Эдгар Поэ и его сочинения (Верн; Модный магазин)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эдгаръ Поэ и его сочиненія. : Сочиненіе Жюля Вернъ
авторъ Жюль Вернъ (1828-1905), переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: фр. Edgar Poe et ses œuvres, 1862. — Перевод созд.: 1864, опубл: 1864. Источникъ: "Модный магазинъ". Моды, литература, новости, хозяйство, работы. Декабрь 1864. № 23, С. 353—356, № 24, С. 369—375.

ЭДГАРЪ ПОЭ И ЕГО СОЧИНЕНІЯ.

(Сочиненіе Жюля Вернъ.)
_________

I. Школа чудеснаго. — Несчастная жизнь романиста. — Смерть его. — Анна Радклиффъ. — Гофманъ и Поэ. — Необыкновенная исторія. — Двойное убійство въ улицѣ Morgue.— Оригинальное сочетаніе мыслей.— Допросъ свидѣтелей.— Виновникъ преступленія. — Мальтійскій морякъ.

Позвольте мнѣ, любезныя читательницы, разсказать вамъ о знаменитомъ американскомъ писателѣ, Эдгарѣ Поэ; имя это, вѣроятно, вамъ извѣстно, а потому я желаю познакомить васъ и съ произведеніями его. Они, такъ же какъ и самъ авторъ, занимаютъ важное мѣсто въ исторіи фантазіи, потому что Поэ создалъ совершенно особый родъ сочиненій, его можно назвать основателемъ школы чудеснаго. У него были подражатели, которые старались превзойти его, но не одинъ изъ нихъ даже не сравнялся съ нимъ.

Я не берусь объяснить вамъ все необъяснимое, неуловимое и невозможное въ фантазіяхъ Эдгара Поэ, которыя доходили иногда до бреда, я вамъ сообщу самыя любопытныя мѣста изъ его сочиненій, покажу, какъ онъ пишетъ и какую чувствительную струну въ человѣкѣ затрогиваетъ, чтобы произвести желаемое впечатлѣніе.

Эдгаръ Поэ родился въ 1813 году[1], въ Балтиморѣ, въ Америкѣ, среди самаго положительнаго народа въ свѣтѣ. Предки его занимали высокое положеніе, но впослѣдствіи фамилія эта выродилась. Дѣдъ его прославился въ войнѣ за независимость, занимая должность генералъ-квартирмейстера при Лафайэтѣ; а отецъ Эдгара Поэ, жалкій актеръ, умеръ въ страшной бѣдности.

УКРАДЕННОЕ ПИСЬМО.[2]
Нѣкто г-нъ Алланъ, негоціантъ въ Балтиморѣ, усыновилъ маленькаго Эдгара и послалъ его путешествовать въ Англію, Ирландію и Шотландію. Въ Парижѣ Эдгаръ Поэ, по всѣмъ вѣроятіямъ, не былъ, потому что весьма неточно описываетъ нѣкоторыя его улицы въ одной изъ своихъ новеллъ.

Возвратившись въ 1822 году въ Ричмондъ, Поэ продолжалъ свое образованіе: онъ оказывалъ необыкновенныя способности къ физикѣ и математикѣ. За безпутное поведеніе онъ долженъ былъ оставить университетъ и семейство своего нареченнаго отца; онъ отправился въ Грецію; въ это самое время тамъ была война, которая началась какъ будто-бы для того, чтобы увеличить славу лорда Байрона.

Изъ Греціи Поэ поѣхалъ въ Россію, былъ въ Петербургѣ, но здѣсь запутался въ дѣлахъ, которыхъ мы хорошенько не знаемъ, и возвратился въ Америку, гдѣ поступилъ въ военную школу. Однако не долго могъ онъ подчиняться дисциплинѣ: его выключили. Тогда онъ испыталъ бѣдность, и бѣдность самую страшную, которая возможна только въ Америкѣ; чтобы пріобрѣсти средства къ существованію, онъ принялся за литературную работу; къ счастію, онъ выигралъ двѣ преміи, назначенныя за лучшую сказку и за лучшую поэму, и сдѣлался наконецъ редакторомъ Southern litterary Messenger. Благодаря ему, журналъ пошолъ отлично; вслѣдствіе этого, положеніе его улучшилось, и онъ женился на своей двоюродной сестрѣ, Виргиніи Клеммъ.

Два года спустя онъ поссорился съ издателемъ своего журнала. Надо сказать, что несчастный Поэ сильно пилъ и часто искалъ вдохновенія въ водкѣ; здоровье его мало по малу разрушалось. Не будемъ останавливаться на этомъ времени лишеній, нищеты, борьбы, успѣховъ и отчаянія романиста, поддерживаемаго и ободряемаго своей бѣдной женой, и еще болѣе тещей, которая любила его, какъ сына; скажемъ только, что вслѣдствіе продолжительнаго пьянства у одного изъ кабаковъ въ Балтиморѣ, 6-го октября 1849 года, на улицѣ было найдено тѣло Эдгарда Поэ. Несчастный еще дышалъ; его перенесли въ больницу; онъ умеръ на другой день въ сильныхъ припадкахъ бѣлой горячки, всего 36-ти лѣтъ отъ роду.

Такова была жизнь этого человѣка. Поговоримъ теперь о его сочиненіяхъ; я не буду разсматривать его, какъ журналиста, философа и критика, а поговорю о немъ, какъ о романистѣ. Странности и причуды ума Эдгара Поэ видны лучше всего въ его новеллахъ и романахъ.

Его иногда сравнивали съ двумя авторами: англійскимъ — Анной Радклиффъ, и нѣмецкимъ — Гофманомъ; но Анна Радклиффъ описывала такіе ужасы, которые нѣтъ ни какой возможности объяснить естественными причинами; сочиненія-же Гофмана были чисто фантазіи, не допускаемыя ни однимъ физическимъ закономъ. Не то находимъ мы въ произведеніяхъ Поэ; лица, описываемыя имъ, могли бы существовать; они въ высшей степени человѣчны, хотя и одарены чрезмѣрной чувствительностію, нервны до крайности; это большей частью исключительныя существа, какъ-бы гальванизированныя, какими были-бы люди, еслибы имъ пришлось дышать воздухомъ, содержащимъ очѣнь много кислорода, и жизнь которыхъ была-бы только весьма быстрое горѣніе. Лица эти если не сумасшедшія, то близкія къ помѣшательству, потому что слишкомъ напрягали свое воображеніе; это самые тонкіе аналисты, которые, отправляясь отъ какого-нибудь незначительнаго факта, додумываются до абсолютной истины.

Но лучше всего будетъ представить ихъ въ дѣйствіи, такъ, какъ видимъ ихъ у Поэ.

Изъ сочиненій Эдгара Поэ переведены на французскій языкъ слѣдующія: «Необыкновенныя исторіи», «Неизданныя сказки», и романъ подъ заглавіемъ: «Приключенія Артура Гордона Пима». Изъ этого собранія я выберу болѣе интересныя сочиненія и буду стараться разсказывать словами самого Поэ.

Прежде всего мы поговоримъ о трехъ новеллахъ, въ которыхъ духъ анализа и выводовъ достигаетъ крайнихъ предѣловъ. Новеллы эти слѣдующія: «Двойное убійство въ улицѣ Morgue», «Украденное письмо» и «Золотой жукъ

Вотъ какъ Эдгаръ Поэ приготовляетъ читателя къ первому изъ этихъ трехъ разсказовъ:

Доказавъ разными оригинальными фактами, что человѣкъ, дѣйствительно одаренный сильнымъ воображеніемъ, всегда вмѣстѣ съ тѣмъ бываетъ и аналистомъ, онъ переходитъ къ разсказу о своемъ другѣ, Огюстѣ Дюпенъ, съ которымъ онъ жилъ въ Парижѣ, въ отдаленной и уединенной части Сенъ-Жерменскаго предмѣстья.

«Другъ мой, говоритъ онъ, имѣлъ странность, — иначе и назвать итого нельзя, — онъ любилъ ночь, ради ея самой; ночь была его страстью; и я преспокойно тоже сталъ впадать въ эту странность, какъ и во всѣ другія его причуды. Чорная богиня наша не могла постоянно оставаться съ нами; поэтому мы, какъ только занималась зоря, запирали всѣ ставни и зажигали двѣ душистыя свѣчки, которыя очень слабо освѣщали комнату. Расположившись такимъ образомъ, мы мечтали, думали, читали, писали или разговаривали до тѣхъ поръ, пока часы не показывали намъ приближеніе ночи. Тогда мы подъ-руку отправлялись гулять по улицамъ, продолжая начатой разговоръ; и такъ бродили мы безъ всякой опредѣленной цѣли до поздней ночи.

Въ такія минуты я не могъ не замѣтить и не удивляться необыкновенной аналитической способности Дюпена……

Онъ становился разсѣянъ и даже холоденъ, смотрѣлъ неопредѣленно въ даль, и голосъ его, богатый теноръ, переходилъ вдругъ въ головные звуки…»

Потомъ, прежде чѣмъ Поэ начинаетъ свою новеллу, онъ разсказываетъ, какимъ образомъ Дюпенъ приступалъ къ своему оригинальному анализу.

«Почти каждый человѣкъ, говоритъ онъ, иногда разбираетъ свои мысли, припоминаетъ, какимъ путемъ дошолъ онъ до извѣстныхъ заключеній. Это занятіе иногда очень интересно, и тотъ, кто еще не привыкъ къ нему, удивляется несвязности своихъ мыслей и несходству между точками отправленія и достиженія.»

«Однажды ночью мы бродили по длинной, грязной улицѣ, недалеко отъ Пале-Рояля. Каждый изъ насъ, повидимому, былъ погруженъ въ свои собственныя мысли, такъ что почти четверть часа прошло у насъ въ молчаніи. Вдругъ Дюпенъ вскричалъ:

— «Въ самомъ дѣлѣ, онъ премаленькій человѣкъ! его мѣсто скорей въ Théatre des Variétés!»

— «Безъ всякаго сомнѣнія,» отвѣчалъ я, не думая и не замѣчая сначала, какъ странно соотвѣтствовало это замѣчаніе моимъ невысказаннымъ мыслямъ. Черезъ минуту я пришолъ въ себя и очень удивился.

— «Дюпенъ, сказалъ я серьезно, этого я решительно не понимаю. Признаюсь безъ обиняковъ, что я просто поражонъ и едва вѣрю своимъ чувствамъ. Какъ могли вы догадаться, что я думалъ о…

И я остановился, желая убедиться, дѣйствительно ли онъ догадался, о комъ я думалъ.

— «О Шантильи? сказалъ онъ; — зачѣмъ я прерываю ваши мысли? — Вы сами думали о томъ, что съ его маленькимъ ростомъ вовсе не идетъ играть трагедіи.»

Я дѣйствительно въ ту минуту думалъ объ этомъ. Шантильи былъ прежде сапожникомъ въ улицѣ Сенъ-Дени, всегда отличался страстью къ театру, и теперь взялъ на себя роль Kсepкса въ трагедіи Кребильона.

