Болгары и чуваши (Н. И. Ашмарин): различия между версиями

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[непроверенная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
м Откат правок 109.169.176.154 (обс.) к версии Lozman
Строка 125: Строка 125:
25. Поход болгарских татар к Галичу и Костроме. Говоря об этом неудачном для татар походе, Воскр. летопись упоминает рядом «татаръ и бесерменъ»; по этому поводу г. Шпилевский высказывает соображение, что, может быть, в этом месте летописи идет речь о двух различных народностях, а потому и под бесерменами здесь следует разуметь не татар, а коренных туземцев Болгарии, которые исповедовали ислам.
25. Поход болгарских татар к Галичу и Костроме. Говоря об этом неудачном для татар походе, Воскр. летопись упоминает рядом «татаръ и бесерменъ»; по этому поводу г. Шпилевский высказывает соображение, что, может быть, в этом месте летописи идет речь о двух различных народностях, а потому и под бесерменами здесь следует разуметь не татар, а коренных туземцев Болгарии, которые исповедовали ислам.
26. Завоевание Болгарии кн. Пестрым в 1431 г. В этом году вел. кн. Василий Темный посылал с ратью на волжских болгар князя Феодора Пестрого, который взял их и пленил всю их землю (Вескр. лет.). Подробностей об этом пленении летопись не представляет никаких; по-видимому, оно было не слишком прочным, потому что, спустя четырнадцать лет после завоевания Болгарии, великий князь Василий Васильевич оказался и сам пленником в этой стране. (См. Шлилевский, 103—191).
26. Завоевание Болгарии кн. Пестрым в 1431 г. В этом году вел. кн. Василий Темный посылал с ратью на волжских болгар князя Феодора Пестрого, который взял их и пленил всю их землю (Вескр. лет.). Подробностей об этом пленении летопись не представляет никаких; по-видимому, оно было не слишком прочным, потому что, спустя четырнадцать лет после завоевания Болгарии, великий князь Василий Васильевич оказался и сам пленником в этой стране. (См. Шлилевский, 103—191).

