Я секретарь одного из сенаторов (Твен; В. О. Т.)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
Я секретарь одного из сенаторов
автор Марк Твен (1835—1910), пер. В. О. Т.
Оригинал: англ. The Facts Concerning the Late Senatorial Secretaryship. — Перевод опубл.: 1868 (оригинал), 1896 (перевод). Источник: Собрание сочинений Марка Твена. — СПб.: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 1.

Я СЕКРЕТАРЬ ОДНОГО ИЗ СЕНАТОРОВ

Я больше уже не состою частным секретарем у одного из сенаторов. В течение первых двух месяцев я с уверенностью и с удовольствием занимал эту должность, но затем дела мои пошли на манер рака, т. е. все мои дела начали возвращаться обратно, выясняясь в настоящем их виде. Тогда я счел наиболее разумным отказаться от этой должности. Вот как это случилось. Однажды ранним утром мой шеф послал за мной; наскоро закончив кое-какие штрихи в его последней большой речи о финансах, я предстал пред ним. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Галстук был еле завязан, волосы в значительном беспорядке, а в лице затаенная буря. Он нервно мял в руке пачку писем; я заключил из этого, что со страхом поджидавшаяся мною почта с берегов Тихого Океана, наконец-то, прибыла.

Он сказал:

— Я думал, что вы опытный секретарь, которому можно довериться…

Я ответил:

— Это верно, милостивый государь.

Он сказал:

— Я передал вам письмо от нескольких моих избирателей в штате Невада; они просили об учреждении почтового отделения в Бальдвин-Ранча и я поручил вам написать им возможно убедительный и основательный ответ, который привел бы самих просителей к заключению о неимении никакой действительной надобности в учреждении почтамта в этой местности.

Я почувствовал себя облегченным.

— Ну, если дело только в этом, г. сенатор, то я действительно сделал всё возможное…

— Да, вы действительно сделали… Я прочту вам ваш ответ; вот он, к стыду вашему:

«Вашингтон, 24 Ноября.
Г.г. Смиту, Джонсу и их товарищам.
Милостивые Государи!

Ну, на какого чёрта понадобился вам почтамт в Бальдвин-Ранчо? Ну, какую пользу мог бы он вам принести? Ведь вы же сами знаете, что, если бы даже и пришло туда какое-нибудь письмо, — всё равно: вы не сумеете его прочитать; кроме того, денежные письма, которым пришлось бы по пути попасть в ваш городок, вероятно, не успели бы уйти из него благополучно; вы должны и сами сообразить, что это причинило бы одни только неприятности. Нет, не питайте никакой надежды на учреждение почтамта в вашем становище. Я всегда сердечно забочусь о подержании священных для меня интересов ваших и потому понимаю, что подобное учреждение явилось бы только дурацким украшением вашего городка. Вы сами знаете, что вам действительно нужно, — это хорошенькая тюрьма, да, хорошенькая, прочно построенная тюрьма и начальная школа! Эти два учреждения значительно упрочили бы ваше дальнейшее благополучие. Они действительно сделали бы вас и счастливыми, и веселыми. Я немедленно начинаю хлопотать об этом.

Всегда преданный вам
Марк Твэн,
за Джемса В. М.,
сенатора Соединенных Штатов.»

— Вот вам подлинный ответ на письмо. Теперь они мне пишут, что, если я когда-нибудь попаду в их местечко, то они меня непременно повесят, и я вполне уверен, что они сдержать свое слово.

— Но, г. сенатор, я никак не думал, что могу их обидеть моим ответом: я только хотел их убедить…

— О, да! вы их, конечно, убедили, — в этом я не сомневаюсь…

— Ну-с, а вот вам другой образчик вашей работы. Я передал вам ходатайство нескольких влиятельных лиц из Невады, в котором они просили меня провести в конгрессе закон, на основании которого епископальная церковь методистов в штате Невады получила бы корпоративные права. Я рекомендовал вам подчеркнуть в вашем ответе, что инициатива издания такого закона должна собственно входить в компетенцию законодательной власти этого самого штата и, вместе с тем, намекнуть им, что, в виду ныне существующей слабости религиозного элемента в той новой республике, утвердительное разрешение вопроса о даровании церкви корпоративных прав, представляется сомнительным.

И вот ваш ответ:

«Вашингтон, 24 Ноября.
Многоуважаемому Джону Галифаксу — с товарищами.
Милостивые Государи!

