Владимир Маяковский
Я сам[править]
Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах.
Том первый. 1912—1917
Подготовка текста и примечания В. А. Катаняна ГИХЛ, М., 1955
Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном — только если это отстоялось словом.
Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, — каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помню только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то «доряне». Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же — «Сие написано 2 мая. Павловск Фонтаны» — дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии.
Родился 7 июля 1894 года (или 93 — мнения мамы и послужного списка отца расходятся. Во всяком случае не раньше). Родина — село Багдады, Кутаисская губерния, Грузия.
Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.
Мама: Александра Алексеевна.
Сестры:
а) Люда.
б) Оля.
Других Маяковских, повидимому, не имеется.
Понятия живописные. Место неизвестно. Зима. Отец выписал журнал «Родина». У «Родины» «юмористическое» приложение. О смешных говорят и ждут. Отец ходит и поет свое всегдашнее «алон занфан де ля по четыре». «Родина» пришла. Раскрываю и сразу (картинка) ору: «Как смешно! Дядя с тетей целуются». Смеялись. Позднее, когда пришло приложение и надо было действительно смеяться, выяснилось — раньше смеялись только надо мной. Так разошлись наши понятия о картинках и о юморе.
Понятия поэтические. Лето. Приезжает масса. Красивый длинный студент — Б. П. Глушковский. Рисует. Кожаная тетрадища. Блестящая бумага. На бумаге длинный человек без штанов (а может, в обтяжку) перед зеркалом. Человека зовут «Евгенионегиным». И Боря был длинный, и нарисованный был длинный. Ясно. Борю я и считал этим самым «Евгенионегиным». Мнение держалось года три.
Практические понятия. Ночь. За стеной бесконечный шепот папы и мамы. О рояли. Всю ночь не спал. Свербила одна и та же фраза. Утром бросился бежать бегом: «Папа, что такое рассрочка платежа?» Объяснение очень понравилось.
Лето. Потрясающие количества гостей. Накапливаются именины. Отец хвастается моей памятью. Ко всем именинам меня заставляют заучивать стихи. Помню — специально для папиных именин:
Как-то раз перед толпою
Соплеменных гор…
«Соплеменные» и «скалы» меня раздражали. Кто они такие, я не знал, а в жизни они не желали мне попадаться. Позднее я узнал, что это поэтичность, и стал тихо ее ненавидеть.
Первый дом, воспоминаемый отчетливо. Два этажа. Верхний — наш. Нижний — винный заводик. Раз в году — арбы винограда. Давили. Я ел. Они пили. Все это территория стариннейшей грузинской крепости под Багдадами. Крепость очетыреугольнивается крепостным валом. В углах валов — накаты для пушек. В валах бойницы. За валами рвы. За рвами леса и шакалы. Над лесами горы. Подрос. Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось — это Россия. Тянуло туда невероятнейше.
Лет семь. Отец стал брать меня в верховые объезды лесничества. Перевал. Ночь. Обстигло туманом. Даже отца не видно. Тропка узейшая. Отец, очевидно, отдернул рукавом ветку шиповника. Ветка с размаху шипами в мои щеки. Чуть повизгивая, вытаскиваю колючки. Сразу пропали и туман и боль. В расступившемся тумане под ногами — ярче неба. Это электричество. Клепочный завод князя Накашидзе. После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.
Учила мама и всякоюродные сестры. Арифметика казалась неправдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали, и я всегда давал без счета. На Кавказе фруктов сколько угодно. Читать выучился с удовольствием.
Какая-то «Птичница Агафья». Если б мне в то время попалось несколько таких книг — бросил бы читать совсем. К счастью, вторая — «Дон-Кихот». Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее.
Переехали. Из Багдад в Кутаис. Экзамен в гимназию. Выдержал. Спросили про якорь (на моем рукаве) — знал хорошо. Но священник спросил — что такое «око». Я ответил: «Три фунта» (так по-грузински). Мне объяснили любезные экзаминаторы, что «око» — это «глаз» по-древнему, церковнославянскому. Из-за этого чуть не провалился. Поэтому возненавидел сразу — все древнее, все церковное и все славянское. Возможно, что отсюда пошли и мой футуризм, и мой атеизм, и мой интернационализм.
Приготовительный, 1-й и 2-й. Иду первым. Весь в пятерках. Читаю Жюля Верна. Вообще фантастическое. Какой-то бородач стал во мне обнаруживать способности художника. Учит даром.
Увеличилось количество газет и журналов дома. «Русские ведомости», «Русское слово», «Русское богатство» и прочее. Читаю все. Безотчетно взвинчен. Восхищают открытки крейсеров. Увеличиваю и перерисовываю. Появилось слово «прокламация». Прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков.
Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:
Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат,
скорей брось винтовку на землю.
И еще какое-то, с окончанием:
…а не то путь иной —
к немцам с сыном, с женой и с мамашей…
(о царе).
Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове.
Не до учения. Пошли двойки. Перешел в четвертый только потому, что мне расшибли голову камнем (на Рионе подрался), — на переэкзаменовках пожалели. Для меня революция началась так: мой товарищ, повар священника — Исидор, от радости босой вскочил на плиту — убили генерала Алиханова. Усмиритель Грузии. Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо. Воспринимаю живописно: в черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты.
Речи, газеты. Из всего — незнакомые понятия и слова. Требую у себя объяснений. В окнах белые книжицы. «Буревестник». Про то же. Покупаю все. Вставал в шесть утра. Читал запоем. Первая: «Долой социал-демократов». Вторая: «Экономические беседы». На всю жизнь поразила способность социалистов распутывать факты, систематизировать мир. «Что читать?» — кажется, Рубакина. Перечел советуемое. Многое не понимаю. Спрашиваю. Меня ввели в марксистский кружок. Попал на «Эрфуртскую». Середина. О «лумпенпролетариате». Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечий комитет.