'''ОБ ОБОСНОВАНИИ Н.И. АШМАРИНЫМ ТЕОРИИ БОЛГАРО-ЧУВАШСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ И ЭТНИЧЕСКОЙ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ*'''
В октябре 1995 г. в Чувашской Республике широко отмечалось 125-летие со дня рождения выдающегося тюрколога, основоположника чувашского языкознания члена-корреспондента АН СССР Николая Ивановича Ашмарина (1870 – 1933), оставившего в золотой фонд науки такие замечательные труды, как «Материалы для исследования чувашского языка» (Ч. I. Учение о звуках (Фонетика). Ч. II. Учение о формах (Морфология). (Казань, 1898. ХХХIV+ 392 + VIIIс.), «Опыт исследования чувашского синтаксиса» (Казань, 1903. Ч. I. ХI+ 570 с.), «Опыт исследования чувашского синтаксиса» (Симбирск, 1923. Ч. II. 276 + IVс.), «О морфологических категориях подражания в чувашском языке» (Казань, 1928. 160 с.); около 40 других научных трудов (в их числе статьи о татарском языке и литературе, диалектах азербайджанского языка, чувашском фольклоре, сборник чувашских пословиц и т.п.), а также знаменитый «Словарь чувашского языка» (Казань – Чебоксары, 1928 – 1950. Вып. I– ХVII).
Огромной научной заслугой Н.И. Ашмарина является также обоснование им в своем замечательном исследовании «Болгары и чуваши» [1] теории болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности. О значении этого труда писали многие авторы. В.Ф. Каховский посвятил данному вопросу статью, в которой показал свое видение роли Н.И. Ашмарина [2]. В настоящей статье хотелось бы подтвердить обоснованность и незыблемость выводов Н.И. Ашмарина о болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности с учетом дальнейшего развития этой теории.
Как известно, о болгарском происхождении чувашей впервые писал выдающийся русский историк, этнограф и географ ХVIIIв. В.Н. Татищев. В своей «Истории Российской» он утверждает: '''''«Вниз по реке Волге чуваши, древние болгары, наполняли весь уезд Казанской и Симбирской»; «Чуваши, народ болгарской, около Казани»; «Вниз по Каме жили биляры, или болгары, и чолматы… ныне остатки их чуваша, которых и вниз по Волге довольно» [3], «Оставшие болгарские народы чуваша»; «болгар волских сказует языка одного с венгерами и славян дунайских болгар от сих же произшедших» [4].'''''
Хотя «История Российская» была опубликована в конце ХVIIIв., ученые долго не поддерживали утверждений В.Н. Татищева о болгарском происхождении чувашей. Причину этого, на мой взгляд, правильно раскрыл еще в 1921 г. Г.И. Комиссаров. В книге «История чувашского народа» (на чувашском языке) он указывал, что в результате монголо - татарского ига и российского колониального гнета чуваши ослабли, стали малым народом. Многие ученые не допускали мысли об отнесении чувашей к крупному волжско-болгарскому народу, создавшему в конце IХ – начале ХIIIвв. передовое для того времени, процветающее государство [5].Такие ученые не учитывают того, что за 315 лет монголо-татарского ига, особенно за годы массового геноцида болгаро-чувашей в конце ХIV– начале ХVвв., когда золотоордынские эмиры, Тамерлан (его походы в 1391 и 1395 гг.) и в особенности Мангытский юрт Едигея уничтожили в Болгарской земле Золотой Орды, занимавшей в то время территорию современных Самарской, Ульяновской, восточной части Пензенской областей, закамской и юго-западной частей Татарстана и юго-восточной Чувашии, более 30 городов и около 2000 селений, перебили не менее 4/5 из общей численности болгаро-чувашей. Была уничтожена почти вся их элита. Оставшиеся в живых болгаро-чуваши перебежали в среду финских племен – в Приказанье и Заказанье, где основали около 200 чувашских селений, и в центральные, северные районы Чувашии, где появилось тогда также две сотни материнских чувашских деревень. Беженцы на новых местах отпали от ислама, вернулись к не совсем еще забытым языческим верованиям. В Приказанье и Заказанье в ХV– ХVIIвв. значительная часть чувашей была отатарена, а другая часть переселилась в Чувашию, Башкирию, нижнее Закамье. Отставание чувашей усугублялось и под колониальным гнетом Московской и Петербургской империй.
В середине и второй половине ХIХ в. были сделаны первые шаги в подтверждение мнения о болгарском происхождении чувашей. '''''В 40-х гг. чешский ученый П.И. Шафарик, ссылаясь на данные исторических источников, заключил, что чуваши – потомки волжских болгар [6]. В 1863 г. татарский ученый мулла Хусейн Фейзханов выступил в печати со статьей «Три надгробных болгарских надписи», в которой представил научной общественности результаты расшифровки болгарских эпитафий чувашскими словами [7]. Вскоре и крупный ориенталист Н.И. Ильминский опубликовал статью о чувашских словах в болгарском языке [8]. После публикации в 1866 г. «Именника болгарских царей» академик А.А. Куник заявил в печати, что в чувашах он видит остатков волжских болгар, что чуваши «задолго до вторжения татар» поселились в Среднем Поволжье, с чувашами связаны «хагано-болгары на Дунае, черные болгары на Кубани» [9]. Венгерский ученый Б. Мункачи, который в 1885 г. совершил научную экспедицию в чувашские селения Симбирской и Казанской губерний и долгое время пользовался гостеприимством И.Я. Яковлева, в 1887–1894 гг. опубликовал три статьи о болгаро-чувашских словах в венгерском языке и подтвердил выводы академика А.А. Куника [10]. Профессор Казанского университета И.Н. Смирнов (1856 – 1904), исследовав в книге «Черемисы» (Казань, 1889) заимствованные восточными и западными марийцами чувашские слова, пришел к выводу о том, что болгарский язык соответствовал чувашскому языку, что в Волжской Болгарии сложилась болгарская цивилизация, оказавшая огромное этнокультурное влияние на марийцев [11].
В 1897 г. финский ученый Х. Паасонен издал труд «Тюркские слова в мордовском языке», в котором рассматривал главным образом чувашские заимствования, свидетельствующие о болгарском влиянии [12].
В 1903 г. финский лингвист В. Вихман опубликовал ценное исследование «Чувашские слова в пермских языках», в котором показал огромное болгарское влияние на хозяйство, быт, культуру и государственную организацию общества удмуртов и коми-зырян [13].
В написанном в 1904 г. труде «Волжские болгары» И.Н. Смирнов пришел к выводу, что болгарский язык – древнечувашский язык, Волжская Болгария – древнечувашское государство, болгарская культура – древнечувашская культура [14].
В решение проблемы происхождения чувашского народа наибольший вклад внес Н.И. Ашмарин, имевший глубокую, разностороннюю лингвистическую, этнографическую и историческую подготовку, владевший греческим, латинским, многими восточными (всеми тюркскими, персидским, монгольским) и западными языками. Он в совершенстве знал все нюансы чувашского простонародного и литературного языка, его диалекты, хорошо знал также историю, фольклор, быт и культуру, языческую религию чувашей.
«Болгары и чуваши» Н.И. Ашмарина представляют собой комплексное историко-лингвистическое исследование. В нем автор опирается на письменные, эпиграфические, лингвистические, топонимические, нумизматические, этнографические, фольклорные и в какой-то мере археологические источники (последних к началу ХХ в. было еще мало).
В начале своего труда ученый отмечает, что болгары вышли из среды хунну в Центральной Азии и допускает возможность их прибытия на Северный Кавказ и Приазовье вместе с гуннами в IVв. (с. 3 – 4).
В настоящее время установлено, что болгары жили на Северном Кавказе еще до IVв. Видный археолог Н.Я. Мерперт еще в 1957 г. выяснил, что сирийский автор IIIв. н. э. Мар-Абас-Котина уже пишет о болгарах на севере Кавказа и их проникновении в Закавказье. Кроме того, указывает Мерперт, «в греческом хронографе 354 года, латинский перевод которого был доведен до 257 года, дан список народов, обитавших севернее Кавказа. Этот список завершается болгарами /Vulgares/». Ссылка на немецкое издание 1891 г. [15]. Исследователем сделан вывод: «Появление одного племенного названия в двух независимых и разноязычных источниках позволяет считать несомненным, что еще в первые века нашей эры, задолго до появления в Европе основной массы гуннов, через северный Прикаспий в восточные районы предкавказских степей проникает из Азии группа тюркоязычных племен, именовавших себя болгарами. Здесь они кочуют по соседству с сабирами и аланами» [16]. В «Географии» Птолемея о суварах (савиры, сабиры) на Северном Кавказе упомянуто во IIв. н. э. [17].−
В своем исследовании Ашмарин сообщает все известные к началу ХХ в. сведения о болгарах на Северном Кавказе и Приазовье, о Великой Болгарии в VIIв., о ее распаде под ударами хазар, переселении аспаруховых болгар на Дунай (там болгары начали появляться еще с Vв.) и котраговых болгар в Волго-Камье. Черные болгары, указывает автор, остались на Северном Кавказе (с. 4 – 8).
Исследователь, ссылаясь на источники письменные, отчасти археологические, дает подробную характеристику границ, хозяйства, торговли, быта и культуры, городов и селений, общественно-политического строя Волжской Болгарии и болгаро-русских отношений, в целом прослеживает 250-летнюю историю болгаро-чувашской государственности. Н.И. Ашмарин пишет также об установлении над болгарами монголо-татарского ига (с. 8 – 29).
Большую часть своего труда Ашмарин посвятил анализу источников, свидетельствующих о болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности. Все свидетельства анализируются ученым по сравнительно-историческому методу, объективно, беспристрастно и безупречно.
Несколько страниц автор посвятил обоснованию тюркского происхождения болгар и их языка (с. 29 – 34).
Н.И. Ашмарин сопоставляет с чувашскими несколько известных гуннских слов: вар, Аттила /от чув.: Атăл/, Керка, указав, что «звуковое строение гуннских слов заставляет думать об их близости к чувашскому языку» (с. 51 – 56).
Ученым подвергнуты тщательному исследованию известные по византийским источникам и «Именнику болгарских царей» чувашские слова в языке дунайских болгар: каган, кан, хан, убине, Баианос, Кам Паганос, самъчи, Алцик, имена болгарских каганов: Куврат, Аспарух, Тервель, Севар, Вихтунь, Телець, Кормисошь, Умор и Омуртаг, Крум, Ослан; чувашские названия животных в 12-месячном животном цикле болгарского календаря, чувашские числительные в указаниях годов царствования болгарских царей. Исследователем были опровергнуты высказывания болгарского автора И.Д. Шишманова, отрицавшего болгарское происхождение чувашей. В частности, Ашмарин показал фонетическую закономерность озвончения в древнем языке дунайских болгар, как и в удмуртском, начальных глухих согласных чувашских слов. Приведенные параллели свидетельствуют, что языки северо-кавказских, дунайских и волжских болгар были единым языком, сходным с чувашским (с. 38, 56 – 66, 117 – 127, 131 – 132).
Именник болгарских царей интересовал Ашмарина и позднее. В статье «Несколько слов о труде И.И. Миккола «Хронология дунайских болгар» он исправил ошибки, допущенные указанным автором в чтении болгарских слов, дал их верное объяснение чувашскими словами [18].
Н.И. Ашмарин проанализировал встречающиеся в русских летописях болгарское слово трунове и арабских сочинениях слово сиджу[в] и показал их чувашские соответствия (с. 17, 66 – 67).
Н.И. Ашмарин, в совершенстве владея закономерностями исторической фонетики болгарского, чувашского и венгерского языков, тщательно анализирует чувашские заимствования в венгерском языке по публикациям Б. Мункачи и собственным наблюдениям. Эти заимствования свидетельствовали о тождестве волжско-болгарского и чувашского языков. Категории понятий в заимствованных словах свидетельствовали, по мнению Н.И. Ашмарина, о том, что они восприняты от пастушеского или даже до известной степени земледельческого народа. «Таким образом, как известно, были в те времена на среднем течении Волги болгары» (с. 34 – 42, 47 – 48, 108 – 109, 115 – 117 и др.).
Итоги археологических раскопок, проведенных в послевоенное время, а также ставшее известным науке сочинение венгерского монаха Юлиана, посетившего Волжскую Болгарию в 1235 г., позволили локализовать область обитания венгров в бассейнах рек Большой Черемшан, Кондурча, Сок и Кинель. Сюда они прибыли в IV– Vвв. н. э., с VIIв. жили в соседстве с болгарами. Основная масса венгров переселилась в Подунавье в 896 г., но многие из них остались в Закамье, где с ними встречался Юлиан [19]. Чувашские заимствования в венгерском языке позволили Ашмарину заключить, что «своеобразный характер чувашского наречия уже был ему присущ и в древности, ранее IХ столетия нашей эры» [20].
Со знанием фонетических особенностей финно-угорских языков Поволжья и Приуралья проведен Ашмариным убедительный анализ многочисленных чувашских заимствований в марийском (горном и луговом), удмуртском, мордовском, пермских языках, сделанных в болгарское время, когда их носители полностью или частично входили вначале в Болгарский союз племен, затем в Волжскую Болгарию. Анализируя чувашские заимствования в мордовском языке, по публикациям Х. Паасонена, он дополнил список заимствований выявленными им другими чувашскими словами (с. 43 – 47, 109 – 111).
Исследуя чувашские слова в марийском языке, особо останавливается ученый на вопросе о том, почему луговые марийцы татар называют суасами. Иноязычное (чувашское, русское и др.) «сь» марийский язык воспринимает «с», указывает Ашмарин (эту фонетическую особенность отмечают и современные марийские лингвисты). У чувашей марийское суас мог звучать сюась, чуваш. После того, как в Приказанье и Заказанье (по Чувашской даруге) чувашей сменили татары или они отатарили первых, луговые марийцы продолжали называть татар чувашами (с. 45 – 50, 116). А в связи с этим следует сказать, что раньше, до переселения чувашей на территорию центральной и северной Чувашии, здесь проживали черемисы и одно из их племен – веда. После занятия этой территории чувашами русские долгое время, вплоть до конца ХVIIв., продолжали называть новых насельников края часто черемисами же, а мордва – ведой, ведькой (веда – марийское или удмурдское племя). Подобное явление в этнонимике встречалось и на других территориях.
В рассматриваемом труде (с. 123) и других работах Ашмарин указывает, что «в ту давнюю пору… тюркские чуваши, поселившись на берегах Волги, стали смешиваться с жившими здесь финскими племенами. Некоторые из финских элементов чувашского языка заимствованы чувашами от их соседей черемис», чуваши приняли «в свою среду чуждый элемент в лице финнов Поволжья» [21].
Н.И. Ашмарин был весьма осторожен в своих заключениях о болгаро-чувашских заимствованиях в других языках. Так, утверждения Б. Мункачи о влиянии чувашского языка на югорский, т. е. вогульский и остяцкий языки, Николай Иванович считал не вполне доказанными (с. 41 – 43). Он указывает, что Б. Мункачи «находит следы чувашизма даже в славянских языках». Сам Ашмарин подробно анализирует 35 сходных славянских чувашских слов, «не пускаясь, – как он замечает, – в определение того, какой язык служил источником для заимствования того или иного слова, так как решение подобного вопроса потребовало бы особых изысканий и выходило бы из рамок настоящей статьи». Ашмарин также пишет: «Мне кажется, что слова, весьма сходные с чувашскими, заметны и в немецком языке» и приводит 8 немецких слов, близких к чувашским. По его мнению, «некоторые из тюркских слов, вошедших в немецкий язык, были туда заимствованы весьма рано, вероятно в эпоху переселения народов» (с. 43, 63, 111 – 114).
Значительную часть труда Ашмарина занимает исследование болгарских эпитафий ХIII– ХIVвв., опубликованных в 1852 г. Н.И. Березиным, в 1863 г. Х. Фейзхановым и в 1894 г. Г. Ахмаровым и выявленных самим Ашмариным. Ему было известно тогда 93 болгарских надписи. Он дал в своем труде правильное чтение всех эпитафий, исправил допущенные прежними публикаторами неточности, провел грамматический, фонетический и семантический анализ всех чувашских слов, встречающихся в эпитафиях, включая и числительные. Проведенный им анализ чувашских слов позволяет сделать выводы не только по этнической истории чувашей, но и по социально-экономической и политической истории Волжской Болгарии и Болгарской земли в составе Золотой Орды. Ашмарин считает надгробные камни «самым важным памятником древнеболгарского языка, дающим наиболее надежные материалы для суждения о наречии, на котором говорили волжские болгары». Ученым были сделаны выводы: 1) «Если сравнивать язык болгарских надгробий с нынешним чувашским наречием, то разница между обоими оказывается весьма несущественной»; 2) Наречие эпитафий «представляло собою особый литературный язык, отражающий в себе еще более древнюю эпоху в жизни болгарского языка» (с. 67 – 105, 123 – 124, 130 – 132).
Продолжая исследование эпитафий с чувашскими словами, Ашмарин в 1905 г. опубликовал статью «Об одном мусульманском камне в загородной архиерейской даче г. Казани» и в 1927 г. – «Болгарские надписи, найденные около села Тукмакла», в которых исследует чувашские слова на вновь выявленных чувашских надгробных плитах ХIII– ХIVвв. В частности, в первой статье утверждает, что «в конце ХIIIвека в окрестностях г. Казани существовало культурное население, говорившее на языке, близком к языку современных чуваш» [22].
Исследование языка эпитафий, чувашских заимствований в венгерском, удмурдском, мордовском и пермских языках свидетельствует о том, что чувашский язык был языком межэтнического общения болгарских и финно-угорских племен в Болгарском союзе племен VIII– IХ вв. и государственным языком в Волжской Болгарии конца IХ – начала ХIIIвв.