Вам придется обратиться с Вашей спекуляцией к законодательной власти родного штата: конгресс знать ничего не хочет о религии. Впрочем, Вы можете и не очень торопиться, так как то, что вы теперь затеяли, совсем не имеет практического значения для вашей юной страны, даже больше: оно просто напросто, смешно!

Ваши тамошние людишки, воображающие себя религиозными, в действительности слишком слабы и рассудком и нравственностью, и благочестием, — словом, слабы почти во всём. Они поступили бы разумнее, бросивши эту затею, — ведь всё равно пользы для них из этого никакой не выйдет. Ведь выпустить акции от имени такого общества, как они замышляют, хотя бы оно и пользовалось корпоративными правами, им всё-таки не удастся, но если бы даже и удалось, то ведь этим они причинили бы себе только бесконечные хлопоты. Тогда остальные секты стали бы их ругать, давить и, понизив их акции ниже нормальной стоимости, довели бы общество до банкротства. Вышло бы тоже самое, что с их серебряными рудниками: весь свет сразу бы раскусил, что всё предприятие затеяно единственно ради мошеннической аферы. Не предпринимайте же ничего такого, что могло бы опозорить столь святое дело! Да будет вам стыдно, — и это всё, что я могу ответить на ваше ходатайство. Вы кончаете вашу просьбу словами: «А мы будем неустанно молиться!» Да, это именно было бы самое разумное с вашей стороны, — это вам действительно необходимо».

Глубоко преданный Вам
Марк Твэн,
за Джемса В. Н.,
сенатора Соединенных Штатов.»

— Этим остроумным письмом вы доканали меня в среде религиозного контингента моих избирателей. Но, дабы сделать мою политическую смерть совершенно несомненной, какой-то злой инстинкт подсказал мне вручить вам вот этот документ, присланный мне кружком почтеннейших и старейших обывателей, составляющих городскую избирательную комиссию в С.-Франциско. Они просили меня провести в конгрессе билль, которым бы запреплялось право города на место для постройки вне городской черты водопровода. Я предупредил вас, что это одно из тех дел, возбуждать которые представляется рискованным, и потому поручил вам написать городским избирателям письмо с несколько сбивчивыми разъяснениями, письмо, которое можно бы было понять и так и этак, и которое, сколь возможно тонко, обходило бы самую постановку и, в особенности, подробное обсуждение вопроса о праве на место для водопровода. Если вы еще способны хоть что-нибудь сознавать и если в вас осталась еще хоть капля стыда, то это письмо, написанное вами, согласно таким моим указаниям, должно, наконец, вывести вас из летаргии, когда вы прослушаете его от слова до слова.

Вашингтон, 27 Ноября.

Почтеннейшей коллегии городских избирателей и т. д.

Милостивые Государи!

Георг Вашингтон, высокочтимый отец государства нашего, умер. Продолжительная и блестящая нить жизни его, увы! — навсегда порвалась! Великого уважения успел он заслужить в этой части нашего общего отечества, и ранновременная кончина его облекла в траур всё государство. Он скончался 14 декабря 1799 года. С миром покончил он свое земное существование, оставив за собою и почет и великие подвиги, он, бывший наиболее чтимым и искренно любимым героем из всех, которых когда-либо похищала смерть. И в такое-то время вы толкуете о праве на какие-то места, для какого-то водопровода!

Подумайте только, какое место но праву принадлежит ему во всемирной истории!?

А, между тем, что такое слава? Слава это — случай. Сэр Исаак Ньютон открыл, что яблоко падает на землю, — по правде говоря, открытие совсем обыкновенное, — открытие, которое целый миллион людей успели сделать уже и до него, но его родители и родственники были люди очень ловкие: они до тех пор возились с этим пустяшным случаем, пока, наконец, не сделали из него чего-то необычайного, и вот! простодушный свет тотчас же попался в глупую ловушку, почти в единый миг человек этот стал знаменит! Сохрани же эти мысли, как драгоценное сокровище!

О, поэзия, сладкая поэзия, кто возьмется измерить, чем тебе обязан мир!


У Маруси был ягненочек с шерсткой белою, как снег,
И куда бы ни шла Марусенька и ягненок шел за ней!


Джек и Галль на холм взобрались
Притащить ведро воды,
Джек упал, сломавши шею,
А за ним упал и Галль!

Я признаю эти два стихотворения за истинный шедевр по их безыскусственности, элегантности выражений и отсутствию безнравственной тенденции. Они доступны для всех степеней развития, они пригодны для всех сфер жизни: на поле, в детской комнате, в мастерской рабочего. Да! ими не должна бы пренебрегать ни одна городская выборная комиссия!

