О царе Горохе/ДО
| О Царѣ Горохѣ : Когда царствовалъ государь царь Горохъ, где онъ царствовалъ, и какъ царь Горохъ перешелъ, въ преданіяхъ народовъ, до отдаленнаго потомства |
| Дата созданія: 1834, опубл.: 1834. Источникъ: Русская старина, томъ XXII, 1878, іюнь • Сообщ. Д. Ѳ. Кобеко |
| В тексте используется дореволюционная орфография.
Если у вас не отображаются символы «ять» и другие, установите какой-нибудь свободный шрифт с их поддержкой, или Palatino Linotype. |
О Царѣ Горохѣ[править]
Чрезвычайное засѣданіе Философовъ, Историковъ Естетиковъ
Царь Горохъ доселѣ живетъ въ присловіяхъ и сказкахъ. Его не льзя сравнить съ попомъ Иваномъ, котораго Русскіе полагаютъ въ Африкѣ и къ которому въ Азіи было множество миссій съ Запада. Объ немъ теперь толки нашихъ ученыхъ. Вотъ перечень засѣданія:
Секретарь (восходитъ на каѳедру и читаетъ). Знаменитые ГГ. Засѣдатели! Во имя Науки, которой совершенствованіе есть главнѣйшая и священнѣйшая наша обязанностъ; во имя Національной Славы, даруемой единственно за умственное творчество; во имя Исторіи, Философіи и Естетики, трехъ сестеръ, трехъ Музъ новѣйшаго Парнасса; по волѣ знаменитаго баккалавра, я избранъ предложить Историко-Философическо-Художественный вопросъ на разрѣшеніе ваше: Что́ такое Царь Горохъ? где, когда и точно ли былъ Царь Горохъ? Реальное и Идеальное значеніе Царя Гороха. Знаменитые Засѣдатели отъ Α до Ω должны подать свое мнѣніе. Перечень сихъ мнѣній мы завѣщаемъ потомству.
Α.Сколь ни боязненно для меня начать рѣшеніе столь великаго вопроса, сколь ни откровенно сознаніе моего безсилія, но занятія и вызовъ окриляютъ неия въ семъ трудионъ дѣлѣ.
Народныя преданія — первый источиикъ лѣтописца, камень преткновенія для критики — всегда облечены туманомъ аллегорій, сквозь который трудно провидѣть и проницательному взору историка. Воззрѣнія нашего времени, стремящіяся къ разрѣшенію неразгаданнаго, нерѣдко попускаютъ заблуждаться юному уму и предають его мученіямъ мечтательности, иерѣдко самые очевндные анахронизмы принимаютъ за подлинные; нерѣдко самое нелѣпое облекается въ ткань достовѣрности; но при сихъ ошибочныхъ воззрѣніяхъ, принявшихъ договоры Игоря и Олега, Русскую Правду и Несторову Лѣтопись за факты (но объ этомъ послѣ), опытность слѣдуетъ вѣрной стезѣ: съ пламенникомъ критики она входитъ въ лавиринѳъ сказаній, циркулемъ точности измѣряетъ дедалы преданій и мѣрою сомнѣній пересыпаетъ груды баснословій. Надобно порыться, почитать, подумать: правда ли? Есть ли въ другихъ странахъ Цари Горохи? — Сомнительно. Не, вдадимся въ обманъ; прошедшее невѣрно, можетъ статься болѣе нежели самое будущее.
Царь Горохъ не то, что Дагоберъ (de temps du roi Dagobert) Французовъ. Горохъ не существуетъ ни въ фастахъ, ни въ комментаріяхъ, ни въ святцахъ. Царь Горохъ есть порожденіе грубой фантазіи, которая не поетизировала дѣйствительныя событія, но искажала оныя. Отсюда: куны, гривны, смердъ и проч.
Какъ ни сильно говоритъ народное преданіе, но Царь Горохъ стольже достовѣренъ, какъ и Царица-Чечевица. Однако можетъ быть и дѣйствительно былъ Царь Горохъ, по крайней мѣрѣ, невозможно отвергать совершенно. Когда онъ царствовалъ? Рѣшить еще труднѣе — горохъ давно извѣстенъ. Гдѣ онъ царствовалъ? — Если царствовалъ, то въ Англіи. Нашъ рубль есть рупій востока, деньга тудаже смотрить. Не однозначительно ли слово горохъ съ Англійскимъ грогъ, грокъ (grog), или съ Французскимъ gros, или съ Нѣмецкимъ groß? Въ такомъ случаѣ Царь Горохъ принадлежитъ къ позднимъ временамъ: ибо ни Серторій, ни Раумеръ не упоминаютъ о грогѣ (grog) въ своихъ твореніяхъ о среднихъ вѣкахъ. — Вотъ что могъ сказать я.