— «Ради-Бога, Дюпенъ, скажите мнѣ, какимъ образомъ вы отгадали мои мысли?»

Какъ видите, начало довольно странное. Тутъ начинается споръ между Поэ и Дюпеномъ, и послѣдній, перебирая мысли своего друга, показываетъ ихъ послѣдовательность въ нисходящемъ порядке: Шантильи, сапожникъ, Оріонъ, докторъ Никольс, Эпикуръ, стереотомія, мостовыя, продавецъ фруктовъ.

Повидимому, эти мысли не имѣютъ между собой никакого отношенія; и между тѣмъ Дюпенъ показываетъ ихъ связь. —

И въ самомъ дѣлѣ, продавецъ фруктовъ сильно толкнулъ Поэ, проходя мимо пріятелей по улицѣ; Поэ поскользнулся, ступилъ на шатающійся камень и ушибъ себѣ ногу, проклиная скверную мостовую. Когда они проходили ту часть улицы, гдѣ пробуютъ устроить деревянную мостовую, Поэ невольно пришло на умъ слово стереотомія, а за нимъ невольно онъ перешолъ къ мысли объ атомахъ и о теоріяхъ Эпикура. Между тѣмъ, незадолго до того, онъ говорилъ объ этомъ предметѣ съ Дюпеномъ, и тотъ сказалъ ему, что послѣднія открытія доктора Никольса по космогоніи подтверждаютъ теоріи греческаго философа. Думая объ этомъ, Поэ невольно поднялъ глаза по тому направленію, гдѣ было созвѣздіе Оріона. Латинскій-же стихъ:

Perdidit antiquum littera prima sonum

можно отнести къ слову Оріонъ, которое прежде писалось Urion, а стихъ этотъ недавно былъ примѣненъ къ Шантильи однимъ критикомъ.

«Объ этомъ ходѣ мыслей вашихъ, замѣтилъ Дюпенъ, я догадался но улыбкѣ, которая пробѣжала по вашимъ губамъ. Вы думали объ униженіи, которому подвергся бѣдный сапожникъ. До тѣхъ поръ вы шли согнувшись, и вдругъ выпрямились. Я убѣдился, что вы думали о крошечномъ ростѣ бѣднаго Шантильи. Тогда я прервалъ ваши размышленія, чтобы замѣтить вамъ, что этотъ Шантильи — несчастный выродокъ, и что настоящее его мѣсто въ Théatre des variétés.»

Неправда-ли, какъ остроумно и ново? До чего можетъ дойдти человѣкъ, одаренный такой наблюдательностью, какъ Дюпенъ, это мы сейчасъ увидимъ.

Въ улицѣ Morgue произошло ужасное убійство; пожилая дама, г-жа l'Espanaye и дочь ея, жившія въ четвертомъ этажѣ одного дома на этой улицѣ, были убиты въ три часа утра. Нѣсколько человѣкъ свидѣтелей, между которыми были: итальянецъ, англичанинъ, испанецъ и голландецъ, услышавъ страшные крики, бросились къ этой квартирѣ, выломали дверь и увидѣли, что изъ двухъ жертвъ одна была задушена, а другая зарѣзана бритвой, которая лежала тутъ-же, вся въ крови. Окна и двери были тщательно заперты, такъ что нельзя было догадаться, какимъ путемъ скрылся убійца. Самые тщательные розыски полиціи не привели ни къ чему, и, казалось, ничто не наведетъ ее на слѣды преступленія.

Это ужасное дѣло, покрытое непроницаемой тайной, очень интересовало Огюста Дюпена; онъ рѣшилъ, что для того, чтобы разъяснить это дѣло, обыкновенныя средства недостаточны; онъ былъ знакомъ съ префектомъ полиціи, который и уполномочилъ его отправиться на мѣсто преступленія, чтобы изслѣдовать дѣло.

Поэ пошолъ вмѣстѣ съ нимъ. Дюпенъ, съ однимъ жандармомъ, внимательно осмотрѣлъ улицу Morgue и домъ, въ которомъ совершено было убійство. Потомъ онъ отправился въ комнату, гдѣ еще лежали оба трупа. До поздняго вечера осматривалъ онъ все, ни говоря ни слова, и, возвращаясь домой, зашолъ на нѣсколько минутъ въ редакцію одной ежедневной газеты.

Цѣлую ночь онъ просидѣлъ очень тихо и ничего не говорилъ; только на другой день въ двѣнадцать часовъ онъ спросилъ своего товарища, не замѣтилъ-ли онъ что-нибудь особенное на мѣстѣ преступленія.

«Я жду одного человѣка, сказалъ онъ потомъ, который хотя можетъ быть и не самъ преступникъ, но непременно замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ; очень возможно, что онъ невиненъ въ этомъ ужасномъ преступленіи… Я жду этого человѣка съ минуты ни минуту. Если онъ прійдетъ, то необходимо будетъ задержать его. Вотъ пистолеты; мы оба знаемъ, къ чему они служатъ, когда обстоятельства этого требуютъ.»

Представьте себѣ, какъ пораженъ былъ Поэ этими положительными словами! Тогда Дюпенъ объявилъ ему, что если полиція, которая въ квартирѣ г-жи l’Espanaye разбирала полъ, потолокъ и стѣны, не могла объяснить прихода и бѣгства убійцы, то онъ, дѣйствуя совершенно иначе, знаетъ какъ достичь цѣли. И дѣйствительно, роясь во всѣхъ углахъ и преимущественно возлѣ задняго окна, которое должно было служить проходомъ убійцѣ, онъ открылъ пружину; пружина эта, дурно прибитая заржавленнымъ гвоздемъ, могла закрыться сама собой и придержать окно, которое бѣглецъ, выскочивъ, захлопнулъ, вѣроятно. Недалеко отъ этого окна висѣла веревка отъ громоотвода, и Дюпенъ не сомнѣвался больше въ томъ, что по ней-то и слѣзъ убійца съ этой вышины.

Но недостаточно было знать, какимъ путемъ скрылся преступникъ; это нисколько не объясняло, кто именно совершилъ преступленіе. Деньги въ квартирѣ оставались не тронутыми, и это убѣдило Дюпена въ томъ, что не воровство было причиной убійства.

Тогда Дюпенъ обратилъ вниманіе своего друга на фактъ, упущенный въ показаніи свидѣтелей.

Свидѣтели, прибѣжавшіе во время преступленія, ясно слышали два голоса; все признали въ одномъ изъ нихъ — голосъ француза, въ этомъ не было сомнѣнія; что же касается до другого, рѣзкаго и грубаго голоса, то никто изъ свидѣтелей не могъ опредѣлить, какой націи человеку онъ принадлежитъ.

«Это, замѣтилъ Дюпенъ, особенно важно. Каждый свидѣтель увѣренъ въ томъ, что голосъ этотъ не могъ принадлежать его соотечественнику; онъ сравниваетъ его не съ голосомъ человека, языкъ котораго былъ-бы ему знакомъ, а совершенно наоборотъ. Французъ утверждаетъ, что это голосъ былъ испанца, и онъ мог-бы разобрать хоть нѣсколько слово, еслибъ зналъ по-испански. Голландецъ увѣряетъ, что это голосъ былъ француза, а между тѣмъ онъ совсѣмъ не знаетъ французскаго языка, такъ что его даже допрашивали черезъ переводчика. Англичанинъ думаетъ, что этотъ голосъ принадлежалъ нѣмцу, а самъ не знаетъ по-нѣмецки.

Испанецъ положительно убѣжденъ, что это кричалъ англичанинъ, но заключаетъ это единственно по интонаціи, потому что не знакомъ съ англійскимъ языкомъ. Итальянецъ думаетъ, что это былъ голосъ русскаго; но самому ему никогда не приходилось говорить съ русскимъ. Другой французъ, однакожь, не согласенъ съ своимъ соотечественникомъ и говоритъ, что кричалъ итальянецъ, но такъ какъ итальянскаго языка онъ не знаетъ, то основываетъ свое предположеніе, подобно испанцу, на интонаціи.

Итакъ, голосъ этотъ былъ, вѣроятно, очень необыкновенный и странный, если въ интонаціи его ни одинъ изъ представителей пяти частей Европы не могъ услышать родного звука! Вы, можетъ быть, думаете, что голосъ этотъ принадлежалъ африканцу или азіатцу? Но, какъ африканцевъ, такъ и азіатцевъ въ Парижѣ очень мало, и, не отвергая все-таки возможности этого случая, я обращу ваше вниманіе на три пункта. Одинъ изъ свидѣтелей опредѣляетъ голосъ такъ: скорѣе грубый, нежели рѣзкій, а два другіе говорятъ, что слышали голосъ неровный и отрывистый. Свидѣтели не могли разобрать ни одного слова, ни одного звука, похожаго на слово

Дюпенъ продолжаетъ; онъ напоминаетъ своему другу о подробностяхъ преступленія; о необыкновенной физической силѣ убійцы, потому что у старухи были вырваны целыя пряди сѣдыхъ волосъ, а извѣстно, какую надо имѣть силу, чтобы вырвать изъ головы хоть двадцать волосъ разомъ; онъ говоритъ о ловкости, которая необходима была чтобы взлѣзть по веревкѣ громоотвода, о чисто-животной жестокости, съ которой совершено было преступленіе, и возвращается опять таки къ крику, звукъ котораго не знакомъ ни одному изъ этихъ иностранцевъ, и въ которомъ нельзя было разобрать ни слова.

«Что-же вы изъ этого заключаете? спрашиваетъ Дюпенъ у своего товарища. Какое впечатлѣніе сдѣлалъ я на ваше воображеніе?»

Признаюсь, когда я прочолъ это, по всему моему тѣлу пробѣжала дрожь! Какъ овладѣваетъ этотъ удивительный романистъ вашимъ воображеніемъ! Догадываетесь-ли вы, кто былъ виновникомъ этого преступленія?

Что до меня касается, то я тогда-же отгадалъ это; вы тоже, вѣроятно, догадались.

Наканунѣ еще, т. е. въ день, когда произошло убійство, Дюпенъ отдалъ въ журналъ Le Monde, который читали всѣ моряки, слѣдующее объявленіе:

«Въ Булонскомъ лѣсу найденъ сегодня рано утромъ огромный бурый орангъ-утангъ, изъ породы, которая водится на островѣ Борнео. Владѣлецъ его, (морякъ, принадлежащій къ мальтійскому экипажу) можетъ получить орангъ-утанга обратно, предъявивъ росписку въ полученіи и заплативъ издержки по содержанію животнаго тому, кто его сберегъ. Адрессъ: улица….. №…. предмѣстье Сенъ-Жерменъ, въ третьемъ этажѣ.»