Почтенные окаменелости! Пишите мне и впредь! Ничем не возбуждается большее поощрение, как именно дружеской перепиской. Пишите мне, и если в новом вашем послании будет заключаться опять что-нибудь не совсем ладное, не трудитесь подробно разъяснять мне это. Нам будет всегда весело читать вашу ерунду.

Ваш глубоко преданный
Марк Твэн,
за Джемса В. Н.,
сенатора Соединенных Штатов.»

— Это письмо ужасно! Оно окончательно убило меня! Я в отчаянии!

— Конечно, г. сенатор, мне весьма грустно, если в этом письме кое-что не совсем удачно изложено, но, но… всё-таки мне кажется, что в нём я довольно ловко обошел вопрос о водопроводе…

— Чтобы чёрт вас так обошел! О! Но всё равно. Так как падение мое теперь уже неустранимо, то пусть же оно будет полно! Да, пусть будет оно полно! пусть оно завершится этим последним из ваших безобразий, которое я вам сейчас прочту! Моя карьера окончена. У меня были скверные предчувствия, когда я вам передал письмо из Гумбольдта, в котором меня просили похлопотать, чтобы почтовый тракт от индейской долины к мысу и к промежуточным между ними пунктам был перенесен одной своей частью по направлению старой Мармонской дороги. Я предупредил вас, что это очень щекотливый вопрос и предостерегал, чтобы вы не отвечали на него вполне откровенно, а, напротив, так, чтобы сущность письма оказывалась несколько двусмысленной, и просители остались бы в некоторых потемках. И вот, обуреваемый своим зловещим дурачеством, вы настрочили следующий несчастный ответ. Мне думается, что, прослушавши его, вам следовало бы на веки оглохнуть, если в вас осталось хоть что-нибудь похожее на стыд!

Вашингтон, 30 ноября.
Гг. Перкинсу, Вагнеру и товарищам.
М. Г.!

Это весьма щекотливый вопрос с этой Индианской улицей; но если за него приняться с известной ловкостью и изворотливостью, то тем или другим способом мы могли бы добиться результата, ибо местность, где Рутэ отделяется от Лесеен-Мьедоф, там наверху, где были оскальпированы в минувшую зиму оба знаменитые предводители разбойничьей банды, и так как эта местность для одних представляется направлением наиболее соответствующим плану, между тем как другие, вследствие особых обстоятельств, предпочитают иное направление, тем более, что Месбис, отделившись от Мармондской дороги, пролегает через Джавбонь-Флэт сперва в сторону Блухера и затем далее через Джин-Гэндли, где улица сворачивает направо, оставляя, таким образом, самую местность тоже с правой стороны, а с левой — Даусонс, и затем, влево от упомянутого Даусонса, упираясь в Томагавк, вследствие чего сама дорога оказывается наиболее дешевой и доступной для всех желающих достигнуть этого пункта и наиболее целесоответственной в границах желания и пользы большинства, — то, принимая во внимание всё изложенное, я не теряю надежды, что мы этого добьемся. Вместе с тем, я с радостью, время от времени, буду уведомлять вас о положении настоящего дела, если вы того желаете и если почтовый департамент возьмется за доставку вам моих писем.

Преданный вам Марк Твэн,
за Джемса В. Н.,
сенатора Соединенных Штатов.»

— Ну-с, что всё это обозначает?

— Г-м, я не знаю, г. сенатор. Это, это.. гм… мне кажется, что это достаточно двусмысленно

— Двусмыс… Убирайтесь вон отсюда! Теперь я — пропащий человек! Эти дикари из Гумбольдта никогда не простят мне попытки испытать крепость их голов посредством вашего письма. Итак, я потерял уважение среди методистов, среди коллегии городских избирателей, среди…

— Ну, против этого я ничего не возражаю, так как письма к тем господам мне действительно не совсем удались, но за то, г. сенатор, я очень ловко устроил дело с просителями из Бальдвинг-Ранчо…

— Убирайтесь вон отсюда! Сейчас же и навсегда!

Я понял это как род замаскированного намека, что в моих услугах более не нуждаются, и поэтому тотчас же отказался от своей должности. Никогда больше я не соглашусь быть частным секретарем ни у одного сенатора. От этого сорта людей никогда не дождешься благодарности. Сами они абсолютно ничего не умеют сделать, а потому и не умеют оценить по достоинству чужие труды и старания.


Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.