В рассматриваемом труде Ашмарин исследует также религию болгар и чувашей. К этому сюжету он вынужден был обратиться из-за голословного утверждения И.Д. Шишманова о том, что чуваши в религиозном отношении финны. Ашмарин исследует религиозную терминологию в чувашских верованиях и приходит к выводу, что она в основном персидская и арабская, причем термины с такими звуковыми особенностями, «которые никак не могут быть объяснены их передачею от татар». Другие религиозные термины чувашей близки к соответствующим названиям центрально-азиатских тюркских народов. В свое время, указывает исследователь, языческие верования, сохранившиеся у чувашей, были общим достоянием всего болгарского народа. Как он отмечает, Ибн-Русте указывал на то, что «часть была язычниками уже в то время, когда другие болгары, мусульмане, имели у себя и мечети, и религиозные школы». Мусульманские верования, считает Ашмарин, проникали в массы чувашского населения, о чем свидетельствует исламская терминология верований чувашей (с. 118 – 122). Венгерский ученый Д. Месарош, приезжавший в начале ХХ в. в чувашские уезды Поволжья с целью изучения религии и фольклора чувашей, в изданной в Будапеште в 1909 г. объемистой книге «Памятники старой чувашской веры» писал, что не только исламская, персидско-арабская терминология религии чувашей, но и многое из ее обрядов, сущность всей чувашской мифологии, раскрытая в его книге, все проведенные им «Исследования языческой веры чувашей показывают, что большая часть народа когда-то была мусульманами, но в результате позднейших неблагоприятных политических отношений связь между ними и мусульманским миром прекратилась, и в душе народа неукоренившийся ислам слился с еще не совсем забытым язычеством. Из этих двух элементов создались сегодняшние религиозные верования чувашей, в которых местами еще чувствуется и русское христианское влияние» [23]. Следовательно, исламская культура Волжской Болгарии являлась этапом в истории культуры чувашского народа. В отдельном исследовании Ашмарин показал влияние золотоордынского государственного режима на чувашские верования [24].
Н.И. Ашмариным в своем исследовании «Болгары и чуваши» были сделаны следующие выводы: 1) «Язык волжских болгар тождествен с современным чувашским» (с. 38); 2) «Современные нам чуваши представляют из себя не что другое, как прямых потомков волжских болгар» (с. 49). Позже Ашмарин писал: «Все данные языка и истории говорят за то, что чуваши – потомки древних болгар, но если это так, то следует думать, что древние волжские болгары были известны под этим названием только у других народов, сами же называли себя чувашами» [25]; 3) «Смешение тюркских болгар с жившими по соседству с ними финнами и обращение их в особую смешанную расу, которая однако сохранила болгарский язык и болгарское национальное название (чуваш), началось весьма рано, во всяком случае ранее Х века… Не будет никаких препятствий к тому, чтобы считать тех болгар, которые жили на Волге… весьма близкими по их этническому составу к современным чувашам» (с. 123).
Следует отметить исключительно высокий научный, методоло-гический и методический уровень исследовательского искусства Н.И. Ашмарина. Он неимоверно тщателен в анализе, исключительно ответственен в синтезе, оценках, выводах. Еще никому, даже противникам его теории, не удавалось уличить ученого в неточности, опровергнуть его выводы. Нашим современным многочисленным авторам – любителям, выступающим по вопросам чувашского этногенеза, следовало бы вначале глубоко проштудировать исследование «Болгары и чуваши», овладеть методами и приемами Ашмарина и затем только попытаться что-либо написать.
Обоснованная Ашмариным теория болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности получила признание крупнейших тюркологов, алтаистов и финно-угроведов, а также этнологов и этноисториков во всем мире. Многие из них положили новые кирпичи и блоки в фундамент ашмаринской теории.
Финский ученый В. Вихман и другие исследователи обнаружили множество (до 300) чувашских слов в пермских языках (1904 г.), М. Рясенен выделил более 500 чувашских слов в марийском языке (1920 г.). Венгерский лингвист Г. Берецки, составив в 60-х – 70-х гг. ХХ в. «Этимологический словарь марийского языка», обнаружил в этом языке около 1500 чувашских заимствований. Тщательно исследовал болгаро-чувашские заимствования в финских языках Поволжья и Приуралья М.Р. Федотов (1960-е гг.). З. Гомбоц выявил около 300 чувашских слов в венгерском языке (1912 г.). А. Рона-Таш обнаружил в родном венгерском языке около 600 чувашских слов (1990-е гг.).
Н.Ф. Катанов, Ф.С. Хакимзянов, А. Рона-Таш внесли большой вклад в исследование чувашских слов в болгарских эпитафиях (20-е – 90-е гг. ХХ в.). Н.Н. Поппе опубликовал замечательные труды об отношении чувашского языка к другим тюркским и монгольскому языкам (1920-е гг.).
Карачаевский ученый С.Я. Байчоров расшифровал и исследовал северокавказские болгарские наскальные рунические письмена с особенностями чувашского типа р-языка. Эти рунические знаки близки к буквам уйгурской письменности Центральной Азии (70 – 80-е гг. ХХ в.).
И.Г. Добродомов написал докторскую диссертацию и опубликовал серию статей о болгаро-чувашских словах в славянских языках (60-е – 80-е гг. ХХ в.).
Б.А. Серебренников, С.Е. Малов, Л.С. Левитская, М.Р. Федотов, В.Г. Егоров, Н.А. Андреев, Г.Е. Корнилов, Н.И. Егоров, О. Прицак, Г. Доерфер, М.И. Скворцов, венгерские лингвисты Д. Немет, М.К. Полло, Л. Лигети, А. Рона-Таш обогатили науку ценными исследованиями по истории болгарского и чувашского языков (20-е – 90-е гг. ХХ в.).
Н.А. Андреев, М.И. Скворцов исследовали иранские заимствования в чувашском языке (50 – 80-е гг. ХХ в.).
А.П. Смирнов, В.Ф. Каховский, Р.Г. Фахрутдинов внесли большой вклад в археологическое обоснование теории болгарского происхождения чувашей (30-е – 80-е гг. ХХ в.).
П.В. Денисов изучил данные этнографии к вопросу о происхождении чувашей, этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей, центральноазиатские корни в чувашских верованиях. Н.И. Гаген-Торн исследовала женскую одежду народов Поволжья и Дунайской Болгарии, свидетельствующую о болгаро-чувашской этнической преемственности. Р.Г. Кузеев определил место болгаро-чувашей в волго-уральских этноисторических процессах (50-е – 90-е гг. ХХ в.).
В.Д. Димитриев выступил с исследованиями о данных письменных источников об этногенезе чувашей и о его последних этапах (50 – 90-е гг. ХХ в.).
Г.И. Комиссаров и М.П. Петров опубликовали обобщающие труды о происхождении чувашского народа (1920-е гг.). В.Ф. Каховский – комплексное исследование проблемы этногенеза и этнической истории чувашей, ряд работ по этой проблеме (60-е – 90-е гг. ХХ в.) [26].
О болгарском происхождении чувашей писали такие выдающиеся ученые, как А.А. Шахматов, В.В. Бартольд, Г.И. Рамстедт, С.А. Токарев, Н.К. Дмитриев, Н.А. Баскаков и др.
До революции и в 20-х – 30-х гг. большинство ученых, изучавших вопросы этногенеза, утверждали, что татары прибыли в Восточную Европу вместе с монголами в 30-е гг. ХIIIв., сформировались в единую татарскую народность в Золотой Орде в ХIVв. из татар и западных кыпчаков (половцев), вторгшихся в Подонье и Приднепровье в 1054 г.
В годы Великой Отечественной войны нападение фашистской Германии на СССР стали сравнивать у нас с монголо-татарским нашествием. В таких условиях 9 августа 1944 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». В нем была подвергнута критике идеализация татарскими историками и литераторами Золотой Орды и имелось предупреждение: не сметь увязывать историю и культуру татарского народа с Золотой Ордой.
В 1946 г. в Москве была проведена научная сессия о происхождении татарского народа. На сессии решили, что казанские татары произошли не от татар и кыпчаков Золотой Орды, а от болгар. Только акад. М.Н. Тихомиров и член-корр. АН СССР С.Е. Малов высказались против такого решения. С.Е. Малов заявил, что для него теория болгарского происхождения чувашей остается незыблемой. М.Н. Тихомиров сообщил, что невозможно представить происхождение татар вне Золотой Орды. На этой же сессии А.П. Смирнов высказал мнение, что «чуваши связываются с местными оседлыми племенами, вероятней всего с эсегель и сувар, входившими в состав Булгарского царства». Н.Ф. Калинин говорил о тюрко-чувашской, или суварской, группе в Волжской Болгарии. А.Б. Булатов заявил о происхождении чувашей от сувар [27].
В 1950 г. в Москве же была проведена научная сессия по вопросам этногенеза и истории чувашского народа, на которой решили, что чуваши произошли не от болгар, а автохтонно, из местных племен. Между прочим, на этой сессии П.Н. Третьяков резко возразил А.П. Смирнову, который усматривал «разницу между татарами и чувашами в том, что татары – это потомки якобы собственно болгар, тогда как чуваши – потомки болгарского племени суваров». «Предполагать, – продолжал он, – что в пределах Волжской Болгарии с ее оживленной торговой жизнью существовали болгары и сувары как две различные этнические группы, конечно, не приходится» [28]. Решения этой сессии были пересмотрены на проведенной в 1956 г. в Чебоксарах научной сессии по вопросам происхождения чувашского народа. Здесь была полностью реабилитирова-на ашмаринская теория болгаро-чувашской преемственности [29].
Однако за два года до этой сессии, в 1954 г., в Чебоксарах вышла в свет книжка А.П. Ковалевского «Чуваши и болгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана» (64 с.). Автор, придерживаясь решения татарской научной сессии 1946 г., утверждал, что от болгар произошли татары, от «народа» суваз (т. е. сувар) – чуваши. Ковалевский допустил вольность: якобы сувазы, отказавшись принять ислам, перекочевали на правый берег Волги. В действительности же ибн-Фадлан пишет о племени суваз, сообщает не о переправе сувазов на правый берег Волги, а только о временной перекочевке их от стоянки царя Алмаса и указывает, что вскоре и сувазы приняли ислам. О племени сувар говорится в восточных источниках Х в., в ХIв. о них единственный раз упоминает М. Кашгарский. В дальнейшем упоминание племени сувар не встречается ни в одном письменном источнике. Лишь г. Сувар на левобережье, на р. Утке, существовал со второй четверти Х в. до ХIVв. В нем, согласно письменным источникам, проживали болгары. В ХIIв. образовалась единая болгарская (древнечувашская) народность, не делившаяся на племена. Не учитывая всего этого, А.П. Ковалевский сделал такое заключение о происхождении чувашского народа: «С принятием ислама происходит окончательная булгаризация знати племени сăваз… Между тем основная масса племени, по-видимому, все же отказалась подчиниться новым порядкам и начала постепенно переселяться на правый берег Волги, где часть племени жила, вероятно, и раньше. При этом она сохраняла свою языческую религию и некоторые особенности своего наречия. Из смешения этой части «народа сăваз» или «цăваз» с местным населением правого берега Волги образовался чувашский народ» [30]. Этот вывод не был подкреплен и не мог быть подкреплен никакими фактическими данными. Тем не менее, необоснованная гипотеза А.П. Ковалевского, а также А.П. Смирнова оказала определенное влияние на чувашских исследователей В.Ф. Каховского, М.Р. Федотова, автора этих строк, который в разделе о происхождении чувашского народа в Iт. «История Чувашской АССР» (Чебоксары, 1966) допускал возможность участия болгар, наряду с кыпчаками, в формировании татарского народа. Современные авторы по вопросам этногенеза (В.П. Иванов, Л.А. Таймасов и др.) также испытывают влияние гипотезы А.П. Смирнова и А.П. Ковалевского. Эта гипотеза проникла и в чувашскую драматургию. В пьесе И. Петровой «Телейпе Илем» (сюжет Х в.), в новой трагедии Н. Сидорова «Хÿхĕм хĕрĕн хÿхлĕвĕ» (сюжет 1236 г.) болгары и чуваши противопоставляются как мусульманский и языческий народы.
В действительности же все использованные Н.И. Ашмариным и его последователями факты свидетельствуют, что чуваши произошли от единой, сформировавшейся болгарской народности, что основная масса чувашей до трагедии и геноцида конца ХIV– начала ХVвв. исповедовала ислам, что в Волжской Болгарии не было з — ш (кыпчакско-татарского типа) языка, что в ней государственным языком был чувашский, ввиду чего оказавший огромное влияние на языки входивших в Болгарское государство марийского, удмуртского, мордовского, коми-пермяцкого народов. Даже после прекращения существования Волжской Болгарии, в Болгарской земле Золотой Орды в ХIII– ХIVвв. 90% эпитафий содержало чувашские слова. Болгарская элита до рубежа ХIV– ХVвв. еще сохранилась и использовала в эпитафиях не господствовавший в Орде татарский язык, а свой, чувашский язык. Невозможно согласиться с вызывающим недоумение мнением Н.И. Егорова о том, что в ХIII– ХIVвв. якобы татарская (кыпчакская) элита Золотой Орды использовала в эпитафиях чувашские слова.
После научной сессии 1946 г. в Казани изданы десятки книг и сотни статей о происхождении татар. Казанская школа этногенеза все свои гипотезы строит на ложной основе, полагая, что татары генетически связаны с болгарами – физически и духовно, по языку и культуре. Казанские археологи приписывали болгарам поздние татарские памятники, этнографы и искусствоведы – позднюю татарскую культуру и искусство. Казанские языковеды утверждают, что болгарский язык – это татарский язык. Они решились на подлог мирового масштаба. Хорезмийским поэтом Кул Гали (Али) в начале ХIIIв. на огузском языке была создана поэма «Кысса-и-Йусуф» (Сказание о Йусуфе). Сюжет связан с великим шелковым путем, проходящим через Среднюю Азию, и Египтом. Туркмены, узбеки, азербайджане и турки считают ее выдающимся произведением их литературы. В ХVII– ХVIIIвв. рукописные списки этой поэмы, переведенные на татарский язык, стали проникать в среду казанских татар. В 1983 г. казанские литературоведы объявили, что Кул Гали родился в Болгаре в 1183 г. и умер в Биляре в 1236 г., хотя для такого утверждения не имеется никаких оснований. Они провели широкое торжественное чествование 800-летия со дня рождения Кул Гали. Теперь казанский языковед М.З. Закиев изучает лексику и грамматику болгарского языка по тексту поэмы «Кыса-и-Йузуф». Он уже более 20 лет рьяно выступает против теории Н.И. Ашмарина. Он стремится опровергнуть ашмаринскую теорию не лингвистическими, а политическими доводами: Ашмарин, мол, был царским цензором татарских изданий (хотя этот цензор не изъял ни одной татарской книги), служил русской буржуазии, хотел поссорить чувашей с татарами, не был марксистом. Стремясь опорочить и ликвидировать теорию болгарского происхождения чувашей, Закиев то заявлял, что чуваши поселились на своей земле во IIв. н. э., еще до прибытия болгар, то объявлял чувашские слова в эпитафиях словами мертвого языка, используемого татарами в богослужении [31]. Недавно Закиев в соавторстве с неким Я.Ф. Кузьминым-Юманади издал специальную книгу против теории Н.И. Ашмарина [32]. Ни одно его доказательство им не удалось опровергнуть. Совершенно не убедительна выдвинутая ими новая версия этногенеза чувашей: они, якобы, произошли от гуннов, бывших, по их мнению, монголами. В то же время они считают, что чуваши – веды, хотя известно, что веда – марийской или удмуртское племя. Н.А. Баскаков и М.Р. Федотов справедливо указывали на непрофессионализм и некомпетентность М.З. Закиева в рассмотрении вопросов истории болгарского и чувашского языков [33].
Положения книги М.З. Закиева и Я.Ф. Кузьмина-Юманади, рукописи второго автора «Путешествие в прошлое чувашского народа», присланной в ЧНИИ в 1995 г. и ныне хранящейся в Научном архиве ЧГИГН [34], продублировал С.Р. Малютин в своих двух книгах об этногенезе чувашей. От себя автор придумал каких-то проточувашей, не связанных с болгарами [35].
Следует отметить, что в послевоенное время известные татарские историки М.Г. Сафаргалиев и Ш.Ф. Мухамедьяров, филолог Э.Н. Наджип придерживались позиции происхождения татарского народа в Золотой Орде от татар и западных кыпчаков. Историк и археолог Р.Г. Фахрутдинов в изданном в 1993 г. труде, ссылаясь на достоверные источники, неопровержимо доказывает, что тюркоязычные татары в Центральной Азии еще в 552 г. жили в соседстве с монголами, но отличались от них по физическому типу, имели некоторые европеоидные антропологические черты, по языку относились к кыпчакской группе, были очень сильными и воинственными племенами. В начале ХIIIв. Чингиз-хан подчинил их своей державе, призвал в свою армию. Их ставили в передовые полки армии завоевателей. Поэтому в Европе завоевателей называли татарами. С образованием Золотой Орды ее основные вооруженные силы составили западные кыпчаки (половцы), вторгшиеся в южные районы Восточной Европы еще в ХIв. В ХIV– первой половине ХVвв. тюркоязычные татары и кыпчаки в Золотой Орде объединились в единую татарскую народность без всякого участия болгар в этом процессе. Только после образования единой народности татары в Казанском ханстве и России в ХV– начале ХХ вв. ассимилировали значительную часть «худых болгар» (по «Казанскому летописцу») – чувашей [36].
Таким образом, теория болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности, обоснованная Н.И. Ашмариным и поддержанная, развитая авторитетными учеными в ХХ в., прочна и не может быть опровергнута никакими фальсификаторами истории.