Фигурой нравился Лассаль. Должно быть, оттого, что без бороды. Моложавей. Лассаль у меня перепутался с Демосфеном. Хожу на Рион. Говорю речи, набрав камни в рот.
По-моему, началось со следующего: при панике (может, разгоне) в демонстрацию памяти Баумана мне (упавшему) попало большущим барабанищем по голове. Я испугался, думал — сам треснул.
Умер отец. Уколол палец (сшивал бумаги). Заражение крови. С тех пор терпеть не могу булавок. Благополучие кончилось. После похорон отца — у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было.
Лучше всего — Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи — нефть, а дальше степь. Пустыня даже.
Остановились в Разумовском. Знакомые сестры — Плотниковы. Утром паровиком в Москву. Сняли квартиренку на Бронной.
С едами плохо. Пенсия — 10 рублей в месяц. Я и две сестры учимся. Маме пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты. Помню — первый передо мной «большевик» Вася Канделаки.
Послан за керосином. 5 рублей. В колониальной дали сдачи 14 рублей 50 копеек; 10 рублей — чистый заработок. Совестился. Обошел два раза магазин («Эрфуртская» заела). — Кто обсчитался, хозяин или служащий, — тихо расспрашиваю приказчика. — Хозяин! — Купил и съел четыре цукатных хлеба. На остальные гонял в лодке по Патриаршим прудам. Видеть с тех пор цукатных хлебов не могу.
Денег в семье нет. Пришлось выжигать и рисовать. Особенно запомнились пасхальные яйца. Круглые, вертятся и скрипят, как двери. Яйца продавал в кустарный магазин на Неглинной. Штука 10-15 копеек. С тех пор бесконечно ненавижу Бемов, русский стиль и кустарщину.
Перевелся в 4-й класс пятой гимназии. Единицы, слабо разноображиваемые двойками. Под партой «Анти-Дюринг».
Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. Нет произведения искусства, которым бы я увлекся более, чем «Предисловием» Маркса. Из комнат студентов шла нелегальщина. «Тактика уличного боя» и т. д. Помню отчетливо синенькую ленинскую «Две тактики». Нравилось, что книга срезана до букв. Для нелегального просовывания. Эстетика максимальной экономии.
Третья гимназия издавала нелегальный журнальчик «Порыв». Обиделся. Другие пишут, а я не могу?! Стал скрипеть. Получилось невероятно революционно и в такой же степени безобразно. Вроде теперешнего Кириллова. Не помню ни строки. Написал второе. Вышло лирично. Не считая таковое состояние сердца совместимым с моим «социалистическим достоинством», бросил вовсе.
1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне. Выдержал. Пропагандист. Пошел к булочникам, потом к сапожникам и наконец к типографщикам. На общегородской конференции выбрали в МК. Были Ломов, Поволжец, Смидович и другие. Звался «товарищем Константином». Здесь работать не пришлось — взяли.
29 марта 1908 г. нарвался на засаду в Грузинах. Наша нелегальная типография. Ел блокнот. С адресами и в переплете. Пресненская часть. Охранка. Сущевская часть. Следователь Вольтановский (очевидно, считал себя хитрым) заставил писать под диктовку; меня обвиняли в писании прокламации. Я безнадежно перевирал диктант. Писал: «социяльдимокритическая». Возможно, провел. Выпустили на поруки. В части с недоумением прочел «Санина». Он почему-то в каждой части имелся. Очевидно, душеспасителен.
Вышел. С год — партийная работа. И опять кратковременная сидка. Взяли револьвер. Махмудбеков, друг отца, тогда помощник начальника Крестов, арестованный случайно у меня в засаде, заявил, что револьвер его, и меня выпустили.
Живущие у нас (Коридзе (нелегальн. Морчадзе) Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть — Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д. — и наконец — Бутырки. Одиночка № 103.
Важнейшее для меня время. После трех лет теории и практики — бросился на беллетристику. Перечел все новейшее. Символисты — Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать — так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое — нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде:
В золото, в пурпур леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я: но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.
Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б еще напечатал!
Отчитав современность, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга — «Анна Каренина». Не дочитал. Ночью вызвали «с вещами по городу». Так и не знаю, чем у них там, у Карениных, история кончилась.
Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Махмудбеков отхлопотал меня у Курлова.
Во время сидки судили по первому делу — виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и под родительскую ответственность.
Вышел взбудораженный. Те, кого я прочел, — так называемые великие. Но до чего же нетрудно писать лучше их. У меня уже и сейчас правильное отношение к миру. Только нужен опыт в искусстве. Где взять? Я неуч. Я должен пройти серьезную школу. А я вышиблен даже из гимназии, даже и из Строгановского. Если остаться в партии — надо стать нелегальным. Нелегальным, казалось мне, не научишься. Перспектива — всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг. Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется? Марксистский метод. Но не в детские ли руки попало это оружие? Легко орудовать им, если имеешь дело только с мыслью своих. А что при встрече с врагами? Ведь вот лучше Белого я все-таки не могу написать. Он про свое весело — «в небеса запустил ананасом», а я про свое ною — «сотни томительных дней». Хорошо другим партийцам. У них еще и университет. (А высшую школу — я еще не знал, что это такое — я тогда уважал!)
Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии — Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка.
Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки.
Я прервал партийную работу. Я сел учиться.
Думалось — стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись. Учился у Жуковского. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики.
Через год догадался — учусь рукоделию. Пошел к Келину. Реалист. Хороший рисовальщик. Лучший учитель. Твердый. Меняющийся.