О томъ, что орангъ-утангъ принадлежалъ мальтійскому моряку, Дюпенъ заключилъ изъ того, что подъ окномъ нашли ленту, завязанную особымъ узломъ, какъ это дѣлаютъ мальтійскіе моряки. Прочитавъ объявленіе, изъ котораго никакъ нельзя было заключить, что писавшій его знаетъ о преступленіи, владѣлецъ обезьяны долженъ былъ явиться.

Онъ и дѣйствительно явился; это былъ морякъ большого роста, крѣпкій, коренастый и мускулистый, съ смѣлымъ взглядомъ; послѣ недолгихъ колебаній онъ во всемъ признался. Обезьяна убежала отъ него, выхвативъ у него бритву въ то время, когда онъ брился. Испуганный, онъ побѣжалъ за ней; обезьяна прибѣжала на улицу Morgue, и, увидѣвъ веревку громоотвода, взлѣзла по ней; хозяинъ бросился за ней; обезьяна, увидѣвъ отворенное окно, впрыгнула въ комнату несчастныхъ женщинъ. Конецъ вамъ извѣстенъ; морякъ присутствовалъ при этой страшной драмѣ, противодѣйствовать которой былъ не въ состояніи, кричалъ и звалъ на помощь; потомъ, потерявъ голову отъ ужаса, онъ убѣжалъ; обезьяна выпрыгнула за нимъ, и, захлопнувъ окно, слѣзла по веревкѣ внизъ и исчезла.

Вотъ эта страшная исторія и ея правдивое объясненіе. Она ясно показываетъ, какими необыкновенными способностями владѣетъ авторъ. Она до того правдоподобна, что порою кажется, будто читаешь какой-нибудь обвинительный актъ, прямо взятый изъ Gazette des Tribunaux.

_________

II. Украденное письмо. — Затруднительное положеніе префекта полиціи. — Средство всегда выигрывать въ игрѣ «четъ или нечетъ». — Викторіенъ Сарду.

Эдгаръ Поэ не долженъ былъ покидать оригинальный типъ Огюста Дюпена; мы встрѣчаемъ его опять въ новеллѣ «Украденное письмо». Исторія очень проста; письмо компрометирующаго свойства, принадлежавшее одному политическому дѣятелю, было задержано однимъ министромъ. Такъ-какъ это письмо, находясь въ рукахъ министра Д***, могло имѣть вредное вліяніе, то необходимо было добыть его обратно. На префекта полиціи было возложено это трудное порученіе. Было извѣстно, что письмо это находилось въ рукахъ самаго Д***. Но время его отсутствія, агенты полиціи нѣсколько разъ обыскали всю его квартиру, осматривали мебель въ каждой комнатѣ, открывали всѣ ящики, даже потайные, ощупывали подушки на мебели длинными иголками, осматривали всѣ щели, занавѣски, зеркала. Такой-же тщательный осмотръ былъ сдѣланъ во всѣхъ сосѣднихъ домахъ. Предполагая, что Д*** носитъ это письмо съ собой, префектъ полиціи подослалъ своихъ агентовъ подъ видомъ воровъ, которые, осмотрѣвъ все его платье и чемоданы, ничего не нашли.

Не зная, что́ дѣлать, префектъ отправился къ Дюпену и разсказалъ ему, въ чемъ дѣло. Дюпенъ посовѣтовалъ ему продолжать розыски. Черезъ мѣсяцъ префектъ опять пришолъ къ Дюпену; дѣло его все-таки не подвигалось впередъ.

— «Я-бы, право, далъ пятьдесятъ тысячъ франковъ тому, кто вывелъ-бы меня изъ этого затруднительнаго положенія.»

— «Въ такомъ случаѣ, возразилъ Дюпенъ, выдвигая ящикъ и вынимая вексельную бумагу, вы можете дать мнѣ росписку на полученіе этой суммы. Когда вы ее подпишите, я вамъ отдамъ ваше письмо."

И онъ отдалъ этотъ драгоцѣнный документъ префекту полиціи, который поспѣшно вышелъ; когда онъ ушолъ, Дюпенъ разсказалъ Поэ, какимъ образомъ онъ завладѣлъ письмомъ, и желая показать ему, что человѣкъ долженъ мѣнять средства смотря потому, съ кѣмъ онъ имѣетъ дѣло, онъ разсказалъ ему слѣдующее:

«Я зналъ одного ребенка восьми лѣтъ, которому всѣ удивлялись, потому что онъ никогда не проигрывалъ въ игрѣ: четъ и нечетъ. У него была необыкновенная способность отгадывать, которая состояла въ томъ, что онъ легко схватывалъ и оцѣнялъ умственныя способности своихъ противниковъ. Положимъ, что у него партнеръ совершенный глупецъ, и что партнеръ этотъ, поднимая свою закрытую руку, спрашиваетъ его: Четъ или нечетъ? Нашъ мальчикъ отвѣчаетъ: нечетъ, и проигрываетъ. Но въ слѣдующій разъ онъ выигрываетъ, потому что разсуждаетъ такъ: «этотъ глупый человѣкъ въ первый разъ положилъ четъ, и теперь вся его хитрость будетъ состоять въ томъ, что онъ положитъ нечетъ; поэтому я скажу — нечетъ». Говоритъ онъ: нечетъ, и выигрываетъ".

«Съ партнеромъ-же немного поумнѣе онъ разсуждалъ такъ: этотъ господинъ слышалъ, что я сказалъ нечетъ, и во второй разъ прежде всего ему придетъ на умъ положить теперь нечетъ, такъ какъ сдѣлалъ со мной первый мой партнеръ; но, обдумавъ хорошенько, онъ разсудитъ, что измѣненіе это будетъ слишкомъ обыкновенно, и наконецъ рѣшится положить, какъ въ первый разъ, четъ. Онъ говоритъ: четъ и выигрываетъ.»

«Если онъ поэтъ и математикъ, сказалъ онъ самъ себѣ, то онъ долженъ здраво разсуждать; еслибы онъ былъ только математикомъ, то совсѣмъ бы не обдумалъ дѣла и попался-бы въ руки префекта. Математикъ постарался бы только выдумать, куда спрятать письмо; но поэтъ долженъ былъ взяться за дѣло совсѣмъ иначе и дѣйствовать какъ можно проще. Дѣйствительно, есть вещи, которыя ускользаютъ отъ взгляда именно потому, что онѣ слишкомъ ясны и очевидны. Такъ, напримѣръ, въ географическихъ картахъ слова, написанныя большими буквами отъ одного конца карты до другого, гораздо меньше бросаются въ глаза, чѣмъ слова, написанныя мелкимъ шрифтомъ. И такъ, Д*** долженъ былъ сбить съ толку агентовъ полиціи именно наивностію своихъ разсчетовъ.

Дюпенъ это понялъ; онъ зналъ Д*** и у него было fac-simile злополучнаго письма; онъ отправился въ квартиру министра, и первая вещь, которая бросилась ему въ глаза, — было это письмо, лежавшее совсѣмъ на виду; Д*** понялъ, что лучшее средство скрыть письмо, — это совсѣмъ не прятать его. Дюпенъ приспокойно взялъ это письмо, положивъ на его мѣсто fac-simile, и выигралъ дѣло.

Эта новелла прелестна и исполнена интереса. Викторіенъ Сарду написалъ въ подражаніе ей прехорошенькую пьеску — «Pattes de mouche», о которой вы, вѣроятно, слышали, и которая имѣла большой успѣхъ на сценѣ.

_________

III. Золотой жукъ. — Голова мертвеца. — Чтеніе трудно-разбираемаго документа. — Приключенія нѣкоего Ганса Пфаалля. — Рукопись, найденная въ бутылкѣ. — Поѣздка къ Мэльштрому. — Чорная кошка. — Человѣкъ изъ толпы. — Паденіе дома Usher — Недѣля съ тремя воскресными днями.

Теперь я перейду къ новеллѣ «Золотой жукъ», въ которой герой Эдгара Поэ выказываетъ необыкновенную проницательность; я долженъ буду приводить многія мѣста изъ этой новеллы, но вамъ это не будетъ непріятно, увѣряю васъ; вы даже нѣсколько разъ перечитаете ее.

ЗОЛОТОЙ ЖУКЪ.
Поэ былъ очень друженъ съ г-мъ Вильямомъ Легранъ, который, разорившись вслѣдствіе несчастнаго стеченія обстоятельствъ оставилъ Новый-Орлеанъ и поселился возлѣ Чарльстона, въ южной Каролинѣ, на острове Сулливанѣ, состоявшемъ изъ одного только морскаго песку и имѣвшемъ три мили въ длину и четверть мили въ ширину. Легранъ былъ мизантропъ, подверженный припадкамъ меланхоліи; думали, что у него голова не въ порядке, и родители его приставили къ нему негра, который назывался Юпитеромъ.

Однажды Поэ отправился къ Леграну и засталъ его очень довольнымъ. Легранъ, который занимался энтомологіей и собиралъ насѣкомыхъ, нашолъ необыкновеннаго жука. Въ ту минуту жука этого у Леграна не было; онъ отдалъ его одному пріятелю, лейтенанту Ж*, который жилъ въ Мультрійскомъ фортѣ.

Юпитеръ увѣрялъ, что и онъ тоже никогда не видѣлъ такого жука; онъ былъ блестящаго золотого цвѣта и довольно тяжолъ. Негръ даже не сомневался, что онъ былъ изъ массивнаго золота. Легранъ пожелалъ нарисовать жука своему другу, но, не находя близко бумаги, онъ вынулъ изъ кармана грязный клочокъ пергамента, на которомъ и принялся рисовать жука. Но, странное дѣло! когда онъ кончилъ и передалъ свой рисунокъ Поэ, тотъ увидѣлъ, вмѣсто жука, нарисованный черепъ.

Онъ замѣтилъ это Вильяму, который не хотѣлъ, сначала, съ нимъ согласиться, но, всмотрѣвшись, убѣдился, что дѣйствительно вместо жука у него вышелъ ясно-очерченный черепъ. Онъ съ неудовольствіемъ отбросилъ бумагу, потомъ опять взялъ ее, внимательно осмотрѣлъ, и, наконецъ, спряталъ въ конторку. — Заговорили о другомъ, и черезъ несколько времени Поэ ушелъ; Легранъ его не удерживалъ.

Месяцъ спустя негръ пришолъ къ Поэ; онъ очень безпокоился о здоровье своего господина, который сталъ слабъ, блѣденъ и угрюмъ; Юпитеръ пришолъ поговорить объ этомъ съ Поэ. Онъ полагалъ, что Вильямъ заболѣлъ оттого, что этотъ необыкновенный жукъ его укусилъ. Съ тѣхъ поръ, говорилъ онъ, каждую ночь бредитъ и видитъ во снѣ золото. И негръ передалъ Поэ письмо отъ Вильяма, въ которомъ послѣдній приглашалъ своего друга къ себе.

«Пріѣзжайте! пріѣзжайте! писалъ онъ: — мнѣ надо васъ видѣть сегодня вечеромъ по очень важному делу. Увѣряю васъ, что дѣло очень важное!».