</poem>
</poem>
[[Категория:История чувашей]]
[[Категория:История чувашей]]

Версия от 12:26, 4 августа 2013

К вопросу о волжских болгарах и их отношении к нынешним чувашам.
автор Н. И. Ашмарин
Источник: Н. И. Ашмарин. Болгары и чуваши. Казань, 1902; http://www.cap.ru/cap/foto/ashmarin/

Вопрос о происхождении и языке волжских болгар, как известно, до сих пор нельзя считать окончательно исчерпанным, хотя его надлежащее разрешение имеет весьма важное значение для исторического и этнографического изучения Поволжья. Имея в руках различные материалы, почерпнутые из наречий волжских инородцев и, по моему мнению, могущие пролить некоторый свет на довольно темную для науки область болгароведения, я решился составить небольшой обзор тех сведений, какие предоставляет нам литература о Волжской Болгарии, дополнив их некоторыми новыми соображениями, вытекающими из рассмотрения имеющихся в нашем распоряжении лингвистических данных. Так как главной целью настоящего очерка служило лишь сообщение результатов изысканий в области языковедения, то я должен заметить заранее, что более или менее подробное обозрение всех других источников по занимающему нас предмету не могло войти в те довольно узкие рамки, которые были отведены мной для предлагаемой статьи.

При исследовании вопроса о волжских болгарах мы не можем пройти молчанием некоторые другие, более древние народности, поэтому я и начну здесь свою речь с последних, а именно с гуннов, к которым, как мы увидим далее, болгары стояли в весьма близких отношениях.

I глава

По известиям, почерпаемым в китайских источниках, xiyнιнy или хiунъю были кочевым народом, который начиная с Х в. до Р. Х. обитал в степных странах, лежащих к северу от Китая. Около половины третьего столетия до Р. Х. этот народ стал приобретать важное значение и сильно распространяться все дальше и дальше за пределы своей первоначальной родины. Силу этого народа чувствовали не только китайцы, но и другие соседние племена, и многочисленная часть последних была принуждена покинуть свои прежние обиталища и переселиться на новые места. После расцвета гуннского могущества, продолжавшегося три столетия, сила гуннов, в начале нашей эры, стала значительно ослабевать под влиянием внутренних неурядиц, и южная часть этого народа признала над собой владычество Китая. Что касается северных гуннов, то китайцы заключили против них союз с соседними племенами, и около 93 г. по Р. Х. им удалось одержать верх над гуннскими ордами, что и вызвало распадение гуннского государства, а вместе с тем послужило одним из первых важнейших толчков к передвижению гуннов на запад. В первой половине II века Марин Тирский уже определяет местопребывание гуннов (χоυνoί) на границах Европы, а Птолемей, один из географов этого столетия, уже называет реку Урал ее тюркским наименованием ____, которое является у Менандра Протектора в форме ___ и соответствует тюркскому Jajыk или Џajыk. В 374 г. масса западных гуннов перешла через Волгу под предводительством одного вождя, по имени Баламира, и покорила себе аланов, пастушеский народ, обитавший в степях между Волгой и Доном. Соединившись вместе, гунны и аланы перешли вброд Меотийское Болото и бросились на готское государство Эрманариха, которое, после некоторых неудачных попыток, должно было отказаться от бесполезного сопротивления. После поражения остготов Эрманариха и последовавшего затем бегства вестготов, гуннские орды Баламира подвигались все дальше и дальше на запад, занимая опустевшие от выселения жителей области, и в скором времени незатейливые юрты кочевников появились и на среднем течении Дуная. Время правления Аттилы (433—454) представляет собой самый блестящий период гуннского могущества, но после загадочной смерти этого вождя, когда началась вражда между его преемниками, подвластные им народы возмутились и силой оружия вернули себе прежнюю свободу. Местность по рекам Дунаю и Тиссе была очищена от кочевников, и, перекочевав обратно за Прут и Днестр, масса гуннов снова распалась на отдельные мелкие орды, расселившиеся на обширном пространстве степей, между реками Днепром и Доном. По мнению J. Marquart’a, автора сочинения Die Chronologie der Аlttűrkiscen Inschriften, под именем Ирника, второго из князей, правивших у дунайских болгар и означенных в известном именике болгарских каганов, о котором мы будем иметь случай говорить впоследствии, нужно понимать не кого другого, как любимого сына Аттилы Эрнака, который, после поражения, нанесенного гуннам гепидами, и распадения великого гуннского государства, удалился со своей ордой в самый отдаленный угол Малой Скифии и, вероятно, занял местность между устьями Дуная и рекой Днестром. Преемником Ирника был Курт, или, как его называют византийские писатели, Куврат, племянник того самого гуннского князя Органà, который в 619 г., вместе с знатными лицами из гуннов, обратился в христианскую веру[1]. Таким образом, первые исторические известия о болгарах неразрывно связывают имя этого народа с именем гуннов.