Требование — мастерство, Гольбейн. Терпеть не могущий красивенькое.
Поэт почитаемый — Саша Черный. Радовал его антиэстетизм.
Сидел на «голове» год. Поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо.
Удивило: подражателей лелеют — самостоятельных гонят. Ларионов, Машков. Ревинстинктом стал за выгоняемых.
В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались.
Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.
Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной — на всю классическую скуку. У Давида — гнев обогнавшего современников мастера. У меня — пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм.
Днем у меня вышло стихотворение. Вернее — куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю — это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: «Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!» Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом.
Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: «Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский». Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: «Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение».
Пришлось писать. Я и написал первое (первое профессиональное, печатаемое) — «Багровый и белый» и другие.
Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая.
На Рождество завез к себе в Новую Маячку. Привез «Порт» и другое.
Из Маячки вернулись. Если с неотчетливыми взглядами, то с отточенными темпераментами. В Москве Хлебников. Его тихая гениальность тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом. Здесь же вился футуристический иезуит слова — Крученых.
После нескольких ночей лирики родили совместный манифест. Давид собирал, переписывал, вдвоем дали имя и выпустили «Пощечину общественному вкусу».
Выставки «Бубновый валет». Диспуты. Разъяренные речи мои и Давида. Газеты стали заполняться футуризмом. Тон был не очень вежливый. Так, например, меня просто называли «сукиным сыном».
Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук.
Впечатление неотразимое.
Генералитет искусства ощерился. Князь Львов. Директор училища. Предложил прекратить критику и агитацию. Отказались.
Совет «художников» изгнал нас из училища.
Ездили Россией. Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться ни начальства, ни Пушкина. Часто обрывались полицией на полуслове доклада. К ватаге присоединился Вася Каменский. Старейший футурист.
Для меня эти годы — формальная работа, овладение словом.
Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки.
Возвращаясь в Москву — чаще всего жил на бульварах.
Это время завершилось трагедией «Владимир Маяковский». Поставлена в Петербурге. Луна-Парк. Просвистели ее до дырок.
Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над «Облаком в штанах».
Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем стих. «Война объявлена».
Первое сражение. Вплотную встал военный ужас. Война отвратительна. Тыл еще отвратительней. Чтобы сказать о войне — надо ее видеть. Пошел записываться добровольцем. Не позволили. Нет благонадежности.
И у полковника Модля оказалась одна хорошая идея.
Отвращение и ненависть к войне. «Ах, закройте, закройте глаза газет» и другие. Интерес к искусству пропал вовсе.
Выиграл 65 рублей. Уехал в Финляндию. Куоккала.
Семизнакомая система (семипольная). Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье «ем» Чуковского, понедельник — Евреинова и т. д. В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело.
Вечера шатаюсь пляжем. Пишу «Облако».
Выкрепло сознание близкой революции.
Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части «Облака». Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился. Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете.
Все же жилет храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея.
65 рублей прошли легко и без боли. «В рассуждении чего б покушать» стал писать в «Новом Сатириконе».
Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками.
Забрили. Теперь идти на фронт не хочу. Притворился чертежником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто. С печатанием еще хуже. Солдатам запрещают. Один Брик радует. Покупает все мои стихи по 50 копеек строку. Напечатал «Флейту позвоночника» и «Облако». Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек.
С тех пор у меня ненависть к точкам. К запятым тоже.
Паршивейшее время. Рисую (изворачиваюсь) начальниковы портреты. В голове разворачивается «Война и мир», в сердце -«Человек».
Окончена «Война и мир». Немного позднее — «Человек». Куски печатаю в «Летописи». На военщину нагло не показываюсь.
Пошел с автомобилями к Думе. Влез в кабинет Родзянки. Осмотрел Милюкова. Молчит. Но мне почему-то кажется, что он заикается. Через час надоели. Ушел. Принял на несколько дней команду Автошколой. Гучковеет. Старое офицерье по-старому расхаживает в Думе. Для меня ясно — за этим неизбежно сейчас же социалисты. Большевики. Пишу в первые же дни революции Поэтохронику «Революция». Читаю лекции — «Большевики искусства».
Россия понемногу откеренщивается. Потеряли уважение. Ухожу из «Новой жизни». Задумываю «Мистерию-Буфф».
Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось. Начинают заседать.
Заехал в Москву. Выступаю. Ночью «Кафе поэтов» в Настасьинском. Революционная бабушка теперешних кафе-поэтных салончиков. Пишу киносценарии. Играю сам. Рисую для кино плакаты. Июнь. Опять Петербург.
РСФСР — не до искусства. А мне именно до него. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской.
Отчего не в партии? Коммунисты работали на фронтах. В искусстве и просвещении пока соглашатели. Меня послали б ловить рыбу в Астрахань.
Окончил мистерию. Читал. Говорят много. Поставил Мейерхольд с К. Малевичем. Ревели вокруг страшно. Особенно коммунистичествующая интеллигенция. Андреева чего-чего не делала. Чтоб мешать. Три раза поставили — потом расколотили. И пошли «Макбеты».
Езжу с мистерией и другими вещами моими и товарищей по заводам. Радостный прием. В Выборгском районе организуется комфут, издаем «Искусство коммуны». Академии трещат. Весной переезжаю в Москву.
Голову охватила «150 000 000». Пошел в агитацию Роста.
Кончил «Сто пятьдесят миллионов». Печатаю без фамилии. Хочу, чтоб каждый дописывал и лучшил. Этого не делали, зато фамилию знали все. Все равно. Печатаю здесь под фамилией.
Дни и ночи Роста. Наступают всяческие Деникины. Пишу и рисую. Сделал тысячи три плакатов и тысяч шесть подписей.