Поэ проводили негра до лодки, на которой лежалъ серпъ и три лопаты, купленныя по приказанію Вильяма; это обстоятельство очень удивило Поэ.

Къ тремъ часамъ пополудни онъ пріѣхалъ на островъ. Легранъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ его и нервически пожалъ ему руку. «Лицо его было блѣдно, какъ привидѣніе, и глаза, обыкновенно впалые, блестѣли сверхъестественнымъ огнемъ».

Поэ спросилъ его о золотомъ жукѣ. Вильямъ отвѣчалъ, что жукъ этотъ обогатитъ его, и что, употребляя это насѣкомое какъ слѣдуетъ, онъ получитъ много золота, предзнаменованіемъ котораго и служитъ этотъ жукъ.

Въ то-же время онъ показалъ ему замѣчательное насѣкомое, которое тогда еще не было известно натуралистамъ; на одномъ концѣ его спины было два круглыхъ чорныхъ пятнышка, а на другомъ одно, продолговатое. Надкрылія его были необыкновенно-тверды и блестящи и имѣли видъ полированнаго золота.

— «Я послалъ за вами, сказалъ Вильямъ Эдгару Поэ, чтобы просить у васъ совѣта и содѣйствія».

Поэ прервалъ Леграна и пощупалъ у него пульсъ; онъ не нашолъ у него ни малѣйшаго признака лихорадки; тѣмъ не менѣе, онъ попробовалъ-было отклонить отъ него эти мысли. Но Вильямъ положительно объявилъ о своемъ намѣреніи ночью-же сдѣлать экскурсію, въ которой важную роль долженъ играть жукъ. Поэ ничего больше не оставалось дѣлать, какъ слѣдовать за нимъ вмѣстѣ съ Юпитеромъ.

И вотъ, все трое отправились; они переѣхали маленькую бухту, которая отдѣляла островъ отъ твердой земли, и, пройдя утесистый берегъ, очутились въ мѣстности, чрезвычайно дикой и пустынной, пересѣкаемой глубокими оврагами. На небольшой площадкѣ возвышалось дикое тюльпанное дерево, окружонное нѣсколькими дубами. Вильямъ приказалъ Юпитеру взлезть на это дерево и взять съ собой золотого жука, привязаннаго къ длинной веревкѣ. Какъ ни непріятно было для негра это приказаніе, но однакожь, устрашенный угрозами Вильяма, онъ послушался и очутился на огромной вѣтви дерева, на вышине семидесяти футовъ надъ землей.

Тогда Вильямъ приказалъ ему перелезть на самую толстую вѣтвь, и Юпитеръ вскорѣ скрылся въ густыхъ листьяхъ дерева. Когда онъ перелезъ, наконецъ, на седьмую вѣтку, господинъ его приказалъ ему придвинуться какъ можно ближе къ концу этой вѣтки, и посмотрѣть, нѣтъ ли тамъ чего-нибудь особеннаго. Сначала Юпитеръ отговаривался тѣмъ, что дерево, вѣроятно, все перегнило; но когда ему обѣщали доллеръ въ награду за это, то онъ полезъ къ концу ветки.

«Охъ-о-хо! вскричалъ онъ: — помилуй насъ, Господи! что это на деревѣ?»

— «Ну, что-же, радостно перебилъ его Легранъ, что тамъ такое?»

Передъ Юпитеромъ былъ черепъ, прибитый огромнымъ гвоздемъ къ дереву. Кожу и мясо съ него склевали, вѣроятно, вороны. Вильямъ приказалъ негру продѣть черезъ лѣвое отверстие глаза въ черепѣ веревку, на которой висѣлъ жукъ, и заматывать ее до тѣхъ поръ, пока жукъ не опуститься до земли.

Черезъ нѣсколько минутъ насѣкомое было уже въ нѣсколькихъ дюймахъ отъ земли. Когда жукъ дотронулся до земли, то Вильямъ на этомъ самомъ мѣстѣ вбилъ деревянный колъ. Потомъ, вынувъ изъ кармана тесемку, онъ натянулъ ее отъ кола до ближайшей къ нему части дерева, и потомъ заматывалъ эту тесемку, все въ томъ же направленіи, на 50 футовъ. На этомъ концѣ тесемки онъ тоже вбилъ колъ; затѣмъ обвелъ вокругъ него кругъ въ 4 фута въ діаметрѣ, и, съ помощью Поэ и Юпитера, съ жаромъ принялся рыть землю. Работа продолжалась два часа, и они все не находили ничего, похожаго на кладъ. Вильямъ былъ въ отчаяніи. Не говоря ни слова, Юпитеръ собралъ лопаты, и маленькое общество пустилось въ обратный путь, по направленію къ востоку.

Не успѣли они сдѣлать двенадцати шаговъ, какъ Легранъ бросился на Юпитера.

— Злодѣй! закричалъ онъ: — покажи, гдѣ твой лѣвый глазъ?…..

Несчастный негръ указалъ рукой на правый свой глазъ.

— «Я такъ и думалъ, вскричалъ Легранъ…. Ну, надо опять начинать съизнова!»

Негръ, дѣйствительно ошибся и продѣлъ веревку съ жукомъ въ отверстіе праваго глаза, вмѣсто леваго. Начали опять спускать жука; первый колъ пришлось перебить на нѣсколько дюймовъ западнѣе, а развернутая тесемка дошла до точки весьма отдаленной отъ того мѣста, гдѣ они рыли прежде.

Принялись опять за лопаты. Скоро стали попадаться человѣческія кости, металлическія пуговицы, нѣсколько золотыхъ и серебряныхъ монетъ, и наконецъ деревянный сундукъ продолговатой формы, кованный желѣзомъ; крышка запиралась двумя засовами, которые Вильямъ, дрожа отъ безпокойства и нетерпѣнія, быстро снялъ.

Въ сундукѣ нашли они несмѣтныя сокровища: 450,000 доллеровъ французскими, испанскими, нѣмецкими и англійскими монетами, 110 брильянтовъ, 18 рубиновъ, 310 зеренъ изумруда, 21 сафиръ и 1 опалъ, множество украшеній изъ массивнаго золота, кольца, серьги, цепочки, 85 золотыхъ распятій, 5 кадилъ, 197 часовъ великолѣпной работы, больше чѣмъ на полтора милліона долларовъ.

Всѣ эти драгоценности мало-по-малу были перенесены въ хижину Леграна. Поэ сгоралъ отъ нетерпѣнія узнать поскорѣе, какъ узналъ его другъ объ этомъ кладѣ, и тотъ поспѣшилъ удовлетворить его любопытство.

То, что я разсказалъ до сихъ поръ, даетъ весьма неточное понятіе о разсказѣ романиста; я не могъ описать болезненнаго возбужденія Вильяма въ эту ночь; описаніе того, какъ они нашли кладъ болѣе или менѣе похоже на всѣ описанія въ этомъ родѣ; все, что тутъ случилось, очень обыкновенно, исключая развѣ золотого жука и черепа. Но теперь мы приступаемъ къ самой живой и оригинальной части этой новеллы, гдѣ разбираются всѣ размышленія и догадки Вильяма, которыя привели его къ открытію клада.

Вильямъ прежде всего напомнилъ своему другу то обстоятельство, что онъ рисовалъ ему жука, а Поэ увидѣлъ мертвую голову. Рисунокъ былъ сдѣланъ на очень тонкомъ пергаментѣ. А пергаментъ этотъ Вильямъ нашолъ на берегу острова, возлѣ обломковъ разбитой барки, въ тотъ самый день, когда поймалъ своего золотого жука, котораго и завернулъ въ этотъ клочокъ пергамента.

Эти обломки, выкинутые на берегъ, привлекли его вниманіе, и онъ вспомнилъ, что черепъ или мертвая голова часто служатъ эмблемой пиратамъ.

Но если этого черепа не было на пергаментѣ въ то время, когда Вильямъ рисовалъ жука, то какимъ-же образомъ появился онъ на немъ, когда Вильямъ передалъ пергаментъ Поэ? Дѣло въ томъ, что когда Поэ взялъ рисунокъ, чтобы разсмотрѣть, то собака Вильяма, заигрывая съ нимъ, бросилась на него; онъ оттолкнулъ собаку рукой и нечаянно поднесъ пергаментъ къ свѣчѣ. Вслѣдствіе теплоты, рисунокъ мертвой головы, сдѣланный особымъ химическимъ составомъ, рѣзко обозначился на пергаментѣ.

Когда другъ его ушолъ, Вилльямъ снова взялъ пергаментъ, подвергнулъ его дѣйствію теплоты, и увидѣлъ на другомъ концѣ пергамента, противуположномъ тому, на которомъ была изображена мертвая голова — изображеніе козленка.

Но какое-же отношеніе существуетъ между пиратами и козленкомъ? А вотъ какое. Когда-то жилъ нѣкто капитанъ Киддъ[3] (Kid — по англійски козлёнокъ), о которомъ много говорили. Почему не предположить, что это изображеніе было тайною подписью Кидда, а изображеніе черепа служило вмѣсто печати или штемпеля? Такимъ образомъ Вильяму пришло на мысль посмотрѣть, не написано-ли что-нибудь на пергаментѣ между печатью и подписью; но тамъ, повидимому, ничего не было написано.

А между тѣмъ разсказы о похожденіяхъ Кидда не выходили у него изъ головы; онъ припоминалъ, что капитанъ и его сообщники зарыли огромныя суммы, награбленныя ими во время разбойничьихъ набѣговъ, и зарыли ихъ гдѣ-то на берегахъ Атлантическаго океана. Кладъ долженъ былъ еще находиться тамъ, гдѣ его зарыли, иначе не ходили-бы о немъ такіе слухи. Сообразивъ все это, Вильямъ пришолъ къ тому убѣжденію, что на этомъ пергаментѣ обозначалось мѣсто, гдѣ лежитъ кладъ.

Онъ его тщательно вычистилъ, положилъ въ кастрюлю и поставилъ ее на разскаленные уголья. Черезъ нѣсколько минутъ онъ замѣтилъ, что пергаментъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ покрывается знаками, похожими на цифры. Подложивъ еще горячихъ угольевъ, Легранъ явственно увидѣлъ грубо-написанные красные знаки. И теперь, рассказывая это, Вильямъ передалъ своему другу пергаментъ, на которомъ были написаны слѣдующіе знаки:

53!!†305))6*;4826)4!!)4!);806*;48†8!60))85;1!(;:!*8!83(88)5*†;46(;88*96*?;8)*‡(;485);5*†2:*!(;4956*2(5*—4)8×8*;4069285);)6†8)4!!;1(‡9;48081;8:8!1;48†85;4)485†528806*81(!9;48;(88;4(!?34;48)4!;161;:188;!?;

Когда Поэ увидѣлъ это собраніе цифръ, точекъ, черточекъ, точекъ съ запятыми, скобокъ, то объявилъ, что все-таки ничего не понимаетъ. Вы сказали-бы тоже самое, любезныя читательницы. А романистъ разбираетъ эту путаницу очень ловко и искусно.