Β. Щепетливость индивидуальности видоизмѣняется и видообразуется одинаково въ народѣ и въ народахъ. Тамъ она матерѣе, en gros, здѣсь дробнѣе. Индивидуальность націи, маска или личина, такъ сказать, народа, личина воздѣтая имъ для дѣйствованія на позорищѣ свѣта, подчинена условіямъ мѣста и времени; разовьемъ же сіи условія и начнемъ со времени.
Въ утробѣ матери младенецъ только сосетъ; нѣтъ никакого движенія, артикуляція нѣмотствуетъ, о душѣ и помину нѣтъ. Душа витаетъ передъ отверстіемъ и, въ самый моментъ рожденія, наполняетъ бренное тѣло и дѣлаетъ оное гуманизированнымъ. Етотъ моментъ жизни не знаменуется никакимъ явленіемъ; человѣкъ еще не человѣкъ, онъ сосетъ и не предъявляетъ никакихъ требованій, довольствуясь или лучше не понимая, не зная что́ такое довольствіе, что́ такое не довольствіе. Онъ развивается и ростетъ; члены дотолѣ недвижиые, дѣлаются шалнерами, принужденно движущимися, вращающимися: о́рганы формируются и младенецъ издаетъ артикулованные звуки—междометія. пото́мъ, когда внѣшиній міръ скажется, скажется и человѣкъ, аукнется и душа. Тогда начнется другдружнее взаимиопроникновеніе духовнаго и вещественнаго, начнется дисгармоническій бой между младенцемъ и міромъ, который встрѣчаеть всякаго новорожденнаго, какъ злая мачиха, сурово и враждебственно. Сіе взаимнопроникновеніе созидаетъ въ своемъ развитіи тотъ архитектонизмъ отношеній и подчиненностей, цѣлей и знаній, который заповѣданъ вѣденію міра, котораго интенситетъ и екстенситетъ можетъ быть метромъ человѣческаго знанія, человѣческаго преуспѣянія.
Первый моментъ сего быта, есть Пантеизмъ; вегикулъ, рычагъ сего момента, есть заскорузлое чувство витальности; здѣсь человѣкъ плотенъ, онъ возгнетаетъ костеръ восподнимающій душу горѣ всѣмъ существамъ духовнымъ и вещественнымъ, хлещетъ ощущеніями: сюда я причисляю Вишну, Кришну, Помону, Лотосъ, Изиду и проч. За симъ, какъ за предвозслѣдствіемъ, начинается другой моментъ Пантархическій; человѣкъ проглянулъ на свѣтъ Божій, вострепеталъ при первомъ воззрѣніи, апоѳезировалъ все имъ видимое, воскурилъ ѳиміамъ всѣмъ тварямъ. Теперь онъ познакомился, обглядѣлся и, вмѣсто апоѳеоса, принялся за оцареніе; все, по его мыслительности, чревато силою, все поставлено надъ нимъ; онъ почитаетъ себя служкою всѣхъ бытій и бытодѣйствій: сюда отношу я нашего Царя Гороха.
Γ. Съ робостію начинаю я, Милостивые Государи! мое мнѣніе. А. почтенный по своей опытности и по своему глубокопроницанію, сказалъ все, что только можно сказать о столь таинственномъ, высокомъ предметѣ, каковъ Царь Горохъ, символъ безусловной давности и шутки, совключеніе всѣхъ народныхъ своеземныхъ и своевременныхъ пословицъ и поговорокъ. Но я осмѣливаюсъ взглянуть на ето съ высшей точки зрѣнія, оріентировать идею Царя Гороха, возсоздать въ нашемъ мышленіи постепенное развитіе сего факта, говорю факта: ибо и миѳъ есть фактъ, но идеальный, въ мірѣ умственномъ, въ Философіи.