Пробиваясь сквозь все волокиты, ненависти, канцелярщины и тупости — ставлю второй вариант мистерии. Идет в I РСФСР — в режиссуре Мейерхольда с художниками Лавинским, Храковским, Киселевым и в цирке на немецком языке для III конгресса Коминтерна. Ставит Грановский с Альтманом и Равделем. Прошло около ста раз.
Стал писать в «Известиях».
Организую издательство МАФ. Собираю футуристов — коммуны. Приехали с Дальнего Востока Асеев, Третьяков и другие товарищи по дракам. Начал записывать работанный третий год «Пятый интернационал». Утопия. Будет показано искусство через 500 лет.
Организуем «Леф». «Леф» — это охват большой социальной темы всеми орудиями футуризма. Этим определением, конечно, вопрос не исчерпывается, -интересующихся отсылаю к NoNo. Сплотились тесно: Брик, Асеев, Кушнер, Арватов, Третьяков, Родченко, Лавинский.
Написал: «Про это». По личным мотивам об общем быте. Начал обдумывать поэму «Ленин». Один из лозунгов, одно из больших завоеваний «Лефа» — деэстетизация производственных искусств, конструктивизм. Поэтическое приложение: агитка и агитка хозяйственная — реклама. Несмотря на поэтическое улюлюканье, считаю «Нигде кроме как в Моссельпроме» поэзией самой высокой квалификации.
«Памятник рабочим Курска». Многочисленные лекции по СССР о «Лефе». «Юбилейное» — Пушкину. И стихи этого типа — цикл. Путешествия: Тифлис, Ялта — Севастополь. «Тамара и Демон» и т. д. Закончил поэму «Ленин». Читал во многих рабочих собраниях. Я очень боялся этой поэмы, так как легко было снизиться до простого политического пересказа. Отношение рабочей аудитории обрадовало и утвердило в уверенности нужности поэмы. Много езжу за границу. Европейская техника, индустриализм, всякая попытка соединить их с еще непролазной бывшей Россией — всегдашняя идея футуриста-лефовца.
Несмотря на неутешительные тиражные данные о журнале, «Леф» ширится в работе.
Мы знаем эти «данные» — просто частая канцелярская незаинтересованность в отдельных журналах большого и хладнокровного механизма Гиза.
Написал агитпоэму «Летающий пролетарий» и сборник агитстихов «Сам пройдись по небесам».
Еду вокруг земли. Начало этой поездки — последняя поэма (из отдельных стихов) на тему «Париж». Хочу и перейду со стиха на прозу. В этот год должен закончить первый роман.
«Вокруг» не вышло. Во-первых, обокрали в Париже, во-вторых, после полугода езды пулей бросился в СССР. Даже в Сан-Франциско (звали с лекцией) не поехал. Изъездил Мексику, С.-А. С. Ш. и куски Франции и Испании. Результат — книги: публицистика-проза — «Мое открытие Америки» и стихи — «Испания», «Атлантический океан», «Гаванна», «Мексика», «Америка».
Роман дописал в уме, а на бумагу не перевел, потому что: пока дописывалось, проникался ненавистью к выдуманному и стал от себя требовать, чтобы на фамилии, чтоб на факте. Впрочем, это и на 26-й −27-й годы.
В работе сознательно перевожу себя на газетчика. Фельетон, лозунг. Поэты улюлюкают — однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть, настолько этим заниматься легко и никому кроме супруги не интересно.
Пишу в «Известиях», «Труде», «Рабочей Москве», «Заре Востока», «Бакинском рабочем» и других.
Вторая работа — продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей. Езжу по городам и читаю. Новочеркасск, Винница, Харьков, Париж, Ростов, Тифлис, Берлин, Казань, Свердловск, Тула, Прага, Ленинград, Москва, Воронеж, Ялта, Евпатория, Вятка, Уфа и т. д., и т. д., и т. д.
Восстанавливаю (была проба «сократить») «Леф», уже «Новый». Основная позиция: против выдумки, эстетизации и психоложества искусством — за агит, за квалифицированную публицистику и хронику. Основная работа в «Комсомольской правде», и сверхурочно работаю «Хорошо».
«Хорошо» считаю программной вещью, вроде «Облака в штанах» для того времени. Ограничение отвлеченных поэтических приемов (гиперболы, виньеточного самоценного образа) и изобретение приемов для обработки хроникального и агитационного материала.
Иронический пафос в описании мелочей, но могущих быть и верным шагом в будущее («сыры не засижены — лампы сияют, цены снижены»), введение, для перебивки планов, фактов различного исторического калибра, законных только в порядке личных ассоциаций («Разговор с Блоком», «Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут»).
Буду разрабатывать намеченное.
Еще: написаны — сценарии и детские книги.
Еще продолжал менестрелить. Собрал около 20 000 записок, думаю о книге «Универсальный ответ» (записочникам). Я знаю, о чем думает читающая масса.
Пишу поэму «Плохо». Пьесу и мою литературную биографию. Многие говорили: «Ваша автобиография не очень серьезна». Правильно. Я еще не заакадемичился и не привык нянчиться со своей персоной, да и дело мое меня интересует, только если это весело. Подъем и опадание многих литератур, символисты, реалисты и т. д., наша борьба с ними — все это, шедшее на моих глазах: это часть нашей весьма серьезной истории. Это требует, чтобы об нем написать. И напишу.
[1922. 1928]
Заглавие отсутствует (напечатано в разделе «Писатели — о себе»).
Гл. «Главное». Вместо «Грузия» — «Г. С. Р.»
Гл. «Состав семьи». После слов «Мама: Александра Алексеевна. Сестры: а) Люда б) Оля» — «Живут К. Пресня, д. 44 кв. 6а. Есть еще тетя Анюта».