Как по свидетельству дошедшего до нас списка болгарских князей, так и по показаниям других исторических источников, болгары, почти до последней четверти VII в., беспрерывно жили на левом берегу Дуная, в углу, образуемом этой рекой и рекой Днестром[2]. Отсюда они издавна совершали набеги на придунайские земли. Около 635 г. болгарский князь Куврат освободил свой народ от владычества авар, которые в 623 и 626 гг. грозили даже Константинополю, и выгнал аварские войска, стоявшие в его стране. Новый период болгарской истории начинается с князем Исперихом, при котором болгары перешли через реку Дунай и покорили живших в Мизии славян. О поселении болгар на правом берегу Дуная мы читаем у Феофана под 679 г. по Р. Х., а Никифор упоминает о нем непосредственно перед константинопольским собором 680 г. У первого они являются под именем ___, а у второго —___ , а также ___. Константин Багрянородный, говоря о переходе болгар через Дунай, сообщает, что переправа их через эту реку произошла в конце царствования императора Константина IV Погоната (†685 г.), и что тогда сделалось известным и их настоящее имя, так как раньше их называли оногундурами.

У греческих авторов встречается следующее предание о расселении болгарских колен, впрочем значительно уклоняющееся от истинного хода событий. Страна, которая некогда называлась Великой Болгарией и была родиной котрагов, соплеменников унногундур-болгар, лежала около Меотийского Болота (Азовского моря) и на Куфисе (Кубани). Когда Куврат, князь этой Болгарии, скончавшийся в царствование Константина IV, умирая, оставлял после себя четырех сыновей, то он старался внушить им, чтобы после его смерти они никогда не расставались со своими исконными обиталищами. Несмотря на советы отца, дети князя поступили так, как это им показалось удобным, и разошлись со своими ордами в разные стороны. Первая орда, под предводительством старшего, Баяна, осталась на прежних местах, на Меотийском Болоте; вторая, с своим вождем Котрагом, будто бы перешла через р. Дон и расположилась напротив первой; третья, под пред¬водительством Аспаруха, переправилась через Днестр и поселилась на узкой полосе земли, лежащей в углу между Днестром, Дунаем и Черным морем, которая называлась по-старославянски ___, по греческим документам ___, и которой татарами было дано наименование того же самого значения — Буджакъ. Четвертая орда перешла Дунай и поместилась в Паннонии, где и подчинилась аварам, а пятая дошла до Италии и там покорилась римлянам. Когда таким образом народ разъединился, то из внутренних областей страны ____ выступил страшный народ хазары, обитавший близ сарматов, покорил все те места на Понте и сделал своим данником также и Баяна, князя Великой Болгарии.

В этом рассказе есть значительная хронологическая ошибка, так как разделение болгарских колен началось в гораздо более древнюю эпоху, и болгары кочевали по Дунаю много ранее VII века. Как нам известно, еще перед уходом остготов из Мизии в Италию (487) остготскому королю Теодориху Великому уже приходилось сражаться с болгарами, причем он поразил одного неприятельского предводителя. В 504 г. войска этого государя опять бились в Паннонии с болгарами, а с 499 г. происходили частые нападения болгар на провинции, лежащие к югу от Дуная: Мизию, Фракию и Иллирию.

Что касается болгарского племени, обитавшего в Паннонии, то нам известно, что, поссорившись там с аварами, эти болгары, в числе 9000 человек, бежали вместе с своими семьями к франкам и просили у их короля Дагоберта позволить им перезимовать в Баюварии; Дагоберт дал им просимое разрешение, но потом приказал их всех истребить. Это кровавое происшествие относится к девятому году царствования короля Дагоберта (631—32). Однако часть этих болгар избежала кровавой сечи; позднее они пришли в Италию, где лонгобарды отвели им для населения древние самнитские города Сепинум, Бовианум и Эзернию. Во времена лонгобардского историка Павла Диакона (†800), они еще говорили на болгарском языке, хотя уже все знали и по-итальянски (Marquart, 72 — 86).

Болгары, занимавшее места между р.р. Дунаем и Днестром, как уже было сказано выше, перешли на правый берег Дуная, покорили лишенных всякой политической организации славян Мизии и положили основание первому болгарскому государству. Так как они были гораздо малочисленнее славян и значительное число их погибало в войнах с Византией, то они, естественно, должны были ославяниться, причем имя завоевателей перешло на побежденную ими славянскую народность.

Второе болгарское государство было основано на севере, вероятно теми болгарскими племенами, которые, оставшись на своей родине, позднее стали распространять свою территорию далее, вверх по течению р. Волги. Об этом государстве мы узнаем очень поздно, не ранее 922 г., когда упоминается о первых сношениях волжских болгар с арабами; известия же более ранней эпохи ничего нам о нем не говорят. Первые сведения о тех местах, где сливаются Кама и Волга, восходят ко времени знаменитого готского короля Эрманариха, который, около 350 г., подчинил своей власти, в числе других народов, также народы Mordens, Merens и Srem(n)iscans. Под этими именами, говорит академик Куник, не трудно узнать, коль скоро мы отбросим слабое готское окончание им. п. мн. ч. ans (утонченное ens), теперешних финских мордвинов, вымершую, но без сомнения очень близко стоявшую к финским черемисам мер. и, наконец, самих черемисов, которые сами себя называют мари, а у чувашей называются сармисс (следует: çармăс или çармăç, чит.___, ___). Что касается болгар и чуваш, то о них у Иорданиса, писавшего около 550 г., еще нет и помину, так как эти племена тогда еще не появлялись в местах их позднейшего поселения и пришли туда, по мнению Куника, вероятно лишь тогда, когда или авары подчинили себе болгарское племя или когда возраставшее могущество хазар стало грозить этому племени опасными осложнениями. Последнее событие, продолжает он, кажется, совершилось довольно поздно, в VII столетии.

Первыми известиями о Волжской Болгарии, которые относятся к началу Х в., мы обязаны арабскому писателю Ибн-Фадлану, начинающему собой длинный ряд арабских историков и географов, писавших между прочим и о болгарах. Из оставленных ими по большей части отрывочных заметок можно видеть, что в. Х столетии болгары представляли из себя сильный народ, жили оседло в городах, имели развитые торговые сношения с окрестными странами, исповедовали ислам и управлялись самодержавным государем. Однако о племенном происхождении волжских болгар те же восточные писатели сообщают нам лишь весьма сбивчивые известия, и, как выражается наш ориенталист Григорьев, недостаток положительных сведений открыл здесь, как и везде, обширное поприще для предположений.

Греки обозначали Волжскую Болгарию именем «Черной» (___), а арабы называли ее внутренней; кроме этих названий мы также встречаем у позднейших европейских путешественников и другое. Плано Карпини, в своем повествовании, упоминает о волжских болгарах трижды, и всегда под двойным именем — Bileri id est Magna Bulgaria («Билеры, т. е. Великая Болгария»), а Рубруквис говорит: «Etilia est maior fluvius, quam unquam viderim, et venit ab aquilone, de Maiori Bulgaria tendens ad meridiem». — «Я никогда не видал реки больше Этилии; она течет с севера, направляясь от Великой Болгарии в полуденную сторону». Что касается названия Minor Bulgaria («Малая Болгария»), то под этим наименованием в средние века понимали Болгарию на Дунае. По известиям, находимым у арабских писателей, земля болгар лежала смежно с землей буртасов, находившейся между хазарскими и болгарскими владениями, на расстоянии пятнадцати дней пути от первых, и жили болгары на берегу реки Итиль, которая впадает в море Хазарское (Каспийское), протекая между землями хазарской и славянской. Согласно тем же известиям, болгары делились на три особых отдела, из которых один назывался Берсула (___), другой Эсегель (___), а третий Болгар, причем все они жили смежно, в одной и той же местности[3]. Что между волжскими болгарами существовали какие-то подразделения, об этом свидетельствуют и русские летописи, упоминающие их под различными наименованиями. Однако, так как все эти названия, по-видимому, служили для отличения различных частей одного и того же народа лишь по местам, ими занимаемым, по именам некоторых рек и урочищ, т. е. в чисто географическом отношении, то позволительно думать, что племенные отличия этих групп могли быть весьма незначительными.

В различное время границы болгарской территории простирались от Уральского хребта до рек Суры и Оки, от Вятки и Камы до истоков Дона, Хопра и Самары; но на всем этом пространстве наряду с болгарами, вероятно, жили и другие народности, которые частью живут в этом краю и до сих пор (Григ.).

История волжских болгар дошла до нас лишь в весьма неясных чертах, так как эта знаменитая отрасль болгарского народа, кроме нескольких надгробных камней и небольшого числа монет[4], не оставила после себя никаких других памятников письменности. По известиям, сообщаемым арабскими писателями, кади города Болгара Якуб-Ибн-Нуман написал во второй половине XII в. «Историю Болгарии», но это сочинение до нашего времени не сохранилось. Самые ранние и наиболее важные известия о болгарах принадлежат арабским писателям и путешественникам, из которых некоторые побывали в земле волжских болгар сами. Кроме того, важные сведения об этом народе заключаются в русских летописях, а также у различных историков, писавших о завоеваниях монголов.

