Если вы хотите запечатлеть миниатюрную картину Галиции, то отправляйтесь на рынок в Коломыю. Там на форуме древней римской колонии, стоя посреди толпы торгующихся, продающих, покупающих, спешащих туда и сюда, вы увидите чудесную страну, проходящую мимо вас в ярких образах. То вам покажется, что вы очутились на багдадском базаре, то на церковной площади деревушки в Шварцвальде. И когда смуглый Армянин с длинным чубуком и белокурый Шваб с короткой трубкой в углу рта заключат сделку, то вас охватит совершенно аллегорическое ощущение при виде того, как Восток и Запад пожимают друг другу руки.
Никакая другая земля в многонациональной Монархии не даст подобной картины, ни Венгрия, ни Далмация, ни в одной из них нет такого богатства контрастов. Само переселение народов обосновалось тут. Здесь нет единственного женского образа, а есть целая галерея женских портретов, по сравнению с которыми коллекция короля Людовика просто кунсткамера уродцев. Оглядитесь вокруг в этой суматохе! Кому вы отдадите яблоко Париса?
Смотрите - вон там в легком фаэтоне стройная оживленная Полька с гордо поднятой сарматской головой - или же вас больше пленяет меланхоличная красота, мечтательные глаза Малороссиянки? В ней течет вольная казацкая кровь, а какие у нее очаровательные ноги в красных сафьяновых сапожках!
Если же вы любите деревенские рассказы и разыскиваете персонажи, как у Бертольда Ауэрбаха, то там, у корзин с яйцами и бочек с маслом вас поприветствуют Босоножка и Лорле[1] словно с картинок из прелестного народного издания; ах, какие у них добрые голубые глаза! А рядом, подобные газельим, глаза Малоазиатки из того племени, дочери которого становятся рабынями, чтобы поработить своих повелителей. Словно гурия лежит на своем ковре Армянка в белом халате и тюрбане. Мусульманские раздумья и фантазии гарема овевают вас пальмовыми листьями и страусовыми опахалами. И эта Черкешенка! Но нет, это вовсе не роза гарема, это дикая дочь Карпат, косуля Галицких народных песен, это Гуцулка.
Вам нравится сочная Великороссиянка, благовоспитанная Липованка? Как любезно она предлагает вам фрукты. А если вы любите насыщенный желтоватый цвет кожи, то перед вами на выбор все его оттенки. Вот Мадьярка, ее легко узнать по доломану; а вот дитя Священной Книги, татарская Караимка. А тут рядом с мужем-лудильщиком сидит маленькая лохматая Цыганка. Позвольте ей погадать вам, но не верьте ее глазам, они жалят, как иглы, они завораживают вас!
Посмотрите в ту сторону. Неужели вы в Кампанье? Нет же, вы на рынке в Восточной Галиции. Но откуда здесь Римлянка? а вон там еще одна.
Нет, это не Римлянка, но дочь Рима, которая сохранила расу. Как воистину по-императорски эта Валашка умеет носить свою отделанную золотом тунику, а волосы - она все еще расчесывает их подобно матери Гракхов. А вот опять кусочек Востока. Дочери Иерусалима сидят под деревьями и продают лук; вышитая жемчугами повязка украшает не одно царственное чело. Их очи, подобные глазам голубок, полны сладострастного сказочного сияния. Пойте же высокую песнь любви. Поймут ли они вас, эти цветы Сарона, прекрасные, как луна, опасные, как копья воинов.
В обилии женских фигур и характеров выделяются два основных типа: Полька и Малороссиянка.
В маленькой Западной Галиции преобладает польский элемент; за ним следуют еврейский и немецкий; в большой Восточной Галиции преобладает малороссийский, но его энергичный темный тон переходит с запада на восток во все более пестрый набор национальных оттенков. Шаг за шагом растет богатство видов, форм, красок, контрастов; кровь жизни пульсирует все энергичнее, свежее, возбужденнее; мир разворачивается во все большем величии. Здесь, на Востоке, в повседневной борьбе за существование, в национальном, религиозном, политическом, человеческом противоборстве раскрывают свои качества Поляки и Малороссы, здесь в полной мере противопоставляют свою природу, свои силы также и Полька с Малороссиянкой.
На первый взгляд они вовсе не кажутся такими разными, как есть на самом деле. В обоих племенах встречаются стройные и пышные, маленькие изящные и высокие импозантные женщины, у обеих бывают тонкие черты лица, дерзкий слегка вздернутый нос, у обеих попадается менее красивый, но часто более восхитительный тип с пухлыми губами и маленьким кошачьим носиком. Но взгляд Польки выдает ее холодность, самообладание, расчет при внешней живости; а одухотворенные глаза Малороссиянки указывают на ее страстную и вспыльчивую природу, скрывающуюся за благоразумием и достоинством ее манер.
Если Польку называют Француженкой Востока, то Великороссиянка это Британка, а Малороссиянка - Испанка Востока. Полька желает повелевать, Малороссиянка хочет быть свободной. Если Полька завладевает мужчиной, а Великороссиянка подчиняется ему, как и Немка, то Малороссиянка требует быть равной ему. В ней при каждом удобном случае вспыхивает необузданно вольная казацкая натура, не знающая ни господина, ни слуги. Между Доном и Карпатами живут прирожденные демократы; ни императоры Византии, ни варяги, ни король польский, ни царь не сломили их дух, не покорили их умы. Они живут, всегда готовые поменять плуг на копье, в небольших республиканских общинах, равные с равными, посевы будущего, семена свободы для восточных славян.
Цыгане со своей музыкой направляются к северу, Русский идет в корчму пить свою горилку, слушает дикие меланхоличные казацкие песни о вольности, кладет голову на руки и плачет.