Гл. «2-ое воспоминание». Вместо «В. П. Глушковский» — «В. Глушковский». Вместо «Боря…», «Борю…» — «Вася…», «Васю». Вместо «Я и считал» — «Я считал».
Гл. «3-е воспоминание». Вместо «Утром бросился бежать бегом» — «Утром бросился бегом».
Гл. «Корни романтизма». Вместо «Мечталось — это Россия» — «Мечталось о России».
Гл. «Необычайное». «Клепочный завод князя Накашидзе» — отсутствует.
Гл. «906-й год». Вместо «С тех пор терпеть не могу» — «С тех пор терпеть не люблю».
Гл. «Чтение». «Но главным образом марксизм» — «но» отсутствует.
Гл. «Партия». Вместо «1908 год» — «1907 год».
Гл. «Так называемая дилемма».- Вместо «Нелегальным, казалось мне, не научишься» — «Нелегальным не научишься».
Гл. «Начало мастерства». Вместо «Поэт почитаемый» — «Поэт читаемый».
Гл. «Веселый год». После «овладение словом» — «(1 часть первого тома)».
Гл. «Война». Упоминание о заказных плакатах отсутствует.
Гл. «Призыв». Вместо «Цензура в него дула» — «Цензура раздула».
Гл. «18-й год». Вместо абзаца «Отчего не в партии?..» — «Дисциплина заставила б меня что-нибудь „делопроизводить“. А это все равно, что броненосец на велосипед переделывать».
Гл. «22-й год». Вместо «Организую» — «Организовываю». После слов «Будет показано искусство через 500 лет» — «Задумано: О любви. Громадная поэма. В будущем году кончу.
На очереди 2 пьесы: а то их — мало и дрянь.
Сказанным не думал исчерпаться. Кроме всего изложенного, люблю, напр., астрономию. „Розовый фонарь“ закрыли после чтения мной „Через час отсюда“. Бродячую тоже чуть не за „Вам, проживающим“. Но на это надо уже романы писать. А я поэт. И это — так наз. автобиография. Все».
«13 лет работы»:
Гл. «Главное». Вместо «Грузия» — Г.С.Р.
Гл. «Состав семьи». После слов «Мама: Александра Алексеевна. Сестры а) Люда, б) Оля» — «Живут К. Пресня д. 44 кв. 6а. Есть еще тетя Анюта».
Гл. «2-ое воспоминание». Вместо «Б. П. Глушковский» — «В. П. Глушковский». Вместо «Боря…», «Борю…» — «Вася», «Васю».
Гл. «3-е воспоминание». Вместо «Утром бросился бежать бегом» — «Утром бросился бегом».
Гл. «Необычайное». «Клепочный завод князя Накашидзе» — отсутствует.
Гл. «906-й год». Вместо «С тех пор терпеть не могу» — «С тех пор терпеть не люблю».
Гл. «Чтение» «Но главным образом марксизм» — «но» отсутствует.
Гл. «Так называемая дилемма». Вместо «Нелегальным, казалось мне, не научишься» — «Нелегальным не научишься».
Гл. «Начало мастерства». Вместо «Поэт почитаемый» — «Поэт читаемый».
Гл. «Веселый год». После «овладение словом» — «(I часть первого тома)».
Гл. «Война». Упоминание о заказных плакатах отсутствует.
Гл. «Призыв» вместо «Цензура в него дула» — «Цензура раздула».
Гл. «22-й год». См. варианты «Новой русской книги».
Сб. «255 страниц»:
Гл. «Главное». Вместо «Грузия» — «Г.С.С.Р.»
Гл. «Состав семьи». После слов «мама: Александра Алексеевна. Сестры а) Люда б) Оля» — «Живут: К. Пресня, д. 44, кв. 6а. Есть еще тетя Анюта».
Гл. «3-е воспоминание». Вместо «Утром бросился бежать бегом» — «Утром бросился бегом».
Гл. «Так называемая дилемма». Вместо «Нелегальным, казалось мне, не научишься» — «Нелегальным не научишься».
Гл. «Война». Упоминание о заказных плакатах отсутствует.
Гл. «22-й год». Окончание главы и заключение см. варианты «Новой русской книги».
Кроме приведенных выше имеются варианты общие для всех трех упомянутых изданий, а также для 1 тома Сочинений:
Гл. «Тема». Вместо «Об остальном» — «Люблю ли я, или я азартный, о красотах кавказской природы также».
Гл. «Состав семьи». В первых трех изданиях — «Есть еще тетя Анюта», в 1 томе Сочинений — «Была еще тетя Анюта».
Гл. «Первое воспоминание». Вместо «Дядя с тетей» — «Мужчина с тетей».
Гл. «Социализм». Вместо «Фигурой нравился Лассаль» — «Фигурой понравился Лассаль».
Гл. «Партия». «Здесь работать не пришлось — взяли» — отсутствует.
Гл. «Арест». «29 марта 1908 г.» — отсутствует. Вместо «Возможно, провел» — «Провел». Со слов «И опять кратковременная сидка» до конца главы — отсутствует.
Гл. «Третий арест». В заглавии «Второй арест». После слов «Живущие у нас» — «(Коридзе [нелегальн. Морчадзе], Герулайтис и др.)» — отсутствует. После слов «Меня забрали» — «Дома нашли револьвер и нелегальщину».
Гл. «11 бутырских месяцев». Вместо «Махмудбеков отхлопотал меня у Курлова» — «друг отца Махмудбеков заявил, что револьвер его, и отхлопотал меня у Курлова».
Гл. «Пощечина». Вместо «Вдвоем дали имя и выпустили» — «дал имя и выпустил».