Как нам передают арабские писатели, страна, которую занимали болгары, состояла из болотистых местностей и дремучих лесов, среди которых и обитал этот народ, В особенности изобиловало в их стране ореховое дерево, которое там образовывало целые леса, простиравшиеся в длину и ширину на десятки фарсангов. Ибн-Фадлан также рассказывает нам об одном неизвестном ему дереве необыкновенной вышины, ствол которого был без листьев, вершина походила на вершину пальмы, а листья были тонки и собраны вместе. Болгары приходили к известному им месту в стволе этого дерева, пробуравливали его и подставляли сосуд, в который текла из пробуравленного отверстия жидкость, вкусом превосходившая мед. Если человек пил ее много, то пьянел, как от вина. «У них, говорит он дальше, есть зеленые, весьма кислые яблоки; девицы едят их и становятся жирными». «Змей, продолжает Ибн-Фадлан, я видел у них множество, так что около ветви дерева обвивается их десяток и больше; их не убивают и они не причиняют им никакого вреда». Болгары были народом земледельческим и возделывали всякого рода зерновой хлеб: пшеницу, ячмень, просо и другие хлебные растения; но в особенности славились они своими торговыми сношениями с окружавшими их народами. Через болгарские владения шли все товары из мусульманских земель на север Европы и обратно, Кама и Вятка служили для них удобными путями для ведения торговых сношений с различными финскими народностями, жившими на восток и на север от их страны, тогда как на Волге они сносились с племенами, занимавшими побережья Каспийского моря, а также с западными и северозападными областями Руси. Кроме того, между Болгаром, Ховарезмом и .Хорасаном производилась постоянная торговля при посредстве караванов. Очень важные сведения о товарах, вывозимых из Болгарии, сообщаются у Мукаддеси. Говоря о Ховарезме (нынешней Хиве) он перечисляет следующие предметы торговли, вывозимые из этой страны и привозимые туда из Болгарии: меха собольи, беличьи, горностаевые, куньи, лисьи, бобровые, заячьи; козьи шкуры, воск, стрелы, крупную рыбу, шапки, белужий клей, рыбьи зубы (т. е. мамонтовые или моржовые клыки), бобровую струю, янтарь, юфть, мед, орехи лесные и грецкие, мечи, кольчуги, березовый лес, невольпиков из славян, овец и рогатый скот. Часть этих товаров привозилась в Болгарию из Руси, земли буртасов, веси и перми. Точно также нам известно из исторических источннков, что спрос на меха некоторых зверей, которые уже не водились в Волжской Болгарии, заставлял предприимчивых болгар пускаться в далекие путешествия, куда они отправлялись или на лодках, водою, или сухим путем, даже на собаках. Арабам было известно, что болгары вели на крайнем севере немую торговлю с югрою, выменивая у последней меха на острые железные товары. Так Абу-Хамид Аль-Андалуси сообщает нам о торговле болгар простыми грубыми клинками, которые покупались ими в мусульманских владениях и привозились к северному племени юра (югре), платившему за них купцам высокую цену. Об употреблении этих клинков югрой у арабов существовал баснословный рассказ. По словам Абу-Хамида, они бросали один из таких мечей в море, и из моря выплывала большая рыба; за этой рыбой гналась другая, еще больше первой, которая попадала на мелкое место и не имела сил с него сдвинуться. Тогда югра в лодках подплывали к этой рыбе и названными здесь клинками вырезывали из нее огромные куски мяса. Мясо это они съедали и часто наполняли им целые дома. Если же они не бросали в море подобного меча, то большая рыба не появлялась, и тогда у них наступал голод. Объяснение этого рассказа, по мнению Хвольсона, заключается в том, что здесь идет речь не о мечах, а о гарпупах, которыми пользовалась югра при ловле китов или ловле рыбы вообще.

У других арабских писателей мы находим известие, что чужеземные купцы, посещавшие Поволжье, доходили только до болгар, болгарские же купцы доходили и до югры, с которой они имели торговые сношения.

О торговле волжских болгар с Персией и Индией существуют известия Идриси, Ибн-Эль-Варди, Абульфеды и др. писателей, а помимо того ее существование доказывается некоторыми древними находками, сделанными в разное время на территории болгарского царства.

Помимо упомянутых нами выше кожаных изделий, которыми славились болгары и которые под именем болгарских были известны по всему Востоку и даже в западной Европе [5], некоторые предметы, находимые на территории их древнего царства, дают нам полное основание предполагать, что болгары дошли до большого совершенства также и в искусстве обработки металлов. Им были хорошо известны плавка меди и ковка железа; из меди они выделывали грубую домашнюю утварь, а из медной и бронзовой проволоки приготовляли различные необыкновенно тонкие вещи. Железо болгарских находок до того хорошо, что нынешние кузнецы очень охотно употребляют его для различных работ. Надо заметить, что умение добывать из земли металлы также не было чуждо болгарам, и что в некоторых местах Великой Болгарии сохранились и до нашего времени следы древних рудников. Относительно состояния умственной культуры у волжских болгар могут свидетельствовать дошедшие до нас имена некоторые болгарских ученых. Один из них, как мы уже видели выше, написал болгарскую историю, другому принадлежало самостоятельное сочинение по медицине и комментарии к сочинениям, написанным другими восточными учеными. Кроме того, сохранилось известие об астрономических наблюдениях, сделанных одним болгарским ученым в местности, лежавшей на расстоянии около 700 верст к северу от г. Болгара. К сожалению, более подробные сведения о древней болгарской образованности до нашего времени не дошли.

Ахмед-Ибн-Фадлан, приезжавший во главе посольства в Болгарию при аббасидском халифе Муктедирбиллахе (в 922 г,), оставил нам наиболее обстоятельные сведения о стране и нравах болгар. Послы отправились из Багдада 1 июня 921 г. по Р. Х. и, направляясь через Ховарезм (Хиву), прибыли к царю болгар почти через год после выезда, 11 мая следующего года.

Путешествие их от Ургенджа, столицы Ховарезма, до земли болгар продолжалось семьдесят дней, что составляет около 2500 верст. Болгары встретили послов халифа с большим почетом; когда последние находились от местопребывания болгарского царя на расстоянии двадцати четырех часов пути, то он выслал для их встречи четырех подчиненных ему царей, а также своих детей и братьев, которые встретили приближавшихся путешественников с хлебом, мясом и просом и затем примкнули к их отряду. Сам царь встретил гостей на расстоянии двух фарсангов от своего жилища и предложил им обед в своей палатке, во время которого собственноручно раздавал присутствовавшим разрезанное на куски мясо. «Таков у них обычай, говорит Ибн-Фадлан, что никто не дотрагивается до кушанья, пока не подаст ему сам царь; а когда царь подаст, то ему приносят особый стол. Таким образом принесли каждому из сидевших перед ним стол, и каждый из нас ел особо, на своем столе. Когда окончили еду, каждый из нас унес оставшееся на его столе домой. После этого он велел принести напиток из меда, называемый у них ___(сиджу), который стали пить и он и мы. На торжественном приеме, сделанном гостям, рядом с царем сидела также и его супруга».

Тот же самый писатель рассказывает, что он видел стране болгарского царя столько чудес, что их и не перечесть. «Одно из них то, говорит он, что в первую ночь, которую мы провели в его стране, увидел я около часа перед заходом солнца, что небесный горизонт стал весьма красен, а в воздухе услышал громкие голоса и глухой шум. Я поднял голову и вот: облако, красное, как огонь, находилось близ меня, из него-то и исходили шум и голоса, в нем видны были как бы люди и кони, а в руках этих фигур были луки, копья и мечи, я различал и представлял их себе. И вот, показалось другое подобное облако, в котором я также видел людей с оружием и копьями, и оно устремилось на первое, подобно тому, как один полк конницы нападает на другой. Мы были этим испуганы и стали с покорностью молиться Богу, а жители страны издевались над нами и удивлялись нашему поведению. Мы смотрели все, как одно облако неслось на другое, они то смешивались оба на некоторое время, то снова разделялись, что продолжалось до часа ночи; затем они исчезли. Мы спрашивали об этом царя, и он нам объяснил, что его предки рассказывали, будто это поклонники дьяволов и отвергающие их, которые сражаются каждый вечер и никогда не прекращают своей борьбы. Вместе с этим явлением, в котором некоторые видят северное сияние, Ибн-Фадлана поразила краткость летней ночи в Болгарии. Ночь была там столь непродолжительна, что, по словам царского портного, беседовавшего с Ибн-Фадланом, когда ставили на огонь горшок во время вечерней молитвы, то не успевал он свариться, как уже наступало время молитвы утренней.

Особые обычаи, встреченные путешественником в Волжской Болгарии, также поразили его и запечатлелись в его памяти. Встречаясь с царем, болгарин снимал с себя шапку и клал ее под мышку, мужчины и женщины ходили на реку и купались вместе, голыми, ничем не закрываясь одни от других. Однако при этом они никогда не позволяли себе предосудительные поступков, так как неосторожные прелюбодеи навлекали на себя жестокое возмездие. Если же случалось, что кто-нибудь бывал уличен в подобном преступлении, кто бы только он ни был, то болгары вбивали в землю четыре кола, привязывали его к ним по рукам и но ногам и рассекали его секирой, начиная от шеи и до самых бедер. Тому же самому наказанию подвергались и виновные женщины, а затем рассеченные на части тела преступников вешались на дерево. Совершенно таким же образом поступали у них и с ворами. У другого арабского писателя, Ахмеда Туси, встречается известие, что если кто-либо из них убивал другого, то убийцу запирали в деревянный сундук, который потом вешали на высоком столбе, оставляя несчастного преступника умереть там от стужи или от солнечного зноя. Между прочим, мы обязаны Ибн-Фадлану следующим странным известием: если встречали человека подвижного и сведущего в делах, то болгары говорили: этому человеку приличествует служить Богу; поэтому они брали его, надевали ему на шею петлю и вешали его на дерево, где он оставался до тех пор, пока не распадался на части. Существует довольно основательное предположение, что здесь идет речь не о ком другом, как о колдунах или о знахарях. Такое объяснение может быть подкреплено показанием одного араба, Абу-Хамида Андалуси, лично посетившего болгар в XII в. Относительно обращения последних с колдуньями он рассказывает весьма любопытную вещь. «Каждые двадцать лет, — передает этот писатель, — старухи в этой стране заподазриваются в колдовстве. Это производит сильное волнение в народе. Тогда собирают старух и, связав им руки и ноги, кидают их в протекающую там большую реку. Ту, которая выплывет, считают колдуньей и сжигают, ту же, которая станет тонуть, объявляют невинной и освобождают.

По словам того же Ибн-Фадлана, в болгарской земле весьма нередко бывали грозы; когда молния ударяла в чей-нибудь дом, то после того болгары боялись приближаться к подобному жилищу и оставляли его необитаемым, пока его не уничтожало время, так как они были уверены, что на месте, пораженном молнией, почиет гнев Божий. Аналогичные суеверные воззрения на удар молнии Френ указывает и у других народов, именно у вотяков и у калмыков.