Первый представившійся вопросъ былъ: на какомъ языкѣ это написано? но игра словъ въ имени Киддъ доказывала, что надо читать по англійски, потому слово это существуетъ только въ этомъ языке.

Пусть теперь говоритъ самъ Вильямъ.

«Замѣтьте, говоритъ онъ, что слова не раздѣлены; въ противномъ случаѣ, разумѣется, было-бы легче читать; тогда я началъ-бы съ того, что сличилъ и разобралъ-бы самыя короткія слова, и еслибы я нашелъ слово, состоящее изъ одной буквы, a или I (одинъ или я) напримѣръ, я бы считалъ вопросъ о прочтеніи этаго письма рѣшеннымъ; но такъ какъ разстояній между словами не было, то я прежде всего обратилъ вниманіе на те знаки, которые чаще прочихъ встрѣчаются, и на тѣ, которые встрѣчаются рѣже другихъ. Я ихъ сосчиталъ, и у меня составилась слѣдующая таблица:

«Знакъ 8 встрѣчается 33 раза
; "                 26 "
4 " 19 "
! и ) " 16 "
* " 13 "
5 " 12 "
6 " 11 "
1 " 8 "
0 " 6 "
9 и 2 " 5 "
: и 3 " 4 "
? " 3 "
" 2 "
 — " 1 "

«Буква, чаще всего встрѣчающаяся въ англійскомъ языке — есть e; другія буквы, въ этомъ отношеніи, занимаютъ слѣдующій порядокъ: 'a o i d h u r s t n y с f g l m w b k p d x z. E встречается до того часто, что трудно найдти довольно-длинную фразу, въ которой бы оно не играло главную роль.

«Теперь мы знаемъ самое главное. Такъ какъ главную роль въ этомъ письмѣ играетъ 8, то мы будемъ считать его буквою e англійскаго алфавита. Чтобы провѣрить это предположеніе, посмотримъ, встрѣчается ли здѣсь двойное 8; потому что двойное e очень часто встречается въ англійскомъ языкѣ, напр. въ словахъ: meet, fleet, speed, seen, been, agree, и т. д. А тутъ, посмотрите, несмотря на то что записка коротка, двойное 8 встрѣчается пять разъ.

«И такъ, 8 изображаетъ e. Теперь, изъ всѣхъ словъ въ языкѣ самое употребительное the; следовательно надо посмотрѣть, не найдемъ-ли мы нѣсколько разъ повторенное сочетаніе трехъ знаковъ, изъ которыхъ послѣдній будетъ 8; если мы найдемъ такія повторенія, то они, вероятно, изображаютъ слово the. Просмотрѣвъ хорошенько, мы находимъ такихъ сочетаній не менѣе семи, и знаки эти слѣдующіе ;48. И такъ можемъ предположить, что ; изображаетъ t, 4 изображаетъ h, а 8 изображаетъ e; мы уже сделали большой шагъ впередъ.

«Мы опредѣлили только одно слово; но одно это слово позволяетъ намъ опредѣлить гораздо более важный пунктъ, а именно — начальныя буквы и окончанія другихъ словъ. Посмотримъ, напримѣръ, предпослѣдній случай, гдѣ встрѣчается сочетание 48, почти въ конце записки. Мы знаемъ, что знакъ ;, который слѣдуетъ за этимъ сочетаніемъ, есть начальная буква другого слова, и изъ шести знаковъ, которые слѣдуютъ за этимъ the — пять намъ очень хорошо известны. Заменимъ-же эти знаки буквами, которыя они изображаютъ, оставивъ мѣсто для неизвѣстной буквы:

t eeth.

«Прежде всего мы должны отдѣлить th, потому что эти двѣ буквы не могутъ встрѣтиться въ словѣ, которое начинается съ t; какую-бы букву азбуки мы ни вставили въ пустое мѣсто этого слова, все не можетъ выйти слово, гдѣ-бы встречалось это th. У насъ остается:

t ее,

и, опять перебравъ всѣ буквы азбуки, чтобы пополнить неизвѣстную букву, мы остановимся на слове tree какъ на единственно-возможномъ оборотѣ. И такъ мы пріобретаемъ новую букву r, которую изображаетъ знакъ ( ; у насъ есть уже два слова, the tree (дерево).

«Немного далѣе мы встречаемъ сочетаніе ; 48 ; предположимъ, что это окончаніе того, что стоитъ передъ этимъ сочетаніемъ. У насъ выйдетъ вотъ что:

the tree ; 4 ( ! ? 3 4 the;

если мы получимъ извѣстные намъ знаки соотвѣтствующими имъ буквами, то получимъ:

the tree thr ! ? З h the.

«Теперь, если вмѣсто неизвѣстныхъ знаковъ мы поставимъ точки, то выйдетъ:

the tree thr… h the.
'

и слово through (черезъ, по, сквозь, за), образуется какъ бы само собою; и мы узнаемъ еще три буквы o, u и g, которыя изображаются знаками:  !, ? и 3.

«Посмотримъ еще внимательно, нѣтъ-ли въ этой запискѣ сочетаній тѣхъ знаковъ, которые намъ уже известны; почти въ началѣ мы находимъ слѣдующее соединеніе:

83 ( 8 8, или: egree.

которое непремѣнно составляетъ часть слова degree, (градусъ); такимъ образомъ мы заключаемъ, что буква d изображается знакомъ !.

здѣсь выходитъ слово thirteen (тринадцать), такъ что у насъ прибавляются ещё двѣ новыя буквы: i и n, изображаемыя знаками 6 и !.

«Перейдемъ къ началу записки; здѣсь мы видимъ:

53 !! †

заменяя опять извѣстные знаки буквами, а неизвѣстные точкою, мы получаемъ слово:

. good

Очевидно, что 5 должно изображать букву a, такъ что два первыя слова въ запискѣ — слѣдующія: a good, (одинъ хорошій, одна хорошая).

«Теперь можно изъ извѣстныхъ намъ буквъ и знаковъ составить табличку.

5 изображаетъ букву a
" d
8 " e
3 " g
4 " h
6 " i
* " n
! " o
( " r
; " t

«И такъ, мы уже знаемъ десять самыхъ главныхъ буквъ; такимъ-же точно образомъ можно узнать и всѣ другія буквы… Теперь а переведу вамъ всю эту записку, какъ сдѣлали-бы вы сами, еслибъ добились до того, что узнали-бы всѣ знаки. Вотъ она:

«A good glass in the bishop’s hostel in the devil’s seat forty-one degrees and thirteen minutes northeast and by north main branch seven limb east side shoot from the death’s-head a be line from the through the shot fifty feet out».

Что значитъ:

«Хорошее стекло въ палатахъ епископа въ стулѣ дьявола сорокъ одинъ градусъ тридцать минутъ сѣверо-сѣверо-востокъ главный стволъ седьмая вѣтвь восточная сторона спустится черезъ лѣвый глазъ мертвой головы линія пчелы отъ дерева черезъ ядро пятьдесятъ футовъ въ длину.»

Вотъ и прочитана записка. Но что значитъ этотъ наборъ словъ и какимъ образомъ Вильямъ понялъ его?

Сначала онъ постарался раздѣлить эту записку на фразы; писавшій ее, какъ видно, старался собрать слова такъ, чтобъ не было замѣтно, гдѣ они раздѣляются, но, такъ какъ онъ былъ, вѣроятно, не слишкомъ-то ловокъ, то писалъ знаки ближе одинъ къ другому именно тамъ, гдѣ одна фраза кончалась, и начиналась другая. Обратите вниманіе на эту догадку Вильяма; она показываетъ глубокое знаніе человѣческаго сердца.

И такъ, Легранъ нашолъ въ запискѣ пять фразъ:

«Хорошее стекло въ палатахъ епископа въ стулѣ дьявола.»

«Сорокъ одинъ градусъ тринадцать минутъ.»

«Сѣверо-сѣверо-востокъ.»

«Главный стволъ седьмая вѣтвь восточная сторона.»

«Спустите черезъ лѣвый глазъ мертвой головы.»

и «Линія пчелы отъ дерева черезъ ядро пятьдесятъ футовъ въ длину.»

Послѣ долгихъ изслѣдованій, Легранъ, съ необыкновенной проницательностью, рѣшилъ такъ:

Онъ прежде всего открылъ въ четырехъ миляхъ на сѣверъ отъ острова старый замокъ, называвшійся «замкомъ Bessop.» Онъ былъ окружонъ скалами, на вершинахъ которыхъ были впадины, извѣстныя подъ именемъ Стула дьявола. Остальное легко было угадать: хорошее стекло означало хорошее зрѣніе; обернувшись на сѣверо-сѣверо-востокъ (41°, 13'), можно было вдали увидѣть огромное дерево, между листьями котораго виднѣлась бѣлая точка — черепъ.

Загадка была отгадана. Вильямъ отправился къ дереву, нашолъ главный стволъ и седьмую вѣтвь на восточной сторонѣ; онъ понялъ, что надо черезъ отверстіе лѣваго глаза въ черепѣ пропустить ядро, и что линія пчелы, или лучше прямая линія проведенная отъ ствола дерева сквозь ядро на разстояніи пятидесяти футовъ покажетъ ему именно то мѣсто, гдѣ зарытъ кладъ.

Онъ сдѣлалъ все по указанію, но только, желая мистифицировать своего друга, вмѣсто ядра употребилъ золотого жука. Такимъ образомъ онъ пріобрѣлъ богатство болѣе чѣмъ въ милліонъ доллеровъ.

Такова эта оригинальная и замѣчательная новелла, поражающая логичностью выводовъ и необыкновенной наблюдательностью автора. Она одна могла бы составить извѣстность американскаго романиста.

По моему мнѣнію, это самая замѣчательная изъ всѣхъ необыкновенныхъ исторій, отлично выражающая талантъ Поэ.

Новелла «Приключенія нѣкоего Ганса Пфаалля» очень интересна. Только я поспѣшу вамъ замѣтить, что въ ней Поэ преступаетъ самые простые, элементарные, физическіе и механическіе законы; это меня очень удивляетъ въ нѣкоторыхъ сочиненіяхъ Поэ; немного подумавъ, авторъ могъ-бы сдѣлать эти исторіи болѣе правдоподобными: но такъ какъ здѣсь мы будемъ читать о путешествіи на луну, то не слѣдуетъ быть слишкомъ взыскательными въ отношеніи средствъ, выбранныхъ для этого путешествія.

Этотъ Гансъ Пфаалль былъ съумашедшій, преступникъ, убійца — мечтатель, если можно такъ выразиться, который чтобъ не платить долговъ, рѣшился отправиться на луну. Въ одно прекрасное утро онъ выѣхалъ изъ Роттердама, предварительно взорвавъ на воздухъ дома, своихъ кредиторовъ, посредствомъ мины, нарочно для этого приготовленной.