Гл. «Война». В первых трех изданиях слова «Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем»… — отсутствуют. В 1 томе Сочинений вместо этих слов — «Рисование заказных плакатов».
Гл. «Призыв». Во фразе — «Теперь итти на фронт не хочу» — «теперь» отсутствует.
Гл. «18-й год». Во фразе — «В искусстве и просвещении пока соглашатели» — «пока» отсутствует.
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ[править]
БММ — Библиотека-музей В. Маяковского.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы в искусства.
Я САМ[править]
Журн. «Новая русская книга», Берлин, 1922, № 9; «13 лет работы», т. 1; «255 страниц Маяковского»; листы того же сборника с правкой Маяковского (БММ); Сочинения, т. I.
В первых трех изданиях автобиография заканчивалась 1922 годом. В апреле 1928 года Маяковский дописал «Я сам» для первого тома собрания сочинений, выпускавшегося Госиздатом, и довел изложение событий до 1928 года. В текст первого тома сочинений в настоящем издании внесены поправки, которые Маяковский сделал на отдельных листах текста «Я сам». Эти поправки, уточняющие даты и события, сделаны были, очевидно, тогда же и, повидимому, по случайным обстоятельствам не были внесены в печатный текст.
Следует учитывать, что автобиография «Я сам» в ряде оценок современных поэту литературных явлений носит ярко выраженный полемический характер.
Главное. В. В. Маяковский родился 7/19 июля 1893 года в селе Багдади — теперь Маяковски Грузинской ССР.
Состав семьи. Мать поэта — Александра Алексеевна (1867—1954); сестры Людмила Владимировна (род. 1884) и Ольга Владимировна (1890—1949).
1-е воспоминание. Как вспоминает Л. В. Маяковская, "Отец любил петь по-французски Марсельезу «Allons, enfants de la patrie». Дети не понимали по-французски. Тогда он пел: «Алон зан-фан де ля по четыре» и спрашивал: «Ну, а теперь понятно?»
Дурные привычки. Как-то раз перед толпою соплеменных гор… — из стихотворения Лермонтова «Спор».
Первая книга. «Птичница Агафья» — сентиментальный рассказ для детей Клавдии Лукашевич.
Экзамен. Маяковский держал экзамены в старший приготовительный класс Кутаисской гимназии в мае 1902 года, осенью начал посещать гимназию.
Гимназия. Какой-то бородач стал во мне обнаруживать способности художника… — Первые уроки рисования Маяковский брал в Кутаиси у художника Краснухи (см. воспоминания Л. В. Маяковской, журнал «Молодая гвардия», 1936, № 9).
Нелегальщина. Опомнись, товарищ… — из широко распространенной в эпоху первой русской революции песни неизвестного автора «К солдату». А не то путь иной… — из сатирического стихотворения неизвестного автора «Как у нас в городке…» (написанного в форме пародии на стихотворение А. К. Толстого «У приказных ворот…»).
905-й год. Для меня революция началась так… убили генерала Алиханова… — очевидная ошибка памяти; генерал Алиханов был убит в середине 1907 года (через год после переезда Маяковского в Москву). Можно предположить, что речь здесь идет о событии, которое имело широкий отклик по всей Грузии — об убийстве в Тифлисе Арсеном Джорджиашвили генерала Грязнова в январе 1906 года.
Социализм. «Буревестник» — издательство, выпускавшее социал-демократическую литературу.
«Долой социал-демократов!» — Так называлась агитационная брошюра В. Бракке, разоблачавшая буржуазную клевету на рабочее движение и излагавшая идеи социал-демократии.
«Экономические беседы» — Н. Карышева.
«Эрфуртская»- Эрфуртская программа германской социал-демократии (принятая на съезде в Эрфурте в 1891 году).
Демосфен — древнегреческий политический деятель (IV век до н. э.); по преданию, стремясь овладеть ораторским искусством, он, чтобы исправить изъян произношения, говорил речи на берегу моря, набрав камни в рот.
Рион (Рнони) — река, на которой стоит город Кутаиси.
Реакция. Бауман Н. Э. — видный деятель Коммунистической партии, был убит в Москве черносотенцами 18 октября 1905 года. Похороны Баумана превратились в огромную политическую демонстрацию.
906-й год. Умер отец… — Владимир Константинович Маяковский умер 19 февраля 1906 года. В июле 1906 года семья Маяковского переехала в Москву.
Московское. Воспоминания В. Канделаки о встречах с Маяковским в годы 1906—1910 см в сборнике «Маяковский в Грузии», Тбилиси 1936.
Работа. Бем Е. — модная в то время художница-акварелистка, писавшая в ложнорусском стиле.
Гимназия. Перевелся в 4-й класс пятой гимназии… — в августе 1906 года. Выбыл из гимназии 1 марта 1908 года.
Чтение. Маяковский говорит о предисловии К. Маркса «К критике политической экономии». «Две тактики» — работа В. И. Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции.
Партия, Маяковский вступил в РСДРП (большевиков) в начале 1908 года. Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне…- Не следует понимать буквально. Видимо, речь тут идет о выполнении Маяковским первых партийных поручений.
Поволжец (В. Вегер) — в 1908 году член Московского комитета большевиков.
Смидович П. — В 1908 году член Московского комитета большевиков.
Арест. Маяковский был арестован 29 марта 1908 года засадой полиции в подпольной типографии Московского комитета РСДРП (большевиков). При нем нашли 70 экземпляров прокламации „Новое наступление капитала“, 76 экземпляров газеты „Рабочее знамя“ и 4 экземпляра „Солдатской газеты“. После допроса следователем Вольтановским 9 апреля был выпущен до суда под ответственность матери.
„Санин“ — роман М. Арцыбашева, проповедовавший культ эротических наслаждений. Получил скандальную известность.