В Галиции польские дамы из дворянства и помещиков почти все красивы или, по крайней мере, привлекательны; городской элемент, в основном сформировавщийся из немецких иммигрантов, далеко уступает ему (при смешении крови, по-видимому, побеждает немецкий тип). Краковячка стройная, миниатюрная, благовоспитанная - здесь польская крестьянка больше всего приближается к типу знатных сословий. Жена польского Мазура, населяющего равнину от Кракова до Сана, тощая бледная брюнетка. У нее больше темперамента, духа, чем физической красоты, а жены высоких симпатичных польских горцев, Гуралей, в основном неприглядны, часто уродливы. Сельские жители Восточной Галиции представляют собой довольно запутанную смену типов и физиономий. Соседние деревни часто предлагают величайшие контрасты: самая уродливая и совсем рядом с ней благороднейшая человеческая форма.
Пребывание монголов на юге России, расселение военнопленных в безлюдных районах оставили явные следы. Здесь встречаются странные заостренные черты лиц, мужчины с чисто шведскими головами и бородами, женщины с золотистыми волосами и серыми неподвижными глазами. Это потомки шведских военнопленных; а там маленькие неуклюжие создания с желтой кожей, раскосыми крошечными глазками, вздернутым носом, тонкими черными волосами — это дети Ногайской Орды. В другой деревне снова попадается отчетливо восточный тип. Старые документы сообщают, что здесь когда-то поселились пленные турки.
В каждой местности галицкий Русский представляет отдельный характер. Жители большой равнины от Сана до Прута довольно высокого роста, крепко и правильно сложены, со свежим цветом кожи, у женщин нередко прелестнейшие черты лица; но при этом также часто попадаются почти звериные обличья, крепкие скулы и широкий рот. В галицком Подолье бросается в глаза благородная, почти аристократическая внешность; светло-русые косы обрамляют здесь более чем одно лицо Мадонны, ожидающей кисти русского Рафаэля.
Малороссиянка на берегах Прута типичная южанка и можно увидеть ее пылающие глаза, ее темные роскошные волосы, милый овал лица, ее фигуру рядом с Армянкой и Румынкой. Почти повсеместно красива жена Малороссийского жителя Карпат - Гуцула.
Гордо держит она свою голову, как человек, который никогда не был крепостным или подданным знатного господина, никогда не выполнял принудительные работы[2]; ее приветствие - снисхождение, в нем нет ничего от смиренной вежливости жительницы долины. Она сидит на лошади, как ее сестра, дочь Кавказа, с веретеном в руке, и когда раздается призывный крик орла, она знает, как откликнуться.
Малороссийские мещане в городах и на рынках Восточной Галиции - дружелюбные, умные, трудолюбивые, размышляющие люди. В мастерской и в торговой кладовой женщина расцветает не так, как в дворянском имении или на вольных горных вершинах; но городские Малороссиянки это милые, умные, гостеприимные женщины, а сыновья их пользуются спросом и ценятся на государственной службе. Малороссийское дворянство Восточной Галиции не было полностью ополячено, как принято считать. Многие из семей по-прежнему принадлежат к греческой церкви, немало из них сохранили и свою национальность, и вряд ли найдется возможность утратить ее теперь, когда Русины изо дня в день отвоевывают все больше земель у Поляков.
Это дворянство и русское (униатское) духовенство составляют прекраснейшую расу. Она сочетает в себе чувственную красоту южных наций с одухотворенным взором и душевной обаятельностью северных народов.
Если поляк видит красивую Малороссиянку, то он говорит, что это жена священника или дочь священника.
Прелести Польки, как и Малороссиянки, значительно подчеркиваются нарядным костюмом. Полный национальный польский костюм появляется, правда, только в праздничных случаях или во время восстания; но то, что сохранилось от него в давно принятой образованными людьми французской моде, довольно своеобразно и живописно. Жакет с меховой оторочкой в ее различных вариантах - малороссийского происхождения, особенно казацкая куртка без рукавов - казакин (Casaque). Кацабайка с широкими складчатыми рукавами, верхняя одежда Русской боярыни, теперь характерный наряд как у Полек, так и Русинок в Галиции, нередко в ярких тонах, с оторочкой из горностая.
Широкий русский сарафан со шнурком на талии стал обычным в качестве женского домашнего халата. Великолепные национальные меха для уличных променадов и катания на санях стали общим достоянием европейских дам, хотя ни одна из них не умеет носить меха с той пламенной гордостью, как Полька и Русинка. Одна Англичанка сделала меткое наблюдение, что здесь меха значат то же самое, что во Франции кашемировая шаль. Четырехугольная меховая шапка с кисточкой – называемая «татаркой» по своему происхождению, или конфедераткой по политическому партийному признаку - украшает Польку во время катания на санях и конной охоты; «татарку» носят вызывающе, удивительно кокетливо и гордо одновременно. С тех пор как галицкие Малороссияне в качестве политического символа противопоставили казацкий наряд польскому костюму, Малороссиянки тоже стали носить отороченную мехом круглую казацкую шапку со свисающим верхом, как противоположность конфедератке.
Такие великолепные шапочки носила и Екатерина Вторая. Девушки любят заплетать свои роскошные волосы в две падающие на спину длинные толстые косы, перевязанные лентами; мода, которой вряд ли осмелятся подражать дамы Запада. Во всем, что касается туалета, отношения к моде, выбора ткани, цвета, кроя, отделки, Полька любого сословия демонстрирует свой художественный вкус. Как говорится, если наряды для Француженки это остроумие, то для Польки это поэзия.
Польская крестьянка повсюду еще осталась верной местному костюму и, вероятно, никогда не поддастся соблазну подражать странной одежде немецкого колониста; наоборот, славянский элемент оказывает такое же влияние на галицких Швабов, как мадьярский элемент на трансильванских Саксов Семиградья. Краковячка носит косу, как благородная польская девушка, а замужняя женщина - треугольный платок в Неаполитанском стиле. Поверх тонкого светлого корсажа она с кокетливой скромностью накидывает белую шаль. Изящный фартук завершает грациозный наряд.