Верховная власть в Волжской Болгарии принадлежала царю, под властью которого находилось несколько подчиненных ему мелких царьков; по-видимому было также и высшее сословие, нечто вроде знати, которое троицкая летопись называет в одном месте словом трунове. Не знаю, есть ли возможность объяснить это слово из восточных языков, но замечу только, что это наименование, если мы отбросим славянское окончание им. п. мн. ч. ове, напоминает собою названия нескольких сел и деревень, расположенных в уездах Козьмодемьянском, Буинском и Царевококшайском. В первых двух уездах мы находим чувашские селения под именем Туруново, называющиеся по-чувашски Тăрăн (___), а в последнем есть дер. Турунова, около которой видна какая-то насыпь, слывущая в народе под названием кургана[7]. Как известно, слова, обозначающие звание и должности, вообще нередко являются также и в наименованиях населенных мест. Это доказывается, например, словом Тархан, под которым известно несколько десятков селений, находящихся в различных поволжских губерниях. Названия деревень в форме Турхан, Торхан (Турhан, Торhан), встречаются также и в разных местах чувашского края; кроме того, тем же самым словом у чуваш с. Тюрлемы Чебокс. у. обозначаются лица, некогда получившие жалованные земли, а у других чуваш оно употребляется в значении личного языческого имени и фамильного прозвища. Доходы болгарского царя состояли из податей, собираемых с народа. Как рассказывает Ибн-Фадлан, каждый, кто занимался земледелием, брал все собираемое с поля себе, царь же не получал из хлебных продуктов ничего; ему давали только по бычачьей шкуре с каждого дома; а когда, по его приказанию, отряд войска отправлялся в набег на ту или другую страну, то и он получал на свою долю известную часть добычи. По словам другого арабского писателя, Ибн-Даста, подать своему царю болгары платили лошадьми и другими вещами. С каждого мужчины, вступавшего в брак, царь взимал в свою пользу по верховой лошади, а когда в Болгарию приходили мусульманские купеческие суда, то владельцы их были обязаны платить за право торговли определенную пошлину, десятую часть своих товаров.

Пищу болгар, по Ибн-Фадлану, составляли просо и конина, хотя в их стране также родилось очень много пшеницы и ячменя; у них не было другого масла, кроме рыбьего жира, и он заменял для них оливковое и кунжутное масло, вообще употребительные на востоке.

Об остатках кочевой жизни, замечающихся в быте волжских болгар, мы находим любопытное известие у Эль-Балхи (†между 935—951), который сообщает о жителях болгарских городов Болгара и Сувара, что они, в летнее время, покидали свои зимние жилища и расходились из городов по войлочным юртам. Нечто подобное говорит нам Ибн-Даста также о хазарах, которые с наступлением весны выходили из городов в степь, где и оставались до приближения зимы.

В стране, которую занимали волжские болгары, было несколько городов; имена некоторых из них дошли и до нас в тех источниках, из которых черпаются материалы для болгарской истории. Столицей болгарского царства был город, известный в русских летописях под именем Великого Города; относительно местонахождения его существуют различныя мнения; одни отождествляют его с городом Болгаром, развалины которого можно видеть и до сего времени около села Успенского-Болгар, в Спас. у. Казан. губ.; другие (Шпилевский) считают Великим Городом другой болгарский город, Буляр, на развалинах которого, при речке Билярке, притоке Черемшана, построен нынешний пригород Чист. у. Казан. губ. Билярск. Арабский географ Абульфеда говорит о городе Болгаре под статьей «Биляр» и думает, что оба эти названия относятся к одному и тому же городу. По свидетельству Андалуси, Биляр, вместо Болгар, было известно уже в начале XII века, и имя это считалось тогда за первоначальное и туземное. Болгарский историк Якуб-бен-Нуман говорил навещавшему его Андалуси, что название Биляр их город получил от некоего Биляра, который ввел у них мусульманство, и что это первоначальное имя впоследствии было арабизировано и превращено в Болгар. Но это, как справедливо заметил Хвольсон, без сомнения неверно: в действительности было два различных города, наименования которых, благодаря значительному звуковому сходству, подали естественный повод к их смешению. В китайских источниках страна или столица болгар упоминается под именем ___, и то же самое имя следует читать и на одной китайской географической карте, относящейся к первой половине ХIV века[8]. Плано Карпини знал Болгарию под тем и другим наименованием (см. выше), а в Венгрии, как мы увидим далее, выходцы из Волжской Болгарии были известны под именем bileres. Приведенное выше мнение г. Шпилевскаго, что под Великим Городом наших летописей следует разуметь именно Буляр, находит себе непосредственное подтверждение в словах Мукаддеси, которых не мог обяснить Хвольсон и объяснения которых я не нашел и у г. Шпилевского. Известие Мукаддеси, что Болгар лежит у реки Итиль и находится ближе к морю, чем столица, по-видимому, указывает совершенно определенно, что здесь говорится не о другой какой-либо столице, а именно о столице болгарской, которой был г. Буляр, действительно более удаленный от Каспийского моря, нежели город Болгар. Развалины древней столицы Волжской Болгарии лежат около нынешнего пригорода Чистоп. у. Казан. губ. Билярска; здесь, на вершине горы, по словам татарского историка половины XVI в. Хусам-эд-Дина Болгарского, находятся могилы трех великих шейхов; один из них — Ходжа Асгар, иначе Маалюм-Ходжа; другой — Абдулла-Ходжа-Чубар, известный под именем Абдуллы, третий — Шейх-Мухаммед. В дошедшем до нас отрывке из одной татарской челобитной 1677 г. имя первого из этих шейхов читается Балынъ-Гозя, и о нем в ней сочинена басня, называющая его царем бусурманского Булымерского города за Камой-рекой. Имя этого шейха, по-видимому, должно было пользоваться весьма громкой славой, в этом мы убеждаемся, например, из того обстоятельства, что у чуваш, обитающих в различных местностях, он сделался предметом почитания, обратившись в какое-то божество. Так, известно, что чуваши деревни Масловки Чебокс, у. обожали его под именем Мелĕм-Хуçа (___), а в Курмышском уезде Симб губернии тот же святой носит имя Валĕм-Хуçа (___), и там в честь его совершается особое моление, во время одного обряда, называемого по-чувашски «тайăн сăра» (___, т. е. малое пиво). В одной из имеющихся у меня чувашских рукописей, среди имен различных божеств, упоминаемых во время молений и заиисанных в с. Сунчелееве Старо-Мокшинской вол. Чистоп. уезда, значится наряду с именем самого Валĕм-Хуçа также и имя его матери (Валĕм-Хуçа амăш), причем в сноске под страницей сделано обяснение: Валĕм-Хуçа—Пÿлерти таса çăл, т. е.Валĕм-Хуçа — чистый(или святой) источник билярский. Такое превратное объяснение имени шейха, разумеется, доказываешь только одно, что нынешние чуваши уже забыли его подлинное значение; что же касается самого культа Маалюм-Ходжи, следы которого мы находим у чуваш, то подобный культ, вероятно, имеет за собой весьма глубокую давность, так как Маалюм-Ходжа известен даже чувашам тех местностей, где не знают и о самом существовании Билярска. То же самое божество «Мелĕм-Хуçа» и мать его, «Мелĕм-Хуçа амăшĕ», упоминается в доставленном мне списке языческих богов, которые были призываемы во время тăхăр ял чÿкĕ (___),т. е. моления девяти деревень совершенная около с. Бурундук Буин. у. Симб. губ. в августе 1901. г. На этом молении как самому Мелĕм-Хуçа, так и его матери было принесено в жертву по гусю. Чуваши с. Н. Кармалов Белеб. у. Уфим. губ., переселенцы из Казан. губ., молятся тому же божеству под именем Вальăм-Хуçа (___).

Казанские татары знают этого болгарского шейха под именами ___ (___) или ___ (Балăм ата), т.е. отец Балям (Ахмаров, Отчет о поездке 1894 г, на юго-восток Каз. губ. с археол. целью).

Недалеко от г. Болгара, как сообщает арабский писатель Эль-Балхи, лежал другой болгарский город, Сувар, где, так же, как и в первом, находилась главная мечеть. Дома там были деревянные и служили зимними жилищами; летом же жители расходились из города по войлочным юртам. Мусульманский проповедник Болгар говорил этому автору, что число жителей обоих названных городов простиралось до 10000 человек. Кроме Болгара и Сувара одна персидская рукопись называет третий большой город в Болгарин — Асбаль или Эсбель. У персидского писателя ХII ст. Ахмеда Туси приводятся названия еще нескольких других укрепленных мест в стране болгар, а именно: Бассов, Марха, Арнас и еще одно имя, которое трудно прочесть. По поводу этих имен можно сделать некоторые сближения, сравнивая, например, название Марха с именем одной чувашской деревни Козм. у., Сятра-Касов, которая известна у чуваш под наименованием Сатра-Марка (____), а название Арнас с именем Арняш, названием деревни Мамад. уезда Казан. губ. Этим сравнением я, разумеется, не хочу сказать того, чтобы под названными инородческими селениями я прямо разумел древние болгарские города, — я только считаю возможным найти тождество названий у тех и других, так как нам хорошо известно, что одно и то же наименование нередко служит к обозначению целого ряда селений.

Помимо «Великого Города», в котором, как было замечено выше, следует видеть Буляр, русские летописи упоминают о городах Бряхимове, прозванном славным, о Керменчуке и Тухчине, местоположение которого остается неизвестным, и об Ошеле, следы которого Георги указывает близ с. Кирельского, при устье р. Кирелки.

Мукаддеси упоминает еще об одном городе в стране болгар, имени которого в рукописи Хвольсон разобрать не мог. По словам Мукаддеси, этот город лежал на одном берегу реки и быль больше обоих упомянутых выше городов, Болгара и Сувара. Жители, продолжает он, которые сперва были евреями и потом сделались мусульманами, когда-то уходили к берегу моря, но теперь возвратились в город. «Как ни темно это последнее известие, говорит Хвольсон, тем не менее оно все-таки любопытно, во-первых, потому, что мы видим из него, как далеко на север распространилась еврейская религия, вероятно из Хазарин, а во-вторых, потому, что узнаем отсюда о том, как болгары когда-то удалялись к берегу моря и во время Мукаддеси возвратились на прежние свои жилища. Это переселение легко можно сопоставить с набегом руссов в 968 г, и принять за последствия набега». Этим же страшным набегом руссов при Святославе Хвольсон объясняет переселение мусульманских приволжских болгар в Венгрию около 970 г. Там им были отведены места для поселения на левом берегу Дуная, где они и основали город Пешт. Эти переселившиеся из Болгарии мусульмане назывались в Венгриибилерами (bileres), т. е. болгарами и исмаилитами (Hismahelitae de terra Bular), т. е. мусульманами; впоследствии они играли в Венгрии важную роль в качестве откупщиков и управляющих финансами; несмотря на всевозможные гонения и притеснения, следы существования их доходят до половины ХIV в.