Миѳическое сродно человѣческому духу. Видя и чувствуя явленія въ физическомъ мірѣ, человѣкъ ищетъ причины оныхъ въ природѣ, творитъ Демоновъ, Ѳебовъ, Юпитеровъ, Дріадъ, Нимфъ. Онъ олицетворяетъ силы природы: такова миѳологія Индусовъ, Египтянъ и первобытныхъ Грековъ. Но когда прейдетъ средостремительное направленіе, когда человѣчество приближится къ центробѣжному, когда кончится предлежательное бытіе и начнется подлежательное, тогда человѣчество проявляеть идеи въ о́бразахъ, отвлечеииыя поиятія дѣлаются Кадмами, Нумами, Тезеями, Зердустами, Гостомыслами. Одинъ индивидуалъ совключаетъ въ себѣ всѣ возможныя понятія, болѣе или менѣе относящіяся къ существу его. Сіе воззрѣніе, преимущестиенно господствующее въ Германіи, приноситъ благодѣтельные плоды въ фактическомъ и идеалистическомъ, историческомъ и философскомъ. И дѣйствительно: созданія фантазіи суть порожденія всѣхъ елементовъ дѣятельности духа и пло́ти, есть сосредоточиваніе всѣхъ принадлежностей жизни, религіи, философіи и домашняго быта. Человѣкъ въ младенчествѣ Поетъ, Творецъ. Каждая сфера приноситъ, какъ дань, свою часть, свою природу. Все сіе производится безъ всякаго сознанія: ибо въ предлежательномъ направленіи сознаніе, то есть чувствованіе индивидуальнаго свойства, самочувствіе, Я, еще не является и заключено въ зародышѣ, какъ растеніе въ сѣмени, какъ животное въ утробѣ. Мышленіе отправляется одинаково съ физическимъ дѣйствіемъ. И тамъ и здѣсь законы жизни одни: все имѣеетъ начало, средину и конецъ; вое видоизмѣняется по формѣ умозаключенія. Силлогизмъ есть норма всякой жизни; такимъже силлогизмомъ руководствуется и юность народа, во всѣхъ своихъ отправленіяхъ, во всѣхъ своихъ отношеніяхъ.-Я упомянулъ прежде объ общихъ отправленіяхъ: теперь разовью отношенія. Отношеніе, какъ всѣмъ извѣстно, есть взаимное соображеніе данныхъ, есть сопостановленіе принадлежностей, преимуществъ и всѣхъ качествъ одного даннаго съ другимъ или другими. Но всякій народъ, по высшему предопредѣленію, выражаеть собою какую-либо сторону истины: Грекъ изящную пластическую, Римлянинъ политическую древнюю. 5508 годъ, есть великій годъ въ лѣтописяхъ ума и воли и сердца человѣчества; тогда начался новый возрастъ для міра, возрастъ духовный; царство Діонисіевъ и Бахусовъ коичилось; Омиръ умолкъ и, на мѣсто Римской имперіи, явилось множество новыхъ, новыхъ во всѣхъ отношеніяхъ. Всѣ народы были наслѣдниками древности, особенно Германцы, овладѣвшіе землями непобѣдимыхъ прежде сыновъ капитоліи; они неминуемо должны были быть классическими, творили но маштабу Квинтиліановъ и Аристотелей… Должно ли упоминать, что ѳеоріи сихъ критиковъ нынѣ недостаточны и отвергнуты. Романтизмъ побѣдоносно развѣялъ свои знамена на священныхъ стѣнахъ вселеннаго города. Для насъ наступило иное время, иныя требованія: но до сего умственнаго пробужденія въ Германіи, въ Англіи, въ Франціи, въ Россіи царствовало безусловное подражаніе.
Не такъ было въ первые вѣки Россіи. Нужно ли говорить о направленіи первобытиой жизни Россіи? Отдѣленная отъ Запада и Востока Словено-Русская гармоническая дѣятельность сосредоточилась въ себѣ, развилась и повилась своими пеленами, взросла подъ своимъ небомъ, на своей почвѣ, подъ тѣнію березъ, покрытыхъ хлопками снѣга, въ своихъ землянкахъ, гдѣ точка замерзанія и точка плавильнаго жара раздѣлены одною стѣною, закопченою изнутри и заиндивавшею снаружи, подъ липами, которыя даютъ мочала и лыки, въ своихъ огородахъ, гдѣ горохъ, рѣпа, лукъ и проч. Жизнь была въ высшей степени оригинальная, совершенно самостоятельна, тогда какъ жизнь, вымыслъ, самая Миѳологія на Западѣ необходимо долженствовали быть классическими. У насъ, въ слѣдствіе закона разъединенія, Миѳологія была романтическая. Сіи два сло́ва знаменують два полюса духовной жизни… Но возвращаюсь къ начатому. И такъ Миѳологія наша должна была выбирать свои баснословія изъ противуположной среды: тамъ — на Западѣ — Небо; у насъ — Земля. тамъ — Еѳиръ; у насъ — Горохъ. Съ етой точки зрѣнія смотрю я на Царя Гороха, и, сознаваясь въ своемъ невѣденіи, не могу опереться ни на одно изъ моихъ сочиненій. Я все знаю, все постигъ, все о́бнялъ, кругъ моихъ занятій такъ разнообразенъ и прерывистъ, что отъ Греческой и Русской Азбукъ, до высшей Философіи и Маѳематики, отъ опредѣленнаго Числа Алгебры, до Ораторскаго Числа Цицерона, постепенно составляли и составляютъ предметъ моихъ трудовъ… Вотъ, что могъ я сказать о Царѣ Горохѣ.
