Эдуардъ Дауденъ. Исторія французской литературы. Переводъ съ англійскаго. Изд. Л. Ф. Пантелѣева. Спб., 1902.[править]
Въ книгѣ Даудена русскіе читатели получаютъ уже вторую общедоступную исторію французской литературы, написанную англичаниномъ. Но трудъ Даудена, конечно, неизмѣримо значительнѣе книжки Сентесбери. Имя автора достаточно извѣстно, чтобы новая работа его возбудила надежды, и она осуществляетъ ихъ въ полной мѣрѣ. Это не значитъ, конечно, что она обогащаетъ науку; она ставитъ себѣ иныя задачи. Когда выдающійся научный работникъ, какъ Дауденъ, извѣстный самостоятельными трудами въ другой области историко-литературныхъ изысканій, берется изложить въ общедоступной формѣ полную исторію чужой литературы, — поскольку для англичанина можетъ быть чужда старая французская литература, — которою онъ спеціально не занимался, наши требованія пріобрѣтаютъ особый характеръ. Мы откажемся отъ надеждъ встрѣтить въ его книгѣ новые взгляды и опыты перерѣшенія общепринятыхъ положеній, но мы можемъ разсчитывать встрѣтить здѣсь исчерпывающее знакомство съ лучшими пособіями, умѣніе разобраться въ нихъ и самостоятельность въ выборѣ матеріала. Это мы и имѣемъ въ книгѣ Даудена, Онъ самъ въ предисловіи настаиваетъ на компилятивномъ характерѣ своей работы и, пожалуй, извѣстная книга Лансона отразилась на его работѣ даже въ большей степени, чѣмъ это допустимо для писателя съ именемъ Даудена. Но онъ отлично сдѣлалъ свою компиляцію, изложилъ весь матеріалъ живо, полно и интересно, и мы затруднились бы указать русскому читателю лучшее пособіе для начальнаго знакомства съ исторіей французской литературы. Рѣчь могла бы идти лишь о трудѣ Лансона, но онъ слишкомъ обширенъ и предъявляетъ уже повышенныя требованія къ читателю. Къ тому же въ книгѣ Даудена мы найдемъ какъ разъ то, недостатокъ чего, быть можетъ, болѣе отвѣчаетъ научнымъ требованіямъ, но слишкомъ расходится съ привычками и требованіями средняго читателя, а именно біографическій элементъ. Дауденъ пользуется имъ очень умѣло, оживляя изложеніе, связывая его съ психологической оцѣнкой литературнаго достоянія писателя и въ то же время не злоупотребляя имъ, въ ущербъ исторіи литературныхъ движеній, не обращая исторію словесности въ серію скрѣпленныхъ между собою писательскихъ жизнеописаній и характеристикъ. Остается пожалѣть, что у автора не хватило, по его признанію, смѣлости довести свою работу до нашего времени; онъ ограничилъ ее концомъ прошлаго вѣка — эпохой упадка романтизма, полагая, что литература недавнихъ лѣтъ есть скорѣе предметъ современной критики, чѣмъ историческаго изученія. Спорить съ этимъ трудно, но трудно отказаться отъ желанія видѣть въ заключеніи цѣльнаго обзора обширной и плодотворной исторіи, если не тѣ результаты, къ которымъ она привела, то хоть тѣ ступени развитія, которыя она проходила за послѣднее время.