Теперь я долженъ разсказать, какимъ образомъ Пфаалль совершилъ это невозможное путешествіе. Для этого онъ наполнилъ свой воздушный шаръ газомъ, который самъ составилъ изъ какого-то металла и очень обыкновенной кислоты. Плотность этаго газа въ тридцать семь разъ менѣе плотности водорода.

Извѣстно, что давленіе воздуха заставляетъ аэростаты подниматься. Если бы воздушный шаръ поднялся до послѣдняго слоя атмосферы, т. е. на высоту около шести тысячъ туазовъ, то онъ непремѣнно-бы остановился, и никакая человѣческая сила не могла-бы заставить его подняться еще. Поэ пускается по этому случаю въ странныя разсужденія, чтобъ доказать, что атмосферу окружаетъ еще какая-то эфирная среда. Эти разсужденія высказываются съ удивительной самоувѣренностью, и изъ нихъ можно вывести, что шаръ этотъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, во все время, пока будетъ подниматься, не дойдетъ до такой высоты, на которой уравновѣсится съ вытѣсняемымъ имъ воздухомъ.

Вотъ начало, но этаго недостаточно. И въ самомъ дѣлѣ, подниматься и все подниматься — хорошо; но надо-же и дышать тоже. Пфаалль беретъ съ собой снарядъ, предназначенный для того, чтобы сгущать окружающій воздухъ, какъ бы рѣдокъ онъ ни былъ, до той степени плотности, въ которой онъ необходимъ для дыханія.

И такъ, этотъ воздухъ надо сгущать, чтобы имъ дышать, а онъ вмѣстѣ съ тѣмъ такъ плотенъ, что можетъ поднимать воздушный шаръ. Вы видите, какъ противорѣчатъ эти факты одинъ другому.

Но, допустивъ возможность всего, что сказано до сихъ поръ, надо согласиться, что путешествіе Пфаалля чудесно и исполнено неожиданныхъ приключеній; аэронавтъ увлекаетъ читателя съ собой, въ высшіе слои воздуха, быстро пересѣкаетъ онъ громовую тучу; на высотѣ девяти съ половиною миль ему кажется, что глаза его, на которыя больше не дѣйствуетъ атмосферическое давленіе, вышли изъ своихъ орбитъ, и что вещи, находящіяся въ лодочкѣ, принимаютъ уродливые и чудовищные размѣры; онъ все продолжаетъ подниматься, съ нимъ дѣлаются спазмы, такъ что онъ принужденъ бросить себѣ кровь перочинымъ ножикомъ, и чувствуетъ тотчасъ облегченіе.

«Съ высоты семнадцати миль, говоритъ Пфаалль, земля представляетъ великолѣпное зрѣлище. На западѣ, на сѣверѣ, на югѣ, видно было безграничное море, повидимому неподвижное, и съ каждой минутой принимавшее все болѣе и болѣе темный голубой цвѣтъ. На востокѣ очень ясно обрисовывались Британскіе острова, западные берега Испаніи и Франціи и небольшая часть сѣверной Африки. Не было никакой возможности увидѣть отдѣльныя зданія, и самые знаменитые города какъ будто исчезли съ лица земли.»

Скоро Пфаалль достигъ высоты двадцати пяти миль и могъ обнять взглядомъ почти 320 часть всей поверхности земли; онъ вынимаетъ снарядъ для сгущенія воздуха, прячется вмѣстѣ съ лодкой въ настоящій каучуковый мѣшокъ, сгущаетъ въ немъ воздухъ, и придумываетъ замысловатый снарядъ, который, посредствомъ капли воды, падающей на лицо Пфаалля, будилъ бы его каждый часъ, чтобы онъ могъ возобновить воздухъ, испорченный отъ дыханія въ этомъ небольшомъ пространствѣ.

День за день, онъ ведетъ журналъ своего путешествія. Онъ отправился съ земли 1 апрѣля; 6-го находится надъ полюсомъ, видитъ огромные сплошныя льдины; горизонтъ его зрѣнія увеличивается вслѣдствіе того, что поверхность земли у полюсовъ не такъ выпукла. 7-го апрѣля онъ находится на высотѣ 7.254 миль.

День ото дня земля стала уменьшаться въ объемѣ; но онъ все не видѣлъ луны, которую заслонялъ отъ него шаръ. 15-го числа онъ услышалъ страшный шумъ, такъ что на нѣсколько минутъ потерялъ сознаніе; впослѣдствіи ужь онъ сообразилъ, что, вѣроятно, аэролитъ пролетѣлъ мимо него. 17-го, посмотрѣвъ внизъ, онъ пришолъ въ ужасъ: ему показалось, что земля вдругъ стала опять увеличиваться. Не лопнулъ-ли его воздушный шаръ? не падаетъ-ли онъ на землю? У Пфаалля колѣни задрожали, губы застучали и волосы стали на головѣ дыбомъ…..

Но судите о его радости, когда онъ, разсудивъ хладнокровно, понялъ, что этотъ огромный шаръ подъ его ногами, къ которому онъ быстро приближался — была луна во всемъ своемъ величіи!

Во время его сна воздушный шаръ перевернулся и теперь опускался на блестящее свѣтило, горы котораго извергали волканическую лаву.

19-го апрѣля, въ противность новѣйшимъ открытіямъ, доказывающимъ совершенное отсутствіе атмосферы вокругъ луны, Пфаалль замѣтилъ, что окружающій воздухъ становился все гуще и гуще; работа его сгустительнаго снаряда значительно уменьшилась, онъ даже могъ вылезть изъ каучуковаго мѣшка. Скоро онъ почувствовалъ, что падаетъ съ страшною быстротой; онъ быстро сбросилъ свой баластъ и всѣ вещи, которыя были въ лодочкѣ, и наконецъ, «какъ ядро, упалъ въ самую середину города, имѣвшаго фантастическій видъ, и очутился въ толпѣ некрасивыхъ маленькихъ людей, изъ которыхъ ни одинъ не произнесъ ни слова и не поспѣшилъ подать ему помощь.»

Путешествіе продолжалось девятнадцать дней, и Пфаалль сдѣлалъ приблизительно 231,920 миль. Посмотрѣвъ на землю, онъ нашолъ, что она «имѣетъ видъ большого, темнаго мѣднаго щита, имѣвшаго два градуса въ діаметрѣ, неподвижнаго въ небесахъ; на одной сторонѣ этого щита блестѣла золотая полоса. На землѣ нельзя было увидѣть ни моря, ни материка, и «она была покрыта разнообразными пятнами и какъ-бы опоясана тропиками и экваторомъ.»

Этимъ оканчиваются странныя приключенія Ганса Пфаалля: какимъ образомъ узналъ о нихъ бургомистръ города Роттердама, Мингеръ Супербусъ-Фонъ-Ундердукъ? — ни болѣе, ни менѣе какъ отъ жителя луны, посланника отъ самого Ганса, желавшаго возвратиться на землю. Если его помилуютъ, то онъ обещалъ сообщить свои любопытныя наблюденія надъ новой планетой, «о быстрыхъ переходахъ отъ холода къ жару: объ этомъ безпощадномъ и жгучемъ солнечномъ свѣтѣ, который продолжается пятнадцать дней, и о суровомъ, ледяномъ холодѣ, который продолжался въ слѣдующіе за жарами пятнадцать дней; о племенахъ живущихъ на лунѣ, о ихъ нравахъ, обычаяхъ, политическихъ учрежденіяхъ; о ихъ особенной организаціи, ихъ уродливости, объ отсутствии у нихъ ушей, какъ ненужныхъ органовъ въ такъ странно-измененной атмосферѣ, и, вслѣдствіе этого, о ихъ неумѣніи говорить; о странномъ способѣ передавать другъ-другу мысли, замѣняющемъ разговоръ; о непонятной связи, существующей между жителями луны и жителями земли, такой-же связи, какая существуетъ между движеніями земли и луны, вслѣдствіе которой существованіе и судьба жителей одной изъ нихъ похожи на существованіе жителей другой, и, что важнѣе всего, о странныхъ тайнахъ другого полушарія луны, которое, благодаря премудрости Божіей, никогда не повернется къ намъ и не подвергнется наблюденіямъ въ телескопъ.»

Представьте себѣ, любезныя читательницы, какія великолѣпныя страницы могъ-бы написать Эдгаръ Поэ обо всемъ этомъ! Но онъ предпочелъ остановиться на этомъ; онъ даже оканчиваетъ свою новеллу, доказывая, что она не больше, какъ шутка. Онъ жалѣетъ, и мы пожалѣемъ вмѣстѣ съ нимъ, что еще не написана этнографическая и физическая исторія луны; пока не найдется смѣльчакъ, который-бы предпринялъ это, мы ничего не узнаемъ о своеобразной организаціи жителей луны, о способѣ ихъ передавать другъ-другу мысли и въ особенности о соотношеніи, существующемъ между ими и нами.

Теперь мнѣ остается только назвать вамъ еще некоторыя изъ сочиненій и новеллъ Эдгара Поэ; вотъ они: Рукопись, найденная въ бутылкѣ, фантастическій разсказъ о кораблекрушеніи и спасеніи людей, потерпѣвшихъ его, чудеснымъ кораблемъ, которымъ управляли тѣни; Поѣздка къ Мэльштрому, безумная поѣздка, предпринятая лофоденскими рыбаками; Правда о случаѣ съ г-мъ Вольдемаромъ, разсказъ, въ которомъ умирающій засыпаетъ магнетическимъ сномъ и этимъ избавляется отъ смерти; Черная кошка, исторія убійцы, преступленіе котораго было открыто кошкой, нечаянно зарытой вмѣстѣ съ убитымъ, Человѣкъ изъ толпы, исключительная личность, которая живетъ только въ толпѣ, и за которою удивленный, тронутый и невольно-увлеченный Поэ слѣдитъ въ Лондонѣ съ самаго утра во время дождя и тумана, въ многолюдныхъ улицахъ, на шумныхъ рынкахъ, въ отдаленныхъ частяхъ города, гдѣ собираются пьяницы, словомъ всюду, гдѣ есть толпа; и наконецъ Паденіе дома Usher — ужасное происшествіе съ одной молодой дѣвушкой, которую хоронятъ, думая, что она умерла, и которая потомъ оживаетъ.