В то время как Мазурка одевается подобным же образом, хотя и не с таким вкусом, Гуралка подобно монахине заворачивает себя в серую холстину. А еще восточнее костюм становится по-восточному более пышным и приобретает в роскоши то, что теряет в изяществе. Малороссийская крестьянка обвивает вокруг головы яркую ткань наподобие тюрбана, а девушка укладывает косы на голове, как корону. Шею украшают коралловые нити; сукман, длинное верхнее одеяние из темного, нередко синего сукна, зимой подбитое мехом, плотно и нарядно облегает тело, а яркие сафьяновые сапоги (желтые или красные) - ногу.
Гуцулка не носит никакого головного убора, кроме своих великолепных волос, заплетенных в косы, или естественных волн распущенных локонов, удерживаемых лентами; она надевает короткую куртку, как и подобает наезднице.
Вышитая жемчугами диадема, характерная для Великороссиянок и Казачек, а также дукаты на шее придают Липованке величественность, которая полностью соответствует ее размеренной сознательной натуре.
Своеобразен как физический, так и духовный тип Польки и Малороссиянки в Галиции, прежде всего их характер. Для незнакомца это одна из пленительных загадок, которая тем полнее захватывает разум и сердце, чем меньше ее возможно разгадать. Воля сильна у обеих; это не мгновенный энергичный всплеск, а та постоянная сознательная воля, из которой развиваются великие и благородные характеры.
Томас Маколей в своей остроумной и убедительной манере показал в эссе о Маккиавелли, что не следует руководствоваться общепринятыми принципами морали в суждениях о человеческих характерах, поскольку каждый из них соответствует своему времени и народу. Примечательно, как каждый народ создал себе по собственному подобию то, что он называет нравственным характером, как Немец считает предосудительным то, что хорошо для Француза, как Англичанин смеется над тем, что кажется почтенным для Немца.
Славянский характер и его идеал принципиально отличаются от романского и германского. Благодаря христианству народы Европы получили общий нравственный заряд; однако на востоке до сих пор повсюду проявляется изначальная человеческая природа.
Славянская натура необычайно добрая, гуманная. Боевые качества восточных славян заслужили Полякам и Русским в Европе репутацию людей воинственных и любящих конфликты. Репутация здесь, как обычно, наполовину ложь. Поляки и Русские, как и все славяне, мирные по своей природе. В отличие от воинственных германцев, они вошли в мировую историю как пахари и торговцы. Первые князья германских племен были удачливыми вождями на войне, а у славян - счастливыми земледельцами и мудрыми судьями в спорах; Крок, Пржемысл, Пяст взошли на престол от плуга.
Хотя Поляк и Русский презирают смерть, умеют ответить насилием на насилие, они все же имеют сильную склонность отражать враждебные намерения мирными средствами. Эта черта проходит через всю их жизнь; она выделяется как у последнего пахаря, так и у величайшего государственного деятеля.
Ни в одном ремесле славянин не будет крикуном, скандалистом, грубияном. Если он и преступит против своих собратьев, то это будет сто раз какой-то из многих видов хитрого мошенничества или обмана, и лишь один раз какое-то жестокое преступление, характерное для любой другой расы. Угнетенный или покоренный, славянин пользуется своей духовной гибкостью и прибегает к хитрости против насилия. Так изменилась сущность у западных славянских племен в борьбе с германцами, итальянцами, османами, а у восточных под давлением дворянского или царского произвола. Большое самообладание, проницательность, благоразумие, дальновидный расчет - вот оружие, с которым лучше всего умеет обращаться славянин, и которое, сочетаясь с обходительным дружелюбным поведением славян, становится настолько опасным для чужих народов, что они обвиняют славян в лицемерии и фальши.
Иван Тургенев классически изобразил «честного, чистосердечного старорусского» плута - торговца лошадьми в знаменитом рассказе «Лебедянь». Однако Боденштедт справедливо заметил, что Русский заслуживает этого упрека только на границе, где он находится в постоянном взаимодействии с жаждущими наживы чужаками, но в глубине своих земель он лучший парень на всем свете.
То же самое можно наблюдать у нас в Галиции, Богемии и Карниоле; врожденная сообразительность славянина становится хитростью и даже коварством только там, где он вступает в борьбу с немецкой натурой и находит в хитрости превосходное оружие против своего соседа, одинаково презирающего осторожность и самообладание.
По сравнению с романскими племенами, Немец кажется рассудительным, а по сравнению с предусмотрительным славянином - вспыльчивым и торопливым. Энергия, за которую превозносят Поляка и Русского, проявляется только тогда, когда он приступает к выполнению решения. «Семь раз отмерь, один отрежь» - гласит русская поговорка. Точно так же проявляется у славянина его пресловутое упрямство, его упорство, в самом сопротивлении, а не в манере поведения. Он не уступит, но обязательно постарается уклониться. Вот почему он так высоко ценит слово. «От слова спасение, от слова и погибель», «Больше слушай, меньше говори», но: “Доброе слово лучше мягкого пирога". Или еще одна истинно славянская черта: молчать, чтобы скрывать свою внутреннюю сущность, но красноречиво болтать, чтобы выяснить сущность другого. Гордо называет он себя человеком слова (словянин от «слово»), а Немца немым (Немец от «немой»).
Все эти черты восточнославянского характера проявляются в женщине еще сильнее, обнаженнее, неприкрашеннее. Насколько женщина везде менее испорчена воспитанием, образованием, рефлексией, ремеслом, чем мужчина, настолько же она показывает природу своего народа более неприкрытой и нетронутой.
Один остроумный наблюдатель заметил, что если Полька хорошая, то она лучшая, а уж если плохая, то она наихудшая жена на свете. Между тем, что хорошо или плохо? Конечно, если Полька не преисполнена никакой идеей, никаким чувством, никаким долгом, если она себялюбива и ищет удовольствий, то будет пользоваться блестящими чертами своего характера, железной волей, талантом самовластия, притворством, которые будут для окружающих еще губительнее, чем ослепительные духовные достоинства женщин на берегах Сены. Подобное можно наблюдать у ее Малороссийской сестры. Обе они по своей природе поэтичные и увлекающиеся, а такие женщины, возможно, редко будут морально строгими, но еще реже будут неблагородными.