…Кратковременная сидка… — Второй раз Маяковский был арестован на улице 18 января 1909 года и выпущен на свободу 27 февраля. Никаких обвинений при этом ему предъявлено не было.
„Кресты“ — тюрьма в Петербурге. В то время, о котором говорит Маяковский, С. Махмудбеков был чиновником московского почтамта.
Третий арест. В связи с побегом женщин-политкаторжанок из Новинской тюрьмы Маяковский был арестован 2 июля 1909 года, заключен сначала в Басманный, затем в Мясницкий полицейский дом, откуда вследствие „буйного поведения“ был 18 августа переведен в центральную пересыльную (Бутырскую) тюрьму.
11 бутырских месяцев. Во время сидки судили по первому делу… — Заседание Московской судебной палаты по делу о тайной типографии МК РСДРП (большевиков) состоялось 9 сентября 1909 года. Суд признал Маяковского виновным, но совершившим преступление „без разумения“. Постановил „отдать под ответственный надзор родителям“. Маяковский был освобожден из-под ареста 9 января 1910 года.
Курлов П. — занимал пост товарища министра внутренних дел.
Так называемая дилемма. Вышиблен, даже из гимназии, даже и из Строгановского… — Маяковский был учеником приготовительного класса Строгановского художественно-промышленного училища в 1908—1909 годах.
„В небеса запустил ананасом“ - из стихотворения А. Белого „В горах“.
Начало мастерства. Учился у Жуковского… — Маяковский учился в студни художника С. Жуковского около четырех месяцев в первой половине 1910 года. В середине года поступил в студию художника П. Келина и готовился к экзаменам в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Гольбейн — Ганс Гольбейн Младший, немецкий художник XVI века, один из крупнейших мастеров искусства эпохи Возрождения.
Саша Черный — поэт-юморист, сатирик. Его произведения рисовали русскую действительность эпохи реакции с мрачным сарказмом, высмеивали буржуазную и мещанскую мораль. Однако отсутствие идейной целеустремленности, бесперспективность ограничивали глубину его сатиры.
Последнее училище. Сидел на голове год — то есть учился рисовать голову. Маяковский поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества в августе 1911 года. Перед этим он пытался поступить в Высшее художественное училище при Академии художеств (Петербург), но оставил это намерение, видимо потому, что не мог получить свидетельство о политической благонадежности, без которого нельзя было поступить в Императорскую академию художеств.
Ларионов М. — художник-футурист, был исключен из Училища живописи в 1910 году. (О футуризме см. в прим. к гл. „Памятнейшая ночь“.)
Машков И. — художник, также исключенный в 1910 году: входил в общество художников „Бубновый валет“.
Давид Бурлюк. Д. Бурлюк — художник и поэт, футурист, участник и организатор вместе с В. Хлебниковым и В. Каменским первого футуристического альманаха „Садок судей“ (1910).
В курилке. „Остров мертвых“ — симфоническое произведение С. Рахманинова „Остров смерти“; исполнялось в „Благородном собрании“ (теперь Колонный зал Дома Союзов) 4 февраля 1912 года.
Памятнейшая ночь. В этой и некоторых других главках автобиографии говорится о футуризме.
Маяковский видел в футуризме главным образом силу, способствующую крушению „старья в искусстве“, ошибочно трактовал его как направление прогрессивное. В действительности же футуризм как художественное течение отражал общий кризис буржуазной культуры. Выступая против символистов и акмеистов, футуристы исходили из тех же субъективно-идеалистических концепций художественного творчества, порывали с реалистическими традициями.
Маяковский выступал вместе с футуристами, однако в сущности поэзия Маяковского, с ее гуманистическим пафосом, смелым и страстным революционным протестом против самих устоев эксплуататорского общества, уже в ранний период творчества решительно противостояла футуризму, как и всем другим декадентским течениям.
Так ежедневно. „Багровый и белый“ — начальные слова стихотворения Маяковского „Ночь“, напечатанного в альманахе „Пощечина общественному вкусу“.
Прекрасный Бурлюк. …Завез к себе в Новую Маячку… — имение в Херсонской губернии, которым управлял отец Бурлюка. Привез „Порт“ и другое. — „Порт“ — одно из ранних стихотворений Маяковского.
„Пощечина“. „Пощечина общественному вкусу“ — первый сборник русских футуристов с участием Маяковского; вышел в декабре 1912 года. В нем были напечатаны стихотворения Маяковского „Ночь“ и „Утро“.
Пошевеливаются. Выставки „Бубновый валет“. Диспуты… — Имеются в виду диспуты о новой живописи, которые устраивало в 1912—1913 годах общество художников „Бубновый валет“, стоявшее на позициях „искусства для искусства“. Большинство художников „Бубнового валета“ находилось под сильным влиянием французских импрессионистов. Маяковский на диспутах выступал против „Бубнового валета“, обвиняя его в консерватизме.
Разумеется. Постановлением совета Училища живописи, ваяния и зодчества Маяковский и Бурлюк были исключены из Училища 21 февраля 1914 года.
Август. Пошел записываться добровольцем… — Маяковский подал заявление о принятии добровольцем в армию 24 октября 1914 года. 12 ноября на основании справки Охранного отделения о политической неблагонадежности Маяковского ему в этой просьбе было отказано. Полковник Модль — начальник Московского охранного отделения.
Зима. „Ах, закройте, закройте глаза газет.“ - из стихотворения Маяковского „Мама и убитый немцами вечер“, написанного в октябре 1914 года.
Куоккала. Живя первую половину лета 1915 года в Куоккала (теперь Репино), Маяковский бывал у писателя К. Чуковского, режиссера Н. Евреинова, художника И. Репина. … Ем репинские травки… — И. Репин был вегетарианцем.
