ш-ш-ш! Не надо говорить о нем такие вещи: может случиться, что он узнает об этом…
Чарльз Сэрфэс. Но как? Вы же ведь не скажете ему?
Сэр Питер. Нет… но… знаете… (В сторону.) Ей-богу, я скажу ему. (Громко.) Вот что: хотите досыта похохотать над Джозэфом?
Чарльз Сэрфэс. Еще бы нет! Чего же лучше?
Сэр Питер. Ну, так мы посмеемся! Я поквитаюсь с ним за то, что он выдал меня. (Шепчет.) С ним была девушка, когда я сюда вошел.
Чарльз Сэрфэс. Как? С Джозэфом? Вы шутите!
Сэр Питер. Тсс! Французская модистка, и забавнее всего, что она и сейчас здесь, в комнате.
Чарльз Сэрфэс. Здесь? Что за дьявол! Где — здесь?
Сэр Питер. Тсс! Я вам говорю — здесь. (Показывает на ширму.)
Чарльз Сэрфэс. За ширмой! Ну, мы ее оттуда вытащим!
Сэр Питер. Нет, нет, он идет: нельзя, нельзя!
Чарльз Сэрфэс. Да ей-богу же, мы только взглянем на эту модисточку!
Сэр Питер. Ни за что на свете! Джозэф никогда не простит мне.
139Чарльз Сэрфэс. Я за вас заступлюсь…
Сэр Питер. Бога ради… Он идет!
Чарльз Сэрфэс. Лэди Тизл! Что за чудеса!
Сэр Питер. Лэди Тизл! Что за чорт!
Чарльз Сэрфэс. Ну, сэр Питер, это — самая очаровательная модистка, какую мне случалось видеть. Ей-богу, вы, кажется, тут развлекаетесь игрой в прятки и в этой игре все участвуют. Может быть, вы, сударыня, что-нибудь скажете нам? Ни слова? Брат, не угодно ли тебе объяснить, в чем дело? Как, и нравственность онемела? Сэр Питер, вы все время бродили в потемках: быть может, теперь свет озарил вас? Все молчат. Ну, значит, мне тут нечего делать: похоже, что вы все прекрасно понимаете друг друга, и поэтому я оставляю вас одних. (Уходя.) «Брат, ты причинил большое огорчение этому достойному человеку, и мне это очень прискорбно»… Сэр Питер, «нет ничего на свете благороднее нравственного человека». (Уходит.)
Джозэф Сэрфэс. Сэр Питер… несмотря на все… Конечно, обстоятельства против меня… Я не сомневаюсь, что… Если только вы согласны выслушать, я… Я все объясню вам.
Сэр Питер. Будьте добры, сэр.
Джозэф Сэрфэс. Дело в том, сэр, что лэди Тизл, зная о моих намерениях относительно вашей воспитанницы Марии… То есть, я 140хочу сказать, сэр, что лэди Тизл, зная ваш ревнивый характер… то есть, зная мою дружбу к вашему семейству… она, сэр, видите ли… зашла сюда… чтобы потребовать от меня объяснения относительно моих намерений… но при вашем приходе… опасаясь, как я сказал… вашей ревности… она спряталась… в этом и все дело, уверяю вас — это правда.
Сэр Питер. До чего простое объяснение, честное слово! Ручаюсь, что лэди Тизл согласна с каждым его пунктом.
Лэди Тизл. Ни с одним словом, сэр Питер.
Сэр Питер. Вот как? Вы думаете, что даже не стоит притворяться?
Лэди Тизл. В том, что вам сказал этот господин, — ни одного слова правды.
Сэр Питер. Вот тут я вам верю, сударыня, вполне!
Джозэф Сэрфэс (тихо — лэди Тизл). Чорт возьми! Вы хотите выдать меня?
Лэди Тизл. Уважаемый м-р Лицемер, с вашего разрешения, я буду говорить сама за себя.
Сэр Питер. Да, да, оставьте ее в покое, сэр; вы увидите, что она и без ваших подсказок сочинит историю не хуже, чем вы.
Лэди Тизл. Выслушайте меня, сэр Питер. Я пришла сюда вовсе не по делу, касающемуся вашей воспитанницы; я даже и не знала, что у него есть какие-то виды на нее. Я пришла, соблазненная его коварными доводами, пришла, чтобы слушать его лживые признания в любви, а может быть даже и хуже: чтобы принести вашу честь в жертву его подлости.
141Сэр Питер. Вот когда правда выходит наружу!
Джозэф Сэрфэс. Она с ума сошла!
Лэди Тизл. Нет, сэр, она пришла в себя, и ваши собственные проделки помогли тому. Сэр Питер, я не жду, что вы мне поверите, но вы говорили обо мне с такой нежностью — и притом говорили, ни в каком случае не подозревая, что я могу это слышать, — это так тронуло меня, что… даже если бы я ушла; отсюда без этого позорного разоблачения, то вся моя дальнейшая жизнь была бы только выражением моей благодарности к вам. А этот сладкоязычный лицемер, который хотел увлечь жену своего слишком доверчивого друга, а сам в то же время притворялся, что с честными намерениями ухаживает за вашей воспитанницей!.. Ну, теперь-то уж я увидала его в настоящем свете! Я никогда не прощу себе, что могла слушать его! (Уходит.)
Джозэф Сэрфэс. Сэр Питер… Несмотря на все это, видит бог, что я…
Сэр Питер. Что вы — мерзавец! И потому я оставляю вас наедине с вашей совестью.
Джозэф Сэрфэс. Вы слишком торопитесь, сэр Питер; вы должны меня выслушать. Человек, который отказывается выслушать своего ближнего…
Сэр Питер. О, будь они прокляты — эти ваши проповеди!