Δ. Терпимость, Ученые Мужи! всего важнѣе въ области Исторіи. Выслушивая старый скептицизмъ, вычурный пустозвонизмъ и безжизненный раціоцинизмъ, не льзя однакоже не признать какой-либо мысли во всякой безсмысленной рѣчи. Да позволятъ мнѣ сказать свое мнѣніе о Царѣ Горохѣ.
Было время, когда въ Литературѣ Русской господствовала аристократическая важность; профѐссора смѣшивали съ ученымъ; кто безъ очковъ, тотъ неучъ, кто не желтякъ, тотъ неприлеженъ, кто не знаетъ Бургія, тотъ ничего не знаеть. Канулъ въ вѣчность сей вѣкъ Схоластики и Перрюкизма. Знамена новаго поколѣнія водружены на твердомъ основаніи идеи чистаго, здраваго разума. Давно ли Карамзинская сентиментальность плакала на берегахъ Патріаршихъ прудовъ? — Нынѣ Патріаршіе пруды миѳъ вакхической радости. Давно ли Татищевы и Щербатовы, Ломоносовъ, Эминъ (поетическій Эминъ, Эминъ-янычаръ!), Хилковъ, Рычковъ, Карамзинъ и вся ихъ братія служили авторитетами? — Нынѣ ихъ забыли, затерли, изгладили; мы имѣемъ и свою Исторію и свою Поезію. Я не безъ умысла вычисляю историковъ, минувшихъ дней лѣтописцевъ, не безъ умысла, Милостивые Государи! Сей предметъ близокъ къ моему сердцу, открытому для всѣхъ впечатлѣній высокаго, прекраснаго и благаго, сей предметъ: мой — Я историкъ; съ гордымъ сознаніемъ говорю: Я историкъ! Я знаю Русь и меня знаетъ Русь! Давно ли Смотрицкіе, Добровскіе безжалостио рѣзали Славянскую грамоту? Нынѣ помыслы высокіе, мысли глубокія, ясныя, свѣтлыя носятся надъ роднымъ, колыбельнымъ языкомъ Матери-Россіи. Такъ, Милостивые Государи! прешелъ вѣкъ безусловнаго подражанія; пѣвецъ Багрима, великомощный полетъ Державина, величайшаго лирика, который не зналъ ни правописанія ни стихосложенія, сей полетъ очертилъ поетическій Зодіакъ, котораго не разгадать ни Юмамъ, ни Гротефендамъ, ни Шамполіонамъ.
Націоиальность есть типъ жизни народа, прототипъ всѣхъ созданій, мыслей и помысловъ; націоиальность во всемъ отражается, никуда не заглядываи; національность вездѣ проявляется, нигдѣ не существуя опредѣленно. Что́ такое національность? — Великое дѣло!
Съ увѣрительностію могу сказать, что я былъ ревностнымъ поборникомъ національности, отсылаю къ моимъ созданіямъ, въ нихъ дышетъ народность Русская. И ктоже творецъ сихъ созданій? Я, нигдѣ и ничему не учившійся; Я, блуждавшій съ Плутархомъ по золотодонной Сибири и мечтавшій съ малыхъ ногтей быть великимъ; Я, который такъ увлекательно высказываю и которымъ должна гордиться Россія; Я, который перещелкалъ всѣхъ запоздалыхъ старцевъ и одинъ стою за нее на стражѣ противъ старовѣрства; Я—одинъ для нея на ловлѣ Европейскаго просвѣщенія.… Но кто былъ моимъ учителемь?… языкъ коснѣетъ предъ волею Всемогущаго.
Теорія новѣйшихъ мыслителей есть зданіе великаго объема Шеллингъ, Кузенъ, Лерминье, Гегель, Бюше, Вико, Нибуръ, Мишле.… Вотъ мои наставники, друзья, однокорытники и товарищи!… Но я не признаю ихъ ига, я не безусловно принималъ ихъ ученіе. Шеллингъ замолкъ—а духъ развивается, Кузенъ занялся другимъ—а умъ не останавливается.… Въ нѣкоторомъ смыслѣ они отстали отъ нашего вѣка. Новое поколѣніе!… Да, милостивые государи! для вина новаго надобно и мѣхи новые. Основавшись на семъ пунктѣ, перехожу къ Царю Гороху.