Приезд арабских послов Халифа Муктедира в 922. г. есть первое событие в истории волжских болгар, о котором мы имеем достоверные известия. Это посольство было ответом на письмо болгарского царя Алмаса, в котором он просил халифа прислать ему такого человека который мог бы обучить его вере, наставить его в законах ислама, построить ему мечеть и поставить ему кафедру (минбар) для того, чтобы он имел возможность призывать свой народ к богопочитанию «по всей своей стране и во всех областях своего государства». Однако, как мы видим из описания посольства, учение Пророка проникло к болгарам еще раньше этого времени, и, следовательно, письмо Алмаса было только выражением его естественного стремления усвоить себе более основательно правила новой религии и упрочить ее распространение среди своих подданных.

О принятии болгарами ислама мусульманские писатели передают много чудесного. Как нам известно из истории, подобные совершенно невероятные рассказы сопровождают неизменно все древние повествования, относящиеся к принятию младенчествуюшими народами нового, более определенного религиозного учения. Сделавшись адептами новой религии, волжские болгары заявили себя весьма ревностными мусульманами. Так, согласно рассказу русской летописи, перед самым монгольским нашествием, они бесчеловечно умертвили одного купца-христианина, приехавшего по торговым делам в их город и не желавшего отречься от своей веры. Из слов некоторых восточных писателей также можно видеть, что болгарские паломники ходили и в Мекку, для совершения необходимого у мусульман хаджа. Однако при значительном раздроблении народа по областям и уделам, религия болгар, как об этом свидетельствуют восточные известия, не могла быть общей, и в то время, как большая часть их исповедовала ислам и имела в своих селениях мечети и школы, с мюэззинами и имамами, другие из них пребывали в прежнем язычестве, сохраняя обычаи своих предков. По своему характеру, болгары не были народом воинственным, как это некоторые предполагают, имея в виду их войны с буртасами и хазарами, земли которых лежали смежно с болгарской, а также их враждебные отношения к русским, с которыми они вели почти беспрерывную борьбу. Скорее можно думать, что они были миролюбивым и кротким народом, и только невозможность спокойной жизни с их воинственными соседями заставляла их нередко покидать свои мирные занятия и поднимать оружие в свою защиту. Если они и старались иногда занять тот или другой чужой город, то это делалось ими не в целях грабежа или грубой наживы, а лишь из одного желания приобрести выгодный торговый пункт, в виду расширения торговой деятельности. Но и в этом случае способы, к которым они прибегали для приобретения новых владений, были не насилие, огонь и меч, а приемы более мирного свойства, основанные на уговорах и взаимных соглашениямх.

Исторические сведения о волжских болгарах, заключающиеся в русских летописях, касаются, главным образом, следующих событий:

1. Поход Кия, основателя г. Киева, который будто бы «_____», значится только в Никоновской летописи, и потому, как замечает г. Шпилевский, весьма недостоверен.
2. Поход Руси и разороение ею г. Болгара в 968 или 969 г., передаваемый Ибн-Хаукалем, не находит себе прямого подтверждения в русских летописях и поэтому оставляет место для сомнения.
3. Походы Владимира. Под 985 г. в летописях упоминается о победоносном походе на болгар Владимира Святого. Однако только одна Никон. летопись указывает, против каких именно болгар был совершен этот поход, и называет болгар низовскими. Новейшие историки разумеют здесь болгар камских, тогда как по мнению Татищева названный поход относится к болгарам дунайским.
«____________________________________________________»
В Никон. летописи также говорится о походе Владимира на болгар (неизвестно, каких) в 994 г., а в 997 г,, по словам той же летописи, «__________________________________». Другие летописи об этом походе молчат.

4. Посольство волжско-камских болгар к Владимиру с предложением принять их веру.
«____________________________________________». (Ипат. лет.).
5. Торговые сношения.У Татищева под 1006 г. сказано о торговом договоре, заключенном волжскими болгарами с Владимиром, а под 1024 г. первоначальная летопись свидетельствует о торговых сношениях между болгарами и суздальцами.
«______________________________». (Ипат. лет.).
6. Взятие болгарами г. Мурома.Как свидетельствует Ипат. летопись, под 1088 г., — «взяша болгаре Муромъ». Взятие этого города, по словам Татищева, было отмщением за ограбление и убийство многих болгарских купцов разбойниками, свирепствовавшими в те времена на р.р. Волге и Оке.
7. Осада болгарами Суздаля. В 1107 г. болгары пришли ратью, обступили г. Суздаль и умертвили много народа по селам и погостам; однако люди, сидевшие в городе, сделали вылазку, и болгары были перебиты.
8. Половецкие князья, отравленные болгарами. В некоторых русских летописях, под 1117 г., сказано: «Придоша половци к болгаромъ, и высла самъ князь болгарскый пити съ отравою, и пивъ Аепакъ и прочiи князи вси помроша».
9. Поселение болгар в Суздальской земле. Когда Юрий строил в Суздальской области новые города и созывал туда отовсюду людей, то в числе новых поселенцев были также и болгары (Татищев). Болгары же приходили в Суздальский край и в качестве мастеров, даже для постройки христианских церквей. По известиям Твер. летописи, супруга кн. Андрея Боголюбского была родом болгарка.
10. Подвоз хлеба от болгар в 1229 г. В этом году, как говорят летописи, по всей русской земле была дороговизна хлеба и голод. Татищев к этому прибавляет: «________________________________».
11. Поход 1120 г. В летописях о нем упоминается кратко: «________________».
12. Поход Андрея Боголюбского в 1164 г. В этот поход болгары были разбиты и князь их бежал; русские взяли г. Бряхимов и сожгли несколько других городов, В память этого события было установлено празднество, совершаемое поныне 1 авг.
13. Поход 1172 г. В этом году тот же князь посылал на болгар своего сына Мстислава, который однако едва успел спастись сам.
14. Поход 1184 г. Этот поход был вызван вторжением болгар в земли муромские и рязанские, где они «учинили великое разорение». Великий князь Всеволод Юрьевич предпринял на них поход. К нему присоединились различные русские князья и половцы. Вместе с ними русские обложили осадой Великий Город в земле серебряных болгар, но племянник великого князя, Изяслав, был смертельно ранен на приступе, и это заставило Всеволода отказаться от дальнейшей осады. Заключив с болгарами выгодный мир, великий князь возвратился в г. Владимир.
15. Походы 1186 и 1205 г.г. Оба этих похода на болгар были снаряжаемы вел. кн. Всеволодом Юрьевичем.
16. В 1218 г. Болгары взяли Устюг. По этому поводу Юрий Всеволодович послал на болгар с войском своего брата Святослава, который сжег город их Ошель (1220г.). После этого события между русскими и болгарами был заключен мир.
17. Христианский мученик в Болгарии. В 1229 г., как нам говорит Лавр. летопись, в Великом Городе принял мученическую кончину один богатый христианин, посещавший разные города по торговым делам. В следующем 1230 г. мощи этого мученика, названного в летописях Авраамием, были перенесены в г. Владимир. Из летописи также видно, что в Великом Городе в это время жили русь-христиане и что там было христианское кладбище.
18. Завоевание Болгарии татарами. Это завоевание, по летописным известиям, относится к 1236 г. «____________________».
19. Болгары и Орда. В житии кн. Феодора Ростиславича, Смоленского и Ярославского чудотворца, помещенном в «Минеяхъ Четiихъ» Макария, сказано, что после нашествия Батыева «начаша ходити русстiи князи и болгаре въ Орду, ко царю отчинъ своихъ просити у царя на столованiа своа». Это известие, говорить г. Шпилевский, свидетельствует о том, что, подобно русским князьям, и владетели болгарские получали из Орды ярлыки на княжение.
20. Мученик Феодор. Под 1323 г. в русских летописях помещено известие о мученической смерти христианина Феодора, замученного болгарами за православную веру.
21. Завоевание болгар Булактемиром. В 1361 г., когда в орде свирепствовали внутренние раздоры, по известиям летописей, «_____________». В 1367 г, этот князь, как передают летописи, предпринял походы на Нижегородское княжество, по был принужден бежать и был убит в Орде.
22. Набеги ушкуйников. Набеги эти повторялись неоднократно; в один из подобных набегов «разбойники» из Великого Новгорода взяли болгарский город «Жукотин» (1359 г.). Такие же набеги ушкуйников летописи упоминают под 1366, 1369, 1370, 1374, 1391 и 1409 г.г. В один из последних походов (1374 г.) ими был взят и г. Болгар.
23. Походы русских на болгаров в 1370 и 1376 г.г. Следствием первого похода было свержение князя болгарского Асана и возведение на его место «Салтана Бакова сына» (Воскр. лет.); во время второго похода болгарские князья отделались выкупом, в размере 5000 руб.; однако русские причинили им при этом немало зла: «__________________».
24. Бой на Лыскове в 1411 г. В этом бою, представляющем продолжение борьбы между Москвой и Суздалем, участвовали князья болгарские и жукотинские, которые, как и раньше, стояли на стороне суздальских князей, против Москвы.
25. Поход болгарских татар к Галичу и Костроме. Говоря об этом неудачном для татар походе, Воскр. летопись упоминает рядом «татаръ и бесерменъ»; по этому поводу г. Шпилевский высказывает соображение, что, может быть, в этом месте летописи идет речь о двух различных народностях, а потому и под бесерменами здесь следует разуметь не татар, а коренных туземцев Болгарии, которые исповедовали ислам.
26. Завоевание Болгарии кн. Пестрым в 1431 г. В этом году вел. кн. Василий Темный посылал с ратью на волжских болгар князя Феодора Пестрого, который взял их и пленил всю их землю (Вескр. лет.). Подробностей об этом пленении летопись не представляет никаких; по-видимому, оно было не слишком прочным, потому что, спустя четырнадцать лет после завоевания Болгарии, великий князь Василий Васильевич оказался и сам пленником в этой стране. (См. Шлилевский, 103—191).