С запада на восток, что за упадок культуры, образования, науки, что за рост воображения, чувства к природе, поэзии и духу! Немец настолько же превосходит в этом Британца или Француза, насколько восточный славянин превосходит Немца. Но вот что странно: у германских племен эти стороны человеческой природы представляет женщина, у славян же мужчина. Поляк, Русский, Малоросс, какие великолепные люди, светлые умы, сильные характеры, презирающие смерть солдаты; но их жены лучше мужей владеют своими чувствами и страстями. Полька чувствует нежно, живо, но чувствует только тогда, когда хочет. Она с большим самопожертвованием отдает себя Отечеству, любимому мужчине, ребенку, но только в том случае, если ее чувство совпадает с ее мыслями, ее характером. Ее природа, в сущности, сурова, и всегда остается сознательной и осторожной. Она никогда не станет мягкой, как Малороссиянка. Эта же предается меланхолии своего племени: она мечтает, она увлекается, ее чувства колеблются, вздымаются и еще долго трепещут, подобно Малороссийским мелодиям, в звуках которых всегда есть что-то грустное, манящее в глубину, и эта глубокая чувственная тяга сохраняется в самом диком ликующем танце радости.
Живое ощущение враждебного противостояния человека и природы, предчувствие смерти в пульсирующей жизни — истинная черта характера восточных славян — также свойственна и Малороссиянке. Ее чувства могут одержать над ней верх и против них всякая борьба тщетна. Здесь Шопенгауэр мог бы провести исследование об отрицании воли к жизни.
Полька в отчаянии бросится на мертвое тело любимого мужчины и вскоре снова сможет смеяться, или же в холодном величии отвернется от жизни. Малороссиянка умрет от боли, или, даже когда ее волосы давно уже побелеют, все еще будет оплакивать каштановые кудри возлюбленного. Польская женщина, видевшая, как ее сыновья пали в битве за польское дело, удалилась, еще во всем великолепии своей красоты, в уединенное поместье и прожила долгую тихую жизнь бедной, несчастной, больной. Известная малороссийская писательница через непродолжительное время последовала за своими детьми в могилу.
Если предположить, что темперамент обозначает среднюю температуру человеческой натуры, то у Польки живой, но не вспыльчивый характер. Полька холодна, ее аффект похож на аффект актрисы, не сильнее и не продолжительнее. Она кажется легкомысленным, безрассудным существом, но как она держит себя в руках! У нее нет пощады к собственным эмоциям, она умеет подчинить их, дисциплинировать, подобно Валленштейну, командовать, как Наполеон. Малороссиянка, напротив, обладает спокойным достоинством Испанки. Она ходит, движется, говорит и действует невозмутимо; кажется, она всегда размышляет, наблюдает и при этом так же страстна, как Испанка; она любит и ненавидит всей душой, но без фраз и обдумывания. Ее аффекты исходят от нрава; они так яростны и так длительны, потому что воображение постоянно подпитывает их.
Если уж называть воображение Польки субъективным, то воображение Малороссиянки в высшей степени объективно, поэтично. Обе мыслят быстро, энергично; но если первая концентрирует предметы, формы, которые попадают в ее душу, как через увеличительное стекло, то вторая отражает их, как хорошее зеркало, четко и ясно.
Полька говорит словно в диалоге из французской комедии, а Малороссиянка рассказывает с естественной правдой Тургенева и юмором Гоголя. Полька сверкает интеллектом, она воплощение остроумия, в каждой фразе каламбур, в каждом обороте речи эпиграмма. Ее мысль как рапира. Блестящие атаки, изящный юмор, проницательный ум, тонкий такт, любезная снисходительность при совершенном самообладании делают эту женщину столь же очаровательной, сколь и опасной. Полька играет в жизни ту роль, которую она сама из себя создает, а роль Малороссиянки в умении обращаться с другими; она практичный домашний философ. У нее свои идеи. Если у Польки есть гениальность, чтобы проявить свою личность, владеть ситуацией, если она изобретательна для выполнения своих намерений, то Малороссиянка умеет прозревать незнакомое, у нее есть дух наблюдательности, знание о человеческой природе, ее невозможно превзойти в проницательности, благоразумии и понимании. Но постигая чужое, она также погружается и в свою собственную природу, а за пониманием людей следует познание самой себя и это горькое, печальное, святое знание.
Богатые талантами Польки и Малороссиянки принимают в Галиции самое живое участие в общественной жизни; они не просто надоедливые дилетантки, они имеют свое влияние, потому что заслуживают его, потому что имеют возможность практиковать его, потому что их образование этому соответствует.
Немецкое образование односторонне, ведь оно исключительно литературное. Образование, реальное гуманитарное образование означает гармоничное развитие всех сторон человеческой природы, особенно у женщин; чрезмерное чтение лишает их интеллектуальной грации точно так же, как тяжелая работа отнимает у них физическую. И что это за литература, из которой они получают образование? Можно ли описать ее лучше, чем лозунги из немецких семейных брошюр: «Материалы для чтения! поучительно и занимательно»?
Образование, литература становятся тут самоцелью; кое-кто может забыть, что они существуют только ради жизни. Галицкие же образованные дамы это не забывают. Обычно, помимо родного языка, они очень хорошо говорят по-французски, хорошо по-немецки и в последнее время нередко по-английски; они читают Вольтера и Виктора Гюго, Гете и Гумбольдта, Шекспира и Маколея в оригинале; они восхищаются своими Мицкевичем и Лелевелем, или Квиткой и Шевченко, но они не поглощены литературой полностью. Их воспитание уже продолжается; они одновременно учатся читать и ездить верхом. Строгая школа матери, салон, седло, зажигательный национальный танец, придают им одновременно грацию и энергию. Они могут и затравить лисицу, и сыграть сонату Бетховена. Они посылают стрелы остроумия с такой же смертельной точностью, как и пули из пистолета.