Теорія названій народныхъ заключается въ стихіяхъ самой жизни народа. Сіи стихіи, многообразныя и обширныя, сосредоточиваются въ народной поезіи. Поезія есть радость души — вотъ почему народныя пѣсни суть радость, хотя въ нихъ нерѣдко печаль… Но печаль, Милостивые Государи! таже радость: въ великомъ, неземномъ возхищеніи, въ поетическомъ восторгѣ душа ваша испытуетъ истинную радость, она уединяется и бесѣдуетъ съ собою, помыслы глубокіе обнимаютъ многодумную вашу душу—такъ и въ печали. Повторяю, что печаль и радость, въ высшемъ значеніи, въ абсолютномъ—одно и тоже.
Иногда народъ называетъ предметы силою свободноразумной воли: таковы названія аллегорическія, весь Олимпъ, недавно лишившійся всѣхъ Гораціанскихъ и Марціальскихъ прелестей; иногда онъ называетъ предметы творческою мощію фантазіи: таковы всѣ прочія именованія. Только сіи два способа имѣютъ силу: но они развиваются, подраздѣляются и исчезаютъ, сливаясь въ національное знаменованіе. Къ сему-то второму способу развитія именованій мы должны отнести и фантастическое проименованіе Царя Гороха, говорю должны: ибо мы вывели способы изъ центра всякаго мышленія…
Сей предметъ великъ и при одномъ созерцаніи обнимаетъ въ себѣ всю сферу фантасмагорій и народиыхъ повѣрій, всю сущность національности.… Предоставляемъ себѣ поговорить объ етомъ въ другое, болѣе свободное, время, которое развиваясь само, разовьетъ и помыслы глубокіе, свѣтлые, задушевные, научая человѣчество своими испытательными обломками.
Ε. Милостивые Государи! изъ всѣхъ науікъ, наука природы должна занимать первое мѣсто. Человѣкъ есть природа, и на оборотъ. Съ сихъ яснѣйшихъ и простѣйшихъ нача́лъ, я приступаю къ дальнѣйшему изложенію.
Природа есть соединеніе двухъ противуположныхъ силъ: сжимательной и расширительной, естественно предпологающихъ по закону тройственности, третью силу, ограничивающую и уравнивающую двѣ первыя. Сія система совершенно соотвѣтствуетъ всѣмъ выводамъ, всѣмъ явленіямъ, всѣмъ причинамъ явленій, совершенно оправдываеть всеобщее изреченіе: Наука проста въ своихъ началахъ.
Три вышеупомянутыя силы дѣйствительны и въ Философіи и въ Поезіи.
Доселѣ господствуетъ совершенное разнородство во всѣхъ областяхъ ума; вездѣ Атомистическая и Динамическая системы сбиваютъ юныя познанія, какъ басня сбила философа.
Наше дѣло говорить о царѣ Горохѣ; горохъ есть растеніе— предметъ естественныхъ наукъ описательныхъ; горохъ пущенный изъ ружья есть сила—предметъ Механики.… Положимъ, что горохъ, или Царь Горохъ, есть явленіе—и здѣсь не моя область, и здѣсь нѣть предмета Физики. Гдѣже мы иайдемъ его?—Но ето не имѣетъ отношенія съ настоящимъ изслѣдованіемъ. Моя мысль есть слѣдующая: Царь Горохъ есть описка и замѣщеніе (substitutio) другаго факта. И вотъ какими путями, вѣрный тремъ силамъ, дохожу я до сего изъясненія.
Атомистики предполагаютъ всю вселенную въ видѣ шариковъ: совершенно ложно! Сіи шарики есть горохъ въ объективности или въ осуществленіи. И такъ Царь Горохъ есть понятіе Атомистическое. Изложимъ по нашей системѣ.
Предположимъ, допустимъ пустоту: вотъ демаркаціонная линія Динамической системы. Сила расширительная дѣйствуетъ — пустота расширяется, сила сжимательная дѣйствуетъ—пустота сжимается, изъ средостремленія и средобѣжанія сихъ силъ образуется третья, ограничивающая и ту и другую; и такъ произойдетъ: пустота расширяясь и сжимаясь продолжается. Теперь не трудно приложить сей способъ къ гороху: онъ сжимается и расширяется, т. е. продолжается, и естественно, что тогда изъ гороха произойдетъ или бобъ или стручекъ, слѣдователъно: Атомистическій Царь-Горохъ, по Динамической системѣ совершенно невозможенъ и долженъ пребразоваться въ Царь-Бобъ, или Царь-Стручекъ.