Я окончу это перечисленіе его сочиненій обозрѣніемъ разсказа, называемаго Недѣля съ тремя воскресными днями. Содержаніе его не такъ печально, но все-таки очень странно. Какъ могло въ одной недѣлѣ быть три воскресенья? для трехъ человѣкъ это могло случиться, и Поэ доказываетъ это. Земля имѣетъ двадцать пять тысячъ миль въ окружности и поворачивается вокругъ своей оси съ востока на западъ въ двадцать четыре часа; значитъ, въ часъ она дѣлаетъ почти тысячу миль. Предположимъ, что одинъ изъ этихъ трехъ человѣкъ отправляется изъ Лондона и дѣлаетъ тысячу миль на западъ; онъ видитъ восходъ солнца часомъ ранѣе, чѣмъ другой, который останется на мѣстѣ. Если онъ сдѣлаетъ еще тысячу миль, то увидитъ солнце двумя часами ранѣе. Къ концу своего кругосвѣтнаго путешествія, возвратившись опять въ Лондонъ, онъ цѣлымъ днемъ опередитъ того, который оставался въ Лондонѣ. Еслибы третій человѣкъ совершилъ такое-же путешествіе, на тѣхъ-же условіяхъ, но только въ противуположную сторону, т. е. на востокъ, то по возвращеніи своемъ онъ отсталъ-бы на одинъ день; что случится съ этими тремя людьми, если они соберутся въ одномъ пунктѣ въ воскресенье? Для перваго изъ нихъ воскресенье было вчера, для втораго — сегодня, а для третьяго будетъ завтра.

_________

IV. Приключенія Артура Гордона Пима. — Огюстъ Барнаръ. — Брикъ Грампусъ. — Потаенное мѣсто въ трюмѣ. Бѣшеная собака. — Кровавое письмо. — Возмущеніе и убійства. — Привидѣніе на палубѣ. — Корабль смерти. — Кораблекрушеніе. — Мученія голода. — Путешествіе въ южному полюсу. — Новые люди. — Необыкновенный островъ. — Заживо погребенныя. — Большой человѣческій призракъ. — Заключеніе.

Наконецъ я перехожу къ роману, которымъ заканчивается это обозрѣніе сочиненій Поэ. Онъ длиннѣе самыхъ длинныхъ его новеллъ и называется «Приключеніе Артура Гордона Пима въ этомъ романѣ много чисто-драматическихъ сценъ, которыя еще нигдѣ не встрѣчались.

Поэ начинаетъ съ того, что приводитъ письмо Гордона Пима, въ которомъ послѣдний говоритъ, что приключенія его вовсе не выдуманы и совершенно несправедливо приписываются Поэ; не говоря о достовѣрности ихъ, посмотримъ только вѣроятны-ли они.

Гордонъ Пимъ разсказываетъ самъ.

Съ самаго дѣтства онъ имѣлъ страсть къ путешествіямъ, и, не смотря на одинъ несчастный случай, чуть-было не стоившій ему жизни, онъ задумалъ однажды, противъ воли своихъ родныхъ, взять мѣсто на бригѣ Грампусѣ, который долженъ былъ отправиться на ловлю китовъ.

Одинъ изъ его друзей, Огюстъ Барнаръ, принадлежавшій къ экипажу брига, помогаетъ осуществленію его плана и приготовляетъ потаенное мѣсто въ трюмѣ, где Гордонъ долженъ скрываться до отплытія корабля. Все приводится въ исполненіе безъ всякихъ затрудненій, и наш герой вскорѣ замѣчаетъ, что бригъ тронулся! Однако, послѣ трехъ дней заключенія его умъ начинаетъ мѣшаться, ноги страдаютъ отъ судорогъ, и, ко всему этому, провизія его портится. Время все идетъ, а Огюстъ не является; заключенный начинаетъ сильно безпокоиться.

Поэ съ большимъ искусствомъ описываетъ галлюцинаціи, бредъ, физическія и нравственныя страданія несчастнаго. Уже онъ лишился языка и мысли его путались; въ эту минуту отчаянія онъ вдругъ почувствовалъ, что къ груди его прикоснулись лапы какого-то огромнаго животнаго, свѣтящіеся глаза котораго прямо устремились на него. Голова Пима закружилась, и онъ былъ уже близокъ къ помѣшательству, какъ вдругъ ласки и знаки привязанности со стороны животнаго успокоили его, и онъ узналъ въ ужасномъ животномъ Тигра, свою ньюфоундлендскую собаку, которая прибѣжала за нимъ на корабль.

Тигръ былъ его другомъ и товарищемъ въ теченіе семи лѣтъ; къ Гордону возвратилась надежда, и онъ сталъ приводить свои мысли въ порядокъ; къ сожаленію, онъ забылъ счетъ времени, и не могъ сосчитать, сколько дней прошло съ тѣхъ поръ, какъ онъ попалъ въ трюмъ.

У него была сильная лихорадка, и, къ довершенію горя, въ его кружкѣ совсѣмъ не было воды; онъ рѣшился, во что-бы то ни стало, отправиться на верхъ; но качка разбрасывала въ разныя стороны дурно-прикрѣпленные ящики съ товаромъ, и потому каждую минуту надо было опасаться, что проходъ будетъ ими заваленъ. Однако, послѣ безконечныхъ усилій, Гордонъ добрался, наконецъ, до траппа; но напрасно старался онъ открыть его при помощи своего ножа: успѣха не было. Сходя съ ума отъ отчаянія, умирая отъ усталости, онъ едва-едва добрался до своей каморки и тамъ упалъ на полъ.

Тигръ старался утѣшить его своими ласками; но вышло только то, что животное испугало своего господина; оно стало глухо выть, и Гордонъ, протягивая къ нему руку, постоянно замѣчалъ, что Тигръ лежитъ на спинѣ, съ поднятыми кверху лапами.

Вы замѣчаете, какимъ послѣдовательнымъ рядомъ фактовъ дѣйствуетъ Поэ на читателя, приготовляя его къ дальнейшимъ сцѣнамъ; въ самомъ дѣлѣ, можно всему повѣрить, всего ожидать, когда приходиться съ ужасомъ читать заглавіе слѣдующей главы: Тигръ взбѣсился! Просто нѣтъ силъ продолжать чтеніе книги.

Между тѣмъ Гордонъ, лаская Тигра, ощупалъ небольшой свертокъ бумаги, привязанный ниткой подъ плечомъ животнаго: тщетно отыскивая спички, онъ наконецъ досталъ немного фосфору, который, послѣ сильнаго тренія, загорѣлся блѣднымъ огнемъ. При свѣтѣ его онъ успѣлъ прочесть конецъ одной строчки, именно слѣдующія слова «…. кровь. — Не выходите; отъ этого зависишь ваша жизнь.»

Кровь! Это слово, и въ такомъ положеніи! Тогда только, при свѣтѣ фосфора, онъ замѣтилъ, какая странная перемѣна произошла съ Тигромъ! Онъ болѣе уже не сомнѣвался, что лишеніе воды довело его до бѣшенства. Теперь, какъ только у него явилось желаніе покинуть свою каморку, собака повидимому старалась загородить ему дорогу. Тогда крайне-испуганный Гордонъ плотно застегнулъ свой сюртукъ, желая предохранить себя отъ укушеній животнаго, и вступилъ съ нимъ въ отчаянную борьбу; онъ одолѣлъ собаку и успѣлъ запереть ее въ ящикъ; но послѣ этого онъ упалъ въ обморокъ. Изъ этого состоянія его вывелъ голосъ, который шопотомъ произнесъ его имя. Возлѣ него стоялъ Огюстъ и подносилъ къ губамъ своего друга бутылку съ водой.

Что-же случилось на палубѣ? Произошло возмущеніе экипажа, кончившееся убійствомъ капитана и двадцати-одного матроса. Огюстъ спасся, благодаря только заступничеству Петерса, моряка, одареннаго необыкновенною силой. Послѣ этой ужасной сцены, Грампусъ продолжалъ свое плаваніе; разсказъ о его приключеніяхъ, какъ говоритъ романистъ, будетъ содержать въ себѣ случаи, совершенно выходящіе изъ ряда обыкновенныхъ и изъ предѣловъ того, чему вѣрятъ люди, а потому я продолжаю его, не ожидая, что мнѣ повѣрять, и возлагая только надежду на время и на успѣхи науки, которые подтвердятъ наиболее важные и невѣроятные изъ моихъ разсказовъ."

Бунтовщики имѣли двухъ начальниковъ: лейтенанта и Петерса, которые ненавидѣли другъ друга. Извлекая выгоду изъ этаго раздора, Барнаръ сообщаетъ Петерсу, число приверженцевъ котораго съ каждымъ днемъ уменьшается, о присутствіи Гордона на кораблѣ. Тогда они задумываютъ овладѣть кораблемъ. Смерть одного матроса даетъ имъ возможность осуществить этотъ планъ: Гордонъ будетъ представлять тѣнь покойнаго, приходящую съ того свѣта; эффектъ, произведенный этимъ явленіемъ, послужитъ въ пользу заговорщиковъ.

Такъ и случилось; появленіе тѣни произвело потрясающее впечатлѣніе; началась борьба, окончившаяся торжествомъ Петерса и двухъ его товарищей, которымъ помогалъ Тигръ. Они одни остались на кораблѣ; изъ противной партіи уцѣлѣлъ только одинъ матросъ, Паркеръ, который и присоединился къ нимъ.

Но тогда вдругъ поднялась страшная буря; отъ сильнаго вѣтра корабль легъ на бокъ, и спасти, пришедшія въ безпорядокъ отъ наклоненія, нѣсколько времени держали его въ этомъ положеніи: но скоро, однако, онъ немного приподнялся.

Потомъ наступаютъ страшныя сцены голода, описанныя съ большимъ искусствомъ; въ минуту самыхъ тяжкихъ страданій происходитъ случай, повергающій всѣхъ въ ужасъ. Несчастные замечаютъ на морѣ большую, окрашенную чорной краской, гоэлету, голландской постройки, приближающуюся къ нимъ. Сначала она идетъ тихо, потомъ удаляется и опять возвращается; она, какъ будто, не имѣетъ опредѣленнаго пути. Но вотъ она приблизилась къ Грампусу на разстояніе двадцати футовъ, и несчастные мореплаватели увидѣли, что палуба гоэлеты покрыта трупами и что на ней нѣтъ ни одного живаго существа, за исключеніемъ во́рона, который одинъ бродитъ среди мертвецовъ. Потомъ странный корабль удалился, повинуясь своей страшной судьбѣ.

Въ слѣдующіе за тѣмъ дни мученія голода и жажды удвоились. Страданія путешественниковъ на Медузѣ даютъ только слабое понятіе о томъ, что происходило на Грампусѣ. Тутъ хладнокровно разсуждали о необходимости утолить свой голодъ человѣческимъ мясомъ и бросили наконецъ жребій, кому быть съѣденнымъ; судьба была противъ Паркера.

Такъ промучились несчастные до 4-го августа; Барнаръ умиралъ отъ истощенія; судно, повинуясь какой-то непреодолимой силѣ, мало по малу переворачивалось и остановилось наконецъ килемъ вверхъ; Гордонъ и Петерсъ схватились за него: они немного утолили свой голодъ, потому что киль былъ покрытъ густымъ слоемъ моллюсковъ, которые доставили имъ превосходную пищу; но воды все-таки не было.