Конечно, они также играют свою роль в литературе. Ни одна из двух народностей до сих пор не обладает писательским гением Жорж Санд, но ее можно ожидать, ибо их женщины проявляют помимо таланта то природное чувство, тот гуманизм, ту творческую наивность, которая была утрачена Западом. Поразительно, как здесь женщины не теряют свое изящество даже в литературном ремесле, особенно Полька. Она не просто напевает сладкие мелодии, она пишет политические брошюры, она редактирует газеты - в меховом жакете и сигаретой в зубах, оставаясь по сути знатной дамой.
Музыкальный талант славян, национальная черта характера, обнаруживается в высшей степени у Малороссиянки, чьи великолепные, часто глубоко меланхоличные, часто безумно смешные народные песни намного превосходят народные песни Польки.
Но обе довольно редко наделены способностью к сцене. Малороссийский театр еще стоит на слишком низком уровне, чтобы его можно было сравнить с западноевропейским, хотя польская драма занимает высокое положение, а польская комедия, душа которой сама Полька, равноценна французской.
Галицкие женщины полностью и страстно участвуют в жизни своей страны и народа. Нет такой жертвы, на которую не пойдет Полька, когда это касается ее Отечества. Известно, какие услуги оказывала она польскому делу в войне и мире, польскому заговору, польскому восстанию. Она интригует на выборах, она заседает на трибуне Сейма, сегодня она самый ловкий эмиссар, самый гибкий шпион, завтра она благословляет оружие и бойцов, или сама, забыв о смерти, бросается на вражеские ряды. Затем она становится на колени среди павших, перевязывает раненых, поддерживает умирающих.
Напротив, патриотизм Малороссиянки не проявился ни в каких блестящих подвигах, но достойно восхищения то, как более чем за триста лет страданий под властью Речи Посполитой, этот патриотизм замечательно показал себя в необоримом терпении, в несокрушимой любви к своей национальности, в сопротивлении польскому натиску. Малороссиянка через песни и притчи изливала в душу босоногого отрока ненависть и неповиновение, она спасла русскую национальность в Подолии, Украине и Галиции. По сравнению с ней Полька это аристократка. В ней есть что-то самодержавное. У Малороссиянки, напротив, идеи свободы и равенства в крови. Она демократка, так как в религиозных вопросах склонна к сомнениям.
Католичка Полька набожна или легкомысленна и в конечном итоге заканчивает фанатизмом. Привязанность Русинки к своей церкви проистекает из других мотивов. Церковь так долго была последним убежищем ее национальности, что до сих пор по-прежнему почти идентична ей. Ежедневно звучит народный язык с алтаря и хоров, и священники пребывают среди народа как земледельцы и отцы семейств. Наконец, восточнославянское мировоззрение о страдании бытия, о неизбежности происходящего, о враждебном противопоставлении природы и человека, о равенстве и человеколюбии, соответствует оригинальным идеям христианства, которые философски преображал и развивал величайший мыслитель нового времени, Шопенгауэр.
Каким бы своеобразным ни был славянский образ жизни на Востоке, его величайшая особенность - это отношения между мужчиной и женщиной. Здесь они находятся в прямой противоположности с Западом. Женщина стоит над мужчиной. Но не в смысле романо-германского поклонения женщине, которое возносит женщину до культа идолопоклонства, как азиатского деспота. Женщина на славянском Востоке не стоит на алтаре, но и не заточена в «домашнем святилище». Она пребывает в гуще жизни и правит. Это выглядит естественно. Один известный немецкий этнограф говорит: «Если верно, что у романских народов присутствует равенство полов, а у германских племен женщина уступает мужчине, то у славян женщина превосходит мужчину.»
Здесь нет слабого пола. Женщина везде на равных с мужчиной, в доме, в компании, в общественной жизни. Мужчина обычно склонен рассматривать женщину как свою собственность; здесь же такого нет и в помине. Она отдается мужчине в любви как равному и на равных условиях. Того же она придерживается и в браке. У жены нет обязанностей, которых бы в равной степени не было у мужа. На Западе только ее измена разрушает семью; а здесь уже неверность мужа. Женщина оставляет его по малейшему поводу, потому что знает, что сохранит свое положение в обществе. Польша - страна брачных разводов. Разведенная женщина здесь обычный типаж в обществе, на сцене, в поэзии. Она свободна, как мужчина, но не теряет привилегий своего пола. Она принимает своих друзей, она душа салона, клуба, литературного собрания. Благоприятное положение, которое она занимает как разведенная женщина, дает ей чувство собственного достоинства, с которым она пребывает в браке. В доме она хозяйка, в обществе задает тон. Благодаря ей вся жизнь ее народа приобрела свои утонченные, но непринужденные формы, ту безмятежную грацию, которая никогда не покидает Польку ни на охоте, ни в Сейме. Женщина есть везде, где есть мужчина, и везде она сохраняет порядочность и нравственность. Это характерно не только для высших сословий. Надо видеть крестьянина Краковяка, с какой учтивостью он ведет свою девушку на танцы, или Гуцула, когда он за поводья направляет коня своей жены по каменистой тропе Карпат. Галицкий крестьянин тоже находится под властью жены и пьяница со знанием дела поет в народной песне: «Не пойду домой из шинка, дома поколотит жинка!“
Дочерью Галицкого сельского священника была та самая Роксолана, которую Расин прославляет в «Баязете», та славянка, которая сделала Сулеймана Великого своим рабом и возвысилась до положения его супруги.
Галицкие дамы - не домохозяйки в немецком смысле, они умеют управлять большим владением; но бережливость, порядок, трудолюбие в мелких домашних заботах не входят в число их добродетелей.
Галицкая крестьянка, сколь бы искусной и умелой она ни была, тоже уклоняется от работы. Здесь не хватает народного образования, как там воспитания. На самом деле народ не ленив, ведь он непревзойденно работает в служении другим; но у него мало потребностей, он скорее предпочитает болтать, петь и танцевать, чем прилагать усилия для достижения благополучной жизни.