Такъ просты совершенныя нача́ла, такъ легки ясныя положенія Науки!
Ζ. Поетизмъ, строгая ученость и сентиментальность составляли поперемѣнно господствующее направленіе нашего вѣка. Но какъ все ето смѣшно, какъ все ето странно покажется вамъ, Милостивые Государи! если вы взгляните глазами Восточной простоты! Сія Восточная простота ополчает меня на оныя вышепоимеиованныя направленія нашего времени. Скажу откровенно: кто не знаеть, не сможемъ знать или понять сего, тотъ оное осмѣиваетъ.
Но теперь Стернская пересмѣшка въ сторону, и я изложу свое мнѣніе классически и романтически, т. е. вверхъ головою, вверхъ ногами, т. е. по уму, по смыслу и по разумѣнію—по безсмыслію.
Въ семъ отношеніи, принявъ сіи точки за оныя категоріи, я найду слѣдующія соотвѣтствія:
1-е. Царь Горохъ по положительности, или по воззрѣнію вверхъ ногами—есть фантастическое наименованіе народа; по романтизму—есть то національное созданіе головъ, которыя, какъ головни въ печи, обманываютъ ваше зрѣніе, сливаясь въ радужные цвѣты; по умозрѣнію—есть то достояніе одного народа, по которому онъ различается отъ прочихъ.
2-е. По отрицательности, или по воззрѣнію вверхъ головою, Царь Горохъ—естъ факиръ; по классицизму — есть титуляриый горохъ, или titulärrath; по уму — есть Восточное иносказаніе. А соединивъ все сіе выйдеть оная пестрота, которую мы находимъ въ глупыхъ путешествіяхъ, въ коихъ, ничего не понимая, все осмѣивають.
Во́льшаго, Милостивые Государи, отъ меня не ждите: кто не зиаеть ничего, тотъ смѣется надъ всѣмъ. Иной забавенъ потому, что онъ глупъ. Къ такому роду забавныхъ или смѣшныхъ глупостей принадлежатъ переводы таинственнаго языка Египетскихъ жрецовъ или Египетскихъ факировъ, которые соотвѣтствуютъ нашимъ … глупымъ пересмѣшникамъ, глупымъ путешественникамъ. Къ сему роду безсмысленныхъ и тупыхъ остротъ принадлежать выраженія: Факиръ, не хочешь ли табачку? Я табаку не пью и кофею не нюхаю.…
Послѣ мы пропутешествуемъ къ Царю Гороху — и вы посмѣетесь; а теперь сего объ ономъ предметѣ довольно. Можетъ быть, мы пояснимъ Царя Гороха изъ умозрительной Физики, которая потому для меня смѣшна, что я ее не понимаю, или изъ іероглифовъ, которые—кто понимаетъ? (потому что я, факиръ, ихъ не понимаю).
Η. Царь Горохъ—вотъ предметъ, нечего долго и широко растабарывать, есть-ли Царь Горохъ историческій фактъ, или поэтическій вымыслъ.—Какъ могу я произносить, скажутъ, рѣшительный приговоръ?—Господа! полно-те справляться съ метрическими книгами. Никто болѣе моего не уважаетъ святой истинны; да прильнеть языкъ къ гортани, если скажу ложь!-Что такое великій человѣкъ? Тотъ, кто въ заскорузломъ чепанѣ придетъ и скажетъ: «Знай нашихъ!»—Что такое психологическое явленіе? — Ванька удавился, Ванька бросился съ каменнаго мо́ста; Степанида Полуехтовна запарилась, подавилась.… Позавидуйте имъ!
Почему отвергать достовѣрность того или другаго, и проч., если что-либо есть въ лѣтописяхъ, если оно не есть хитрое сплетеніе того, кто мудрствуетъ лукаво, но счастливому выраженію поета? Что намъ говоритъ Исторія, Память Божія?—Воть мое средство, я всегда сравниваю: если есть подобное или сходное, то—по аналогіи, по индукціи—то можетъ быть допущено, то правдоподобно. Если напримѣръ въ Ипатьеискомъ спискѣ нѣть слога изъ, а въ прочихъ есть, то, по моему грѣшному понятію, въ Ипатьевскомъ должно поставить слогъ изъ. — Такъ и съ Царемъ Горохомъ.