Мустамяки — дачная местность под Петроградом, где жил в то время М. Горький.
„Новый сатирикон“ — еженедельный сатирический журнал, издававшийся с 1914 года в Петербурге под редакцией А. Аверченко. Выступая против бюрократического произвола, отдельных пережитков крепостничества, сатириконцы, однако, не выходили за рамки буржуазно-либеральной оппозиции.
Призыв. Маяковский был призван на военную службу 8 октября 1915 года. В письме к родным писал: „…Я призван и взят в Петроградскую автомобильную школу, где меня определили в чертежную как умелого и опытного чертежника“. Маяковский прослужил в автомобильной школе до октября 1917 года.
16-й год. Окончена „Война и мир“… — В 1916 году отрывки поэмы „Война и мир“, предназначенные для печати в журнале „Летопись“, не были пропущены цензурой. Поэма появилась в печати только после революции (см. примечания к поэме).
26 февраля, 17-й год. Гучковеет…- от имени Гучкова, крупного московского промышленника, военного и морского министра во Временном правительстве. После 1917 года белоэмигрант.
„Большевики искусства“. — С лекцией „Большевики искусства“ Маяковский выступил в Москве 24 сентября 1917 года.
Август. Ухожу из „Новой жизни“… — „Новая жизнь“ — полуменьшевистская газета; начала выходить в апреле 1917 года. В дальнейшем стала откровенно меньшевистской.
Январь. Пишу киносценарии…- В первой половине 1918 года Маяковский написал три киносценария: „Не для денег родившийся“ (по роману Джека Лондона „Мартин Идеи“), „Барышня и хулиган“ (по повести Э. Амичис „Учительница рабочих“) и „Закованная фильмой“. Во всех трех картинах Маяковский снимался в главных ролях.
18-й год. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской… — Маяковский неточно относит это к 1918 году. Известно о нескольких посещениях Маяковским Пролеткульта в первые месяцы его организации весной 1917 года. Общество пролетарских искусств (так назывался тогда Пролеткульт) помещалось в бывшем дворце придворной балерины Кшесинской (в Петрограде).
25 октября, 18-й год. Окончил мистерию… — Постановка „Мистерии-буфф“ была осуществлена силами театральной молодежи, собранной по газетному объявлению. Андреева М. Ф. — заведующая театральным отделом Петроградского Совета.
19-й год. В Выборгском районе организуется комфут… — Речь идет о попытке создать литературную организацию „Коммунистов-футуристов“.
…Издаем („.Искусство коммуны“… — „Искусство коммуны“ — еженедельная газета (орган Отдела изобразительных искусств Наркомпроса); выходила в Петрограде с декабря 1918 года по март 1919 года при участии Маяковского.
Пошел в агитацию РОСТА…- Маяковский работал в РОСТА (Российском телеграфном агентстве) над текстами и рисунками плакатов с октября 1919 года по январь 1921 года, после чего выпуск „Окон“ был перенесен в Главполитпросвет (см. т. 3 наст. издания).
21-й год. …Ставлю второй вариант мистерии…- Второй вариант „Мистерии-буфф“ написан был Маяковским в 1920—1921 годах; поставлен в Театре РСФСР Первом 1 мая 1921 года. В честь III конгресса Коминтерна „Мистерия-буфф“ шла в переводе на немецкий язык в цирке в конце июня 1921 года.
Стал писать в „Известиях“… — Первое стихотворение Маяковского в „Известиях“ — „Прозаседавшиеся“ — было напечатано 5 марта 1922 года. Это стихотворение высоко оценил В. И. Ленин (В. И. Ленин. Сочинения, т. 33, стр. 197—198).
22-й год. Организую издательство МАФ… — В издательстве МАФ (Московская ассоциация футуристов) вышли книги Маяковского: „Люблю“, „Маяковский издевается“ и двухтомное собрание сочинений „13 лет работы“.
Поэма „Пятый интернационал“ не была завершена. Маяковский написал две части поэмы из задуманных восьми.
23-й год. Организуем „Леф“… — Левый фронт искусств — одна из литературных групп, существовавших в 20-е годы, возглавлявшаяся Маяковским, выпускала журнал „Леф“, ответственным редактором которого был Маяковский. Всего в 1923—1925 годах вышло 7 номеров. В „Лефе“ принимал участие ряд известных советских поэтов (Асеев, Каменский, Кирсанов, Пастернак и другие). Маяковский стремился объединить участников „Лефа“ на платформе коммунистической идеологии, пафоса строительства революционного искусства, борьбы за утверждение, как он писал в заявлении по поводу издания журнала, „тенденциозного реализма, основанного на использовании технических приемов всех революционных художественных школ“. При всей определенности исходных позиций Маяковского на страницах журнала находили место ошибочные „теории“ лефовцев — вульгарно-социологического и формалистического характера.
В 1927 году начал выходить под редакцией Маяковского журнал „Новый Леф“. В середине 1928 года Маяковский вышел из группы „Леф“, считая, что „мелкие литературные дробления изжили себя“. Объясняя свой уход из „Лефа“, Маяковский говорил, что „Леф“ — это эстетическая группа, которая приняла нашу борьбу как факт, как таковой, и сделала из революционной литературы замкнутое в себе новое эстетическое предприятие».
25-й год. Сборник «Сам пройдись по небесам» издан не был.
1927-й год. С июля 1927 года и до конца жизни Маяковский активно сотрудничал в «Комсомольской правде».
Книга «Универсальный ответ» не была написана.
1928-й год. Пишу поэму «Плохо»… — Поэма не была написана. Во второй половине года Маяковский написал пьесу «Клоп».