Насколько Галицкие женщины плохие домохозяйки, настолько же они прекрасные матери. Как нежно даже простая крестьянка относится к своему ребенку! Благоговение, послушание, детская любовь, которые старая мать все еще находит у своего сына, когда он сам качает детей на коленях, лучше всего показывают, кем она была и кем она всегда будет для него. От нее он получает первые самые священные идеи в своей жизни, она же питает их и не дает им уснуть, пока сопровождает его по жизни.
Это последние штрихи, которыми мы завершаем женские образы Польки и Русинки в Галиции. В руках этих женщин находится будущее их народов. Справедливо заметила проницательная Дора д'Истрия: «Романские племена - самые остроумные, германские - самые мудрые, славянские - самые молодые. Молодость это большое преимущество.»
Долгое время в образованном мире безгранично господствовало латинское, итальянское, французское влияние; оно во многом уступило место немецкому и английскому, и славяне тоже будут иметь свою долю в общем произведении человеческой культуры. Европа может ожидать от них многого, и не в последнюю очередь в перестройке общества и отношений мужчины и женщины.
После Малороссийского и Польского элемента в Галиции следует Еврейский, прежде всего по численности и значению. Он живет здесь большими замкнутыми общинами, населяет целые города или большие кварталы и поэтому сохранился в полной племенной самобытности, как ни в одной другой стране. Он получил большие привилегии при польских королях, всегда пользовался особой защитой австрийского правительства и пришел к полной эмансипации после принятия австрийской конституции 1861 года. Его значение будет возрастать в той же мере, в какой он освобождает себя через образование.
Тот же раскол, который в настоящее время разделяет религиозную жизнь Евреев в Галиции, проходит и в их социальных отношениях. Образованные отреклись от ортодоксальной веры, в то время как низшие классы с несокрушимой любовью держатся старых традиций и обычаев.
Так образованная Еврейка в Галиции стала отдельным типом, как и Еврейка из народа. Помимо них обеих, достаточно своеобразно выглядит крещеная Еврейка. У польской Еврейки не просто так появилась репутация красавицы. Она сохранила в чистоте восточный отпечаток и может посоревноваться со своими азиатскими сестрами, даже с великолепными женщинами Армении и Грузии. Также здесь попадается неприглядная, но добродушная внешность с толстым носом, выступающими губами и такими большими прозрачно-голубыми глазами, благодаря которым жена Юпитера прозывается «волоокой»; а вот рядом уже стройная газель из «Песни Песней», высокая, с матово-желтым цветом лица, миндалевидными темными мерцающими глазами и с иссиня-черными волосами, «длинными подобно вечности», как воспевает Хафиз. И еще те высокие, пышные женщины, рыжеволосые и мраморно-белые, к ногам которых катились головы ассирийских полководцев и христианских пророков. Из этого племени была Эстерка, в кудри которой попался Казимир Великий и которая имела смелость позволить себе воспитать в Моисеевой вере дочерей самого верного сына Костела.
В городах простая Еврейка быстро увядает в раннем замужестве, тесных комнатах дома и в лавке, и приобретает характерную округлую спину.
Галицкая Еврейка еще сохранила свой наполовину восточный, наполовину славянский костюм. Поверх волос, которые у ортодоксальных Евреев острижены, надета украшенная жемчугом и камнями налобная повязка, подобно «царице Савской»; поверх богато расшитого одеяния с азиатским поясом - длинный кафтан, часто сделанный из дорогого материала, крытого мехом. Какое зрелище в Казимире или по субботам на валах в Львове, в Бродах! Здесь император Франц стоял на балконе дома Хауснера и, глядя на тысячи еврейских меховых шапок и налобных повязок, весело сказал: «Вот теперь-то я знаю, почему меня называют Королем Иерусалима.»
Как бы строго ни соблюдала ортодоксальная Еврейка все правила синагоги, не пренебрегая ни одним из странных обычаев при рождении, свадьбе, похоронах, в праздничные дни, она все же находится с христианкой в прекрасных отношениях. В такой местности, как Галиция, где десяток различных вероисповеданий не просто разрешены, но и признаются законом, нетерпимость невозможна. Ничего не слышно о тех богословских раздорах, которые характеризуют глубоко верующих альпийских обитателей.
Еврей и его жена принадлежат преимущественно к среднему классу; в долине они как арендаторы корчмы нередко являются опасными друзьями крестьян; как факторы-посредники они правая рука помещиков. Везде, где женщина разделяет занятия мужчины, она даже превосходит его по уму, умеренности, бережливости, трудолюбию, короче говоря, по всем тем добродетелям, которые составляют достояние избранного народа.
Как она умеет всучить свои товары, она просто королева торговой лавки.
Как неутомимо бродит факторка от двора ко двору с товарами за спиной: как красноречива корчмарка, воистину Геба для любящих выпить водки крестьян!
В торговле она преследует свою выгоду, но в остальном она честная и добродушная. Она любит своих детей больше жизни, для нее они из серебра, они из золота, даже из чистых бриллиантов.
Она тревожная мать, но храбрая женщина, а ее сыновья храбрые солдаты. Ее живой ум никогда не оставляет ее без дела: она болтает, размышляет, непрерывно фантазирует, но при этом остается самым разумным и трезвым существом. Обычно она умеет читать и писать и это приносит некоторую пользу ее образованию. Образованная Еврейка – «реформатор» во всех отношениях. Она называет себя Израилиткой, она посещает молельный дом, она сбросила старую одежду, она не стрижет волосы, она держится подальше от дел мужа. Ее дело - это «образование.» Женщины этого типа самые очаровательные и опасные. К восточной красоте добавляется еще восточная жажда наслаждений. С тактичным кокетством они идеализируют наряды своего племени. Никакая налобная повязка и никакая шляпка не портит ее голову. Нити жемчуга вплетаются в ее густые волосы и падают на шею с толстыми косами. Великолепный плиссированный бархатный кафтан, отороченный изысканным мехом, ниспадает поверх тяжелой шелковой юбки французского фасона. Этот поэтичный костюм встречается не реже, чем парижская мода.
Восточный характер, не знающий ни прошлого, ни будущего, живущий только чувственным настоящим, блистательный дух, тот самый дух Соломоновой мудрости и талмудической изощренности, играющее всеми цветами яркое воображение, упражняют в Еврейках искусство магии «Тысячи и одной ночи.»
Их образование скорее блестящее, чем глубокое; они во всё играют, они всё читают, они обо всём говорят, но лучшим в них остается природный духовный дар.
Крещеная Еврейка стремится как можно быстрее стереть все черты своего народа. Бедняжка! Это ей будет так тяжело сделать. В светских отношениях она так же приятна, как и крещеный Еврей; но она отличается от него в религиозном отношении. Она не вешает священные образы над своей кроватью, она не крестится за столом до и после обеда, одним словом, она вольный дух, и в этом смысле особенный элемент нашего общества.
Своеобразна также галицкая Караимка.
Татары по происхождению и обычаю, евреи по вере, Караимы, дети Священной Книги, соблюдают Моисеев закон и отвергают Талмуд.
Они чрезвычайно честны и миролюбивы, возделывают поля и отличаются от Русских крестьян в Галиции только стриженой головой и длинной бородой, а Караимка от крестьянки, как и от простой Еврейки отличается своей образцовой чистоплотностью.
В политическом отношении еврейский элемент был важной опорой австрийского правительства. Простолюдин Еврей и сейчас подобно крестьянину остается верноподданным Кайзера, но образованные Евреи, которые гордо называли себя Немцами, и заигрывали с немецкими идеями, теперь точно так же заигрывают и с польскими. Матери читают «Дона Карлоса» по ролям, дочери декламируют «Альпухару» - знаменитую балладу Мицкевича из « Конрада Валленрода» и надевают конфедератку на свои вьющиеся кудри.
Здесь, где раса еще в полной силе, иудаизму предстоит выполнить важную социальную задачу. Конечно, их легко расторжимый брак - за исключением колена Леви - еще не потерял своего влияния. Что же касается нравственного облика, то во всем он не лучше и не хуже, чем у любого народа торговцев. Насилие не свойственно Евреям; его преступления - это преступления менял, предпринимателей, спекулянтов. Его семейная жизнь, напротив, сильно отличается от жизни Англичан и Американцев. Он добродушный, никогда не жестокий, он не вредит ни людям, ни животным. Еврейка даже нередко бывает чрезмерно нежна и морально строга, хотя влюбленная Еврейка остается идеалом польского Дон Жуана.
Немки в Галиции имеют свои различные полутона, как и женщины других племен. В зависимости от того, был ли немецкий элемент переселен туда еще под властью Польши или уже позднее под властью Австрии - посредством колоний, поселений в городах или как чиновники и солдаты - формируются разные группы и, соответственно, разные типы женщин. В то время как в городах южных Русских рано появилось собственное городское сословие, города Поляков уже в самые ранние века заселялись Немцами и Евреями. Однако, хотя немцы жили в отдельных кварталах, имели особые привилегии и немецкие городские порядки, они быстро приняли язык и национальность страны, так что некоторые семьи Краковских патрициев с немецкими именами уже более 200 лет могут считать себя поляками. В этом городском населении больше нет ничего немецкого, кроме имени, которое они пишут по-польски.
Новая немецкая иммиграция в Галицию началась с момента ее объединения с Австрией. Немцы прибывали целыми общинами при Иосифе Втором и с тех пор приезжают в качестве мастеров, торговцев, чиновников, солдат, обычно с женами и детьми. Они своим трудом укореняются в городах или приобретают поместья. Так как они из самых разных германских земель и племен, то их внешность и сущность довольно разноообразны.
Их всех объединяет немецкая серьезность, немецкий дух, умеренность и трудолюбие. Они нравятся исконным славянам; лишь только их нрав, каким бы добрым он ни был, не кажется славянину достаточно нежным, а их манеры нередко производят на него впечатление грубости. С другой стороны, тон и обычай Поляка сильно влекут Немца, и он стремится немедленно присвоить их себе. Но и это еще не все. В Германии упрекают женщин в том, что они мало участвуют в политической жизни; удивительно! В Галиции серьезный Немец, увлеченный безделушками национального костюма, опьяненный польскими мелодиями и польской поэзией, первым переходит на чужую сторону, а Немка бережно охраняет и защищает немецкую национальность. Каждый Немец, остающийся Немцем во втором или третьем поколении, должен благодарить свою мать!
Немцы в Галиции очень плохо справляются со своим высоким призванием - посредничеством между немецкой и славянской природой, немецкой и славянской культурой; они забывают своего Гете, чтобы вдохновляться Мицкевичем, и нередко им стыдно перед Поляком, которого восхищают «Дон Карлос», «Мария Стюарт», «Глок», «Фауст» на языке оригинала.
Они теряют свое преимущество, а именно преимущество духовного обмена. Они забывают, что они как Немцы могут предложить славянам, и что они как Немцы на славянской земле могут предложить другим Немцам. Их женщины лучше понимают это. Полька склонна дразнить Немку; она смеется над ее вязаным чулком, над ее поварешкой; но вскоре немецкий дом начинает внушать ей уважение и симпатию. Полька, наконец, сама знает про фасоны одежды и кулинарные книги; но у Немки есть и другие книги; она знакомит со своими поэтами, сначала со своим Шиллером; Полька отвечает его великолепным польским переводом, потом «Гражиной» и «Паном Тадеушем». Они учат одна другую говорить на своем языке, петь свои песни, и взаимно помогают советами и делами в счастье и несчастье.
Так многие Немки - жены землевладельцев и государственных чиновников - выполняют свою культурную задачу лучше, чем немецкие профессора и имперские правительственные органы: задачу познакомить и примирить два великих народа.