Лѣтописи средиихъ вѣковъ наполнены сказаніемъ о Попѣ-Царѣ Иванѣ. Я заключаю: лѣтописи должны быть наполнены о Царѣ Горохѣ. Нигдѣ не льзя узнать опредѣленно: Когда и гдѣ царствовалъ попъ Иванъ? иные думаютъ въ Коби, иные въ Сагарѣ—точно тоже должно полагать и о Царѣ Горохѣ. И такъ вотъ мое положеніе: попъ Иванъ царствовалъ (къ чему выдумали бы лѣтописцы?), слѣдовательно и Царь Горохъ царствовалъ.
Мы множество фактовъ, доказательствъ, примѣровъ имѣемъ: доказать оными, изъяснить темныя мѣста, развить предметъ о Царѣ Горохѣ можемъ безъ оскорбленія, и проч.
Признаюсь, мнѣ прискорбно слушать, что я такую-то книгу дурно перевелъ, скомпилавалъ, издалъ. Двѣнадцать лѣтъ я безвозмездно тружусь, аки кощей… Иногда я пла̀чу: такъ тяжка неблагонамѣреннаго обида! Кто помнитъ память изъискателей? Не я ли публикую, что такой-то померъ; что правнукъ такого-то человѣка у меня воспитывается; не я ли получаю благодарности во всѣхъ, или во многихъ, предисловіяхъ подъ именемъ N. N?… Да мнѣ ето, какъ къ стѣнѣ горохъ! Говоря о Царѣ Горохѣ я почитаю излишнимъ всякія личности. — Съ гордостію повторяю: Мы, Русскіе, обстроить, отопить, завалить своими лѣсами, своими водами, своимъ хлѣбомъ всю Европу можемъ! и проч.—Вотъ что́ я могъ, ergo, мотай себѣ на усъ, и проч.
Θ.Милостивые Государи! мнѣ кажется подавать голосъ можетъ не всякій. Иной кричитъ и невольно заставляетъ повторить слова баснописца:
«Ай моська, знать она сильна,
«Коль лаетъ на слона!»
Говорить свое мнѣніе позволяется не косичкину, не самоучкѣ, но тому, который извѣстенъ своими твореніями и котораго творенія раскупаются: ибо раскупаютъ только достойное. Кто что ни говори, а цѣна денежная безразлична съ цѣною критики! Но мы вндимъ, что раскупаютъ и дурныя, т. е. дешевыя (что́ дешево, то гнило) творенія, въ 25 рублей рукопись. Не такія творенія разумѣю я подъ именемъ хорошихъ: въ хорошихъ твореніяхъ должно различать фасонъ… Да, фасонъ есть тайна созданія. Я и Мой Товарищъ, давно соединенные узами дружбы на оболочкахъ и въ предисловіяхъ, въ изданіяхъ и критикахъ, въ барышахъ и накладахъ, Мы идемъ своею дорогою и не слушаемъ всѣхъ людскихъ бредией.…
Иной изъ нихъ просилъ арбуза,
Другой соленыхъ огурцовъ.
Да и кто будетъ слушать всѣ ухищренія зависти, досады, злобы за то, что насъ всѣ читаютъ и хвалятъ? т. е. Я хвалю его, а Онъ хвалитъ меня. Журналистика великая наука! Въ ней правило: носи шинель по вѣтру! Гдѣ хорошо, тамъ и Мы. Нѣтъ ничего глупѣе, какъ характерность. Въ Литтературѣ
Когда смотрѣть на всѣ людскія рѣчи,
Придется и осла взвалить себѣ на плечи.
И что за выгода? Кто васъ ругаетъ—и вы того ругайте: кричите упалъ, нсписался, chute complète!
Я и Онъ, ибо Мы но всемъ нераздѣльны, издавна занимаемся отечественною Исторіею; … а какъ Царь Горохъ, прекрасный предметь для романа, относится по существу своему къ предметамъ Исторіи: то Мы, Я и Онъ, осмѣливаемся предложить покупающей или читающей публикѣ слѣдующее:
Царь Горохъ есть подлежащее безъ смысла: ибо не имѣетъ своего сказуемаго; Царь Горохъ не можетъ быть предметомъ романа: ибо неизвѣстно, кто онъ и когда онъ былъ, слѣдовательно драпировка невозможна; безъ драпировки нѣтъ созданія; костюмъ и околичное описаніе: вотъ вся сущность романа.