Наконецъ, 6-го августа они были несказанно обрадованы, когда къ нимъ подъѣхала гоэлета Jane Guy, ѣхавшая изъ Ливерпуля; капитанъ Guy взялъ ихъ на корабль. Наши три несчастливца узнали тогда, что ихъ унесло вѣтромъ почти на 25 градусовъ отъ севера къ югу.

Гоэлета Jane Guy отправлялась въ Южный Океанъ ловить тюленей, и 10-го октября бросила якорь у острова Отчаянія, Christmas Harbour.

12-го ноября она выѣхала оттуда и въ 15 дней приблизилась къ островамъ Тристанъ d’Акунья; 12-го декабря капитанъ Guy отправилъ къ полюсу развѣдку; Поэ очень интересно разсказываетъ объ открытіи этихъ морей, о попыткахъ знаменитаго Веделя, ошибки котораго нашъ Dumont d’Urville такъ хорошо обличилъ въ время своихъ путешествий на корабляхъ: въ Astrolabe, и Zélée.

18-го января матросы вытащили тѣло страннаго животнаго, по всемъ вѣроятіямъ водившагося на землѣ.

«Оно имѣло три фута въ длину и шесть дюймовъ въ вышину; ноги его были очень коротки, и ярко-пурпуровыя когти напоминали кораллъ. Все тѣло его было покрыто гладкой, шелковистой, совершенно бѣлой шерстью. Хвостъ, длиною въ полтора фута, былъ тонокъ, какъ у крысы. Голова напоминала кошачью, за исключеніемъ ушей, который висѣли внизъ, какъ у собаки. Зубы были такіе-же красные, какъ и когти.»

19-го января они открыли землю на 83-мъ градусѣ широты; дикіе, новые люди, чорные какъ смоль, выбѣжали посмотреть на гоэлету, принимая ее, вѣроятно, за живое существо. Ободренный привѣтливымъ видомъ туземцевъ, капитанъ Guy рѣшился проникнуть во внутренность страны: онъ взялъ съ собой двѣнадцать хорошо-вооруженныхъ моряковъ, и послѣ трехъ-часовой ходьбы дошолъ до селенія Клокъ-Клокъ. Гордонъ тоже участвовалъ въ этой экспедиціи.

«Съ каждымъ шагомъ, который мы дѣлали въ этой странѣ говоритъ онъ, мы все болѣе и болѣе убѣждались, что находимся на землѣ, которая существенно отличается отъ всѣхъ другихъ странъ.»

И дѣйствитѣльно, деревья здѣсь совсѣмъ не были похожи на растенія жаркаго пояса, скалы были странной формаціи, а вода представляла странныя явленія.

«Не смотря на то, что она была такъ-же чиста, какъ известковая она не была светла, какъ обыкновенная вода, и отливала пурпуромъ.»

Животныя въ этой странѣ, по крайнѣй мѣрѣ съ перваго взгляда, не имѣли никакого сходства со всѣми извѣстными намъ животными.

Экипажъ Jane Guy и туземцы жили между собой въ добромъ согласіи. Было рѣшено предпринять второе путешествіе во внутренность страны; шесть человѣкъ остались на гоэлетѣ, а остальные отправились въ путь. Сопровождаемые дикими, они вступили въ ускія и извилистыя долины. Съ одной стороны возвышалась скалистая стѣна, испещренная трещинами, которыя обратили на себя вниманіе Гордона.

Пока онъ любовался ими вмѣсте съ Петерсомъ и Вильсономъ:

«Я вдругъ почувствовалъ, говоритъ онъ, сильный толчокъ, какого до тѣхъ поръ никогда въ жизни не испытывалъ; мнѣ показалось, что потрясены всѣ основанія земли и что приближается конецъ міра.»

Они были заживо погребены; когда Петерсъ и Гордонъ пришли въ себя, то увидѣли, что Вильсонъ раздавленъ; оба они находились въ серединѣ холма; дикіе сбросили на нихъ огромную глыбу земли и задавили всѣхъ моряковъ, за исключеніемъ Петерса и Гордона. Они принялись прорывать себе дорогу и наконецъ сквозь вырытое отверстіе увидѣли огромную толпу туземцевъ, которые нападали на гоэлету, отбивавшуюся пушечными выстрѣлами; но вдругъ гоэлета вспыхнула, потому что дикіе подожгли ее, и взлетѣла на воздухъ; отъ этого страшнаго взрыва погибли тысячи людей.

Нѣсколько дней Гордонъ и Петерсъ проживали въ этомъ лабиринтѣ, питаясь орѣхами. Наконецъ, послѣ нечеловѣческихъ усилій, Петерсъ и Гордонъ вышли въ долину; преслѣдуемые бѣшеной толпой дикихъ, они добѣжали до берега, гдѣ, къ счастію, нашли лодку, въ которой сидѣлъ одинъ только туземецъ, и пустились въ открытое море.

И вотъ они въ антарктическомъ океанѣ, «необъятномъ и пустынномъ, въ легкой лодочкѣ, и весь запасъ ихъ пищи состоитъ изъ трехъ черепахъ.»

Они устроили родъ паруса изъ своихъ рубахъ: видъ холста очень непріятно дѣйствовалъ на ихъ пленника, который никакъ не могъ рѣшиться до него дотронуться и, казалось, имѣлъ отвращеніе отъ бѣлаго; между тѣмъ они продолжали свое плаваніе и вошли въ страну чудѣсъ и удивительныхъ явленій.

«Высокая стѣна легкаго сѣраго тумана безпрестанно появлялась на югѣ; по ней порой проходили свѣтлыя блестящія полосы, которыя перебѣгали съ востока на западъ и потомъ опять собирались въ одно мѣсто.»

Но что еще болѣе поразило ихъ, такъ это то, что температура моря все повышалась и скоро стала невыносима; молочный цвѣтъ его сталъ еще явственнѣе.

Гордонъ и Петерсъ узнали наконецъ отъ своего плѣнника, что страшный островъ, съ котораго они бѣжали, назывался Тсалаль; у бѣдняги дѣлались судороги всякій разъ, какъ къ нему подносили что-нибудь бѣлое.

Скоро море сильно заволновалось, а сѣрая стѣна тумана на югѣ стала странно сверкать.

«Бѣлая, очень тонкая пыль, похожая на золу, падала въ лодку до тѣхъ поръ, пока этотъ паръ или туманъ не пересталъ сверкать и море не успокоилось.»

Такъ было впродолженіе нѣсколькихъ дней; забвеніе и внезапная безпечность овладѣвали несчастными; руки не выносили жара горячей морской воды.

Теперь я приведу конецъ этаго страннаго разсказа: «9-го марта. — Вещество, похожее на золу, какъ-бы дождемъ падало на насъ въ огромномъ количествѣ. Туманная стѣна на югѣ высоко поднялась надъ горизонтомъ и начала принимать опредѣленныя формы. Я могу сравнить ее развѣ только съ безграничнымъ водопадомъ, безмолвно катящимся въ море съ огромнаго вала въ небесахъ. И дѣйствительно, не слышно было ни малѣйшаго шума.

«21-го марта. — Насъ окружала зловѣщая тьма: но не смотря на это, мутная вода океана блестѣла и освѣщала даже края нашей лодки. Бѣлая, похожая на золу, пыль просто осыпала насъ и наполняла лодку, но быстро таяла въ водѣ. Очевидно было, что мы приближаемся къ страшной туманной стѣнѣ; отъ времени до времени появлялись на ней огромныя, сіяющія разсѣлины, но онѣ скоро исчезали, и сквозь эти разсѣлины, за которыми виднѣлись неясные образы, дулъ сильный вѣтеръ, безъ всякаго шума, и волновалъ пылающій океанъ.

«22-го марта. — Мракъ еще болѣе увеличивался и умѣрялся теперь только блескомъ водъ, который освѣщалъ и огромную бѣлую занавѣсь передъ нами. Стаи какихъ-то огромныхъ птицъ, синевато-бѣлаго цвета, вылетали изъ-за этой страшной занавѣси… Вдругъ насъ бросило въ самую середину страшнаго водопада, въ которомъ разверзлась бездна, какъ бы для того, чтобъ мы въ нее упали. Но въ одно мгновенье передъ нами появилась человѣческая фигура огромныхъ размѣровъ, завернутая въ покрывало. Цвѣтъ кожи этого человѣка былъ бѣлый, какъ снѣгъ»…

Такъ оканчивается этотъ разсказъ. Надо, однакожь, полагать, что Гордонъ Пимъ благополучно спасся отъ всѣхъ этихъ ужасовъ, потому что самъ онъ описываетъ это; но онъ умеръ не окончивъ своихъ записокъ.

Поэ, повидимому, очень жалѣетъ объ этомъ, но не беретъ на себя трудъ окончить разсказъ.

Вотъ краткій обзоръ главныхъ сочиненій американскаго романиста; не былъ ли я правъ, называя ихъ странными и сверхестественными? Не создалъ ли онъ дѣйствительно новый родъ въ литературѣ, происходящій, если можно такъ выразиться, отъ чрезмѣрной чувствительности его мозга.

Оставивъ въ сторонѣ непонятное, надо удивляться, въ сочиненіяхъ Поэ, новости положеній, выбору мало-известныхъ фактовъ, его умѣнью наблюдать болѣзненныя ощущенія въ человѣкѣ, выбору сюжетовъ въ его сочиненіяхъ, его героямъ, всегда отличающимся болѣзненнымъ нервнымъ темпераментомъ. И между тѣмъ, не смотря на все невозможное, его описанія иногда до того правдоподобны, что читатель невольно вѣритъ имъ.

Позвольте мнѣ теперь обратить ваше вниманіе на матеріалистическую сторону его исторій; въ нихъ никогда не замѣтно вмѣшательства провиденія. Поэ, повидимому, не признаетъ его, и старается все объяснить физическими, законами, которые при нуждѣ, самъ выдумываетъ. Но если онъ матеріалистъ, то это скорѣе вслѣдствіе вліянія чисто-практическаго и промышленнаго направленія общества, въ Соединенныхъ штатахъ, чѣмъ вслѣдствіе особенностей его темперамента; онъ писалъ, думалъ и мечталъ, какъ американецъ, человѣкъ положительный.

По этимъ необыкновеннымъ исторіямъ можно судить, въ какомъ возбужденномъ состояніи постоянно находился Эдгаръ Поэ; къ несчастію, его натура не вынесла этого, и онъ заболѣлъ страшной алькоголической болѣзнью, которую такъ хорошо назвалъ и отъ которой онъ умеръ.

_________


  1. В ранних биографиях Эдгара По многие факты ошибочны, как то: неправильно указана дата рождения писателя, некоторые другие даты его жизни, упоминаются выдуманные, вероятно самим По, путешествия в Грецию и Петербург и пр. Эти ошибки были исправлены последующими биографами По. (Прим. ред.)
  2. Иллюстрации соответствуют источнику (Прим. ред.)
  3. Пиратъ этотъ дѣйствительно существовалъ. Куперъ часто упоминаетъ о немъ въ своихъ романахъ.