Среди немцев в Галиции редко встречаются красивые, но часто очень хорошенькие, очаровательные женщины. Здесь поразительно то, какие у немецкой девушки есть преимущества перед Славянкой, и наоборот, у славянской женщины перед Немкой. Немецкие девушки расцветают девственной красотой, которой нет у славянки; но если немецкая женщина быстро увядает, то славянская женщина развивается в поистине скульптурные формы. Славянская девушка – это незрелая женщина, немецкая женщина - отцветшая девушка. Исключения с обеих сторон, разумеется, тоже бывают. Немецкие женщины в Галиции превосходят своих сестер, не только из скучной Северной Германии, в грации, изысканности и благородстве форм настолько, что на берегах Шпрее или Изара некоторые скромные жены галицких чиновников вполне могли бы выступить в роли знатной дамы. Славянское соседство также хорошо влияет на их дух и характер. В сочетании со славянским обаянием, немецкая хозяйственность становится элегантной простотой, производящей чарующий эффект; немецкая тяга к знаниям вступает в не менее плодотворный союз со славянским патриотизмом, а немецкая сила - со славянской мягкостью.
Колонистка это особый тип сама по себе. Она родом из Бадена, Вюртемберга, Нассау, но осталась настоящей Швабкой и в Галиции. Их деревни разбросаны по всем уездам Галиции вплоть до Буковины. Чего только не достигает усердие Шваба даже на самых плохих землях его родины, а какую почву он находит здесь! Лучший земледелец на лучшей пахотной земле. Можно ли удивляться, когда его хозяйство превосходит в равной степени как любое немецкое, так и славянское, если его деревни приобретают вид небольших дружелюбных городков?
Колонистка преимущественно такая же работница, как ее муж, и даже более умелая, чем он. Если дом и поле в порядке, то Шваб позволяет себе покурить трубку в корчме, он играет в кегли или отправляется на охоту, а Швабка приступает к торговле; она продает птицу, яйца, масло, сыр, фрукты; она ходит с ними от двора ко двору и на ближайший рынок. Она «евангельская библейская женщина» и твердо придерживается Библии, как и ее муж; господин пастор и жена пастора играют в своей общине ту же роль, что и малороссийский священник и его жена, хотя положение священника имеет и политическое значение, не свойственное немецкому пастору. Есть также отдельные деревни меннонитов; тихие, чистые поселения этой набожной, мирной, целомудренной секты, которая не дает клятвы и не владеет оружием.
Внешне галицкая Швабка мало чем отличается от той, что осталась на Родине; встречаются те же самые белокурые, дружелюбные женщины, а кое-где тот же черноглазый, почти итальянский тип, что и в Шварцвальде. Она носит те же наряды, что и там, соблюдает те же обычаи и напевает те же мелодии. Их сущность, их духовные качества тоже остались прежними. Она умна, даже немного лукава, энергична до грубости и в то же время добросердечная, чувственная, и мечтательная. Она учится в хорошей школе, читает и пишет на своем родном языке, а также говорит на местном языке. Ее диалект с множеством шипящих звуков облегчает ей обучение славянским наречиям.
Их влияние на славянское сельское население невелико. Их лучший метод хозяйствования стал оказывать свое действие только после отмены крепостного права и панщины. Принудительные работы приводили к тому, что галицкие крестьяне трудились неохотно и прогресс после 1848 года убедительно доказывает это. До этого года галицкий крестьянин только кое-как наспех возделывал собственный участок, а теперь уже арендует господские земли и корчмы. Каким бы превосходным ни был русский крестьянин в Галиции, он очень многому может научиться у немецкого колониста, и он уже учится, с тех пор как ему вообще выпала возможность чему-то научиться, с тех пор как он стал свободным человеком на свободной земле, а его депутаты в потрепанной одежде заседают рядом с аристократами и прелатами в австрийском парламенте.
Галиция никогда не будет германизирована. Польский элемент слишком силен и образован, а Русский доказал свою несокрушимую стойкость и, с тех пор как он получил равные права, развивается быстро и энергично. В то время как Поляк в результате русского прогресса в Царстве Польском постепенно теряет опору, которую дает ему его родина, за Русским элементом в Галиции стоят 50 миллионов Русских и русская литература. Мировая держава прикрывает его спину. Галиция не будет германизирована, но, к сожалению, происходит обратное: немцы полонизируют сами себя, дети колонистов, которые переезжают в город, как сыновья чиновников, затем становятся самыми ярыми врагами своего государства. Более того! Полукровки, которые вроде были бы должны представлять австрийскую расу, политическую нацию, все же следуют за славянской кровью. Все великие народы стали великими только благодаря смешению, а какие великолепные результаты оно дает в этой стране, где соприкасаются самые разные европейские и азиатские племена. Можно сравнить Шваба с самым красивым крестьянином под Краковом. Ни один из них не проявляет особой силы или красоты. А на дорогах от Вадовице до Карпат около Сухи и Макува можно повстречать рослый, великолепный вид людей, по сравнению с которыми Поляки и Швабы – чахлые существа.
Польский этнограф Винсент Поль разгадывает эту загадку: чума унесла здесь население, и его сменили немецкие поселенцы, которые, наконец, полностью смешались с Поляками и теперь это самые красивые люди, которых только можно найти.
Что за прекрасные люди, внуки шведских военнопленных и польских женщин в Кросценко, Суходоле и т.д., отличающиеся как от германцев, так и от славян. Здесь можно видеть, какая благородная раса будет принадлежать Австрии, когда смешение ее племен будет прогрессировать. Жаль только, что смешение пока идет на пользу Полякам, так как практически закономерно теряются все Немцы, которые на востоке связывают достоинства своего племени с достоинствами славян. Если наши восточные земли будут находиться в быстрой и неразрывной связи с западными, особенно с сердцем империи, городом Кайзера, то эта пропорция будет постепенно улучшаться. Австрийское самосознание будет прогрессировать и развиваться в равной степени с австрийским транспортом.