Занимаясь Исторіей, и преимущестиеиио Русскою, мы смѣемъ ласкать себя, что заслуживаемъ вниманіе публики; удостоенные ея довѣрія, выгоднаго и безцѣннаго, мы думаемъ, что и въ семъ предметѣ не измѣнимъ оному.
Царь Горохъ дѣло нерѣшенное: Grammatici certant et ad huc judice lis est. Horat. (Смотри толкованія Іосифа Ежевскаго).
Ι.Я, Милостивые Государи! ничего не знаю о почтенномъ Царѣ Горохѣ:
Но горохъ ли онъ, иль бобъ,
Царь Горохъ, иль Иванъ попъ,
Иль Царица Чечевица,
Или горькая горчица —
мнѣ всѣ равно; если бы кто написалъ поему, драму, романъ о Царѣ Горохѣ, я бы обѣщалъ, а можетъ быть, и написалъ бы предисловіе. Писать предисловіе—дѣло нешуточное! Пиша предисловіе,
Я какъ бабка повиваю,
И на славу выпускаю!
А говорить о самомъ предметѣ—не мое дѣло. Я до сихъ поръ много, очень много писалъ—но ничего не написалъ. — И такъ не спрашивайте меня о Царѣ Горохѣ: напишите — и просите предисловія.
Κ.Велій предметъ—о Царѣ Горошѣ! Но матушка мадамъ публика не довольствуется одними восклицаніями, яко зело простымъ веществословіемъ. Мнѣ помнится одинъ анекдотъ, сохранившійся въ архивѣ рѣдкостей моей свекрови, получившей оный въ наслѣдство отъ бабушки своего прадѣда. Наполеонъ во время пребыванія своего въ Москвѣ осматривалъ историческія достопамятности и смотря на одну древнюю башню спросилъ съ нимъ бывшаго маршала: Когда она построена? Сей, не бѣ мужъ зело хитръ въ наукословіи, отнесся съ вопросомъ къ бывшему при Наполеонѣ Русскому солдату, который и отвѣчалъ: а кто ё знаеть! Чай при Царѣ Горохѣ. отвѣтъ переведепъ такъ. Mais qui le sait; le thé sous le roi Choros. Не понимаю, сказалъ побѣдитель Еиропы и раболѣпные клевреты прибѣгнули къ искуснѣйшему транслатору, который переложилъ такъ отвѣтъ Русскаго антикварія: Mais qui le sait; je pense sous le Roi, dit le pois.… Мощный завоеватель, сей новый Александръ, улыбнулся… И если онъ улыбнулся странному переложенію, кольми паче азъ грѣшный.…
Симъ бью челомъ предъ вашимъ благорожденіемъ, Милостивые Государи!
Когда Аристократы умолкли—тогда крикъ, гамъ, безолаберщина, стукотня, бѣготня, тревога… Не разслушаешь нача́ла, средины, конца, приступа, доводовъ, слѣдствій: Царь Горохъ… Миѳъ тунеядства.. Созданіе фантазіи… Объективность магнетическаго екстенситета… Символъ… Наполеонъ Гомеопатіи… Протопитъ Руссицизма въ творчествѣ… Идеалъ огородииковъ… Универсалъ фенеановъ… Типъ народыыхъ сказаній… Галваническое возсозданіе… Трансцендентализмъ природы и идеи хартіи… Типъ, прототипъ романизма и антитипъ классицизма… И все умолкло!
Секретарь составилъ протоколъ засѣданія. Все, въ силу публицитета, было напечатано на оберточной, какъ водится, бумагѣ; разослано по всѣмъ академіямъ; расхвалено въ журиалахъ; и автографъ протокола положенъ въ архивъ.
Черезъ десять лѣтъ юноша, полный жизни и новыхъ силъ, сталъ разбирать архивъ и нашелъ протоколъ сего чрезвычайнаго засѣданія. Онъ прочелъ его, улыбнулся и улыбнулся тою самодовольною улыбкой, какой умное потомство чтитъ бредни предковъ.
Прочтя, юноша написалъ, мѣлкими буквами, слѣдующія слова Горація:
Credite posteri.
Примѣчанія[править]
- ↑ Библіографнческія Записки изд. 1858 г.; въ этомъ, почти совершенно неизвѣстномъ въ русскомъ обществѣ изданіи (въ столь ничтожномъ количествѣ экземпляровъ оно расходилось и прекратилось въ 1862 г.) напечатано (стр. 17—22 и 187) нѣсколько отрывковъ изъ брошюры «О Царѣ Горохѣ».
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |