Вильям Вильсон (По; В.И.Т.)/ДО

Вильямъ Вильсонъ.
авторъ Эдгаръ По (1809-1849)., пер. В. И. Т.

Оригинал: язык неизвестен, en:William Wilson, 1839.. — Источникъ: Художественная библiотека. Эдгаръ По. Вильямъ Вильсонъ. Овальный портретъ. Переводъ В. И. Т. Типографiя Спб. Т-ва «Трудъ». Фонтанка, 86. 1909.

ВИЛЬЯМЪ ВИЛЬСОНЪ.

 

Что она скажетъ? Что скажетъ эта ужасная совѣсть, — этотъ призракъ идущій моимъ путемъ.

Chamberlayne—Pharronida.

 

Позвольте мнѣ въ данный моментъ называться Вильямомъ Вильсономъ. Лежащая передо мной чистая и непорочной бѣлизны страница не должна быть замарана моимъ настоящимъ именемъ. Это имя слишкомъ часто было предметомъ презрѣнія, ужаса и отвращенія для моего семейства. Развѣ возмущенныя стихіи не донесли до самыхъ отдаленныхъ уголковъ земного шара его изъ ряду вонъ выходящій позоръ? О! самый отверженный изъ всѣхъ изгнанниковъ! ты умеръ для этого міра навсегда, — для тебя погибла навсегда надежда на земныя почести, золотыя мечты, и цвѣты славы: —и густая, мрачная, безграничная туча отчаянія вѣчно будетъ обволакивать всѣ твои надежды…

Мнѣ не хотѣлось бы, еслибы я даже могъ это сдѣлать, занести на эти страницы воспоминаніе о послѣднихъ годахъ моего полнаго паденія, и несмываемыхъ преступленій. Въ этомъ недавнемъ періодѣ моей жизни, моя порочность и низость достигли крайнихъ предѣловъ, но здѣсь мнѣ хотѣлось бы только опредѣлить начало ихъ зарожденія — и это въ данный моментъ единственная цѣль моей исповѣди. Вообще люди опускаются постепенно. Что касается меня, то покрывало добродѣтели сразу моментально слетѣло съ меня. Не отличаясь особою порочностью я, идя гигантскими шагами, достигъ геліогабалическихъ ужасовъ преступленія. Позвольте же мнѣ разсказать подробно какой случай, какое обстоятельство навлекло на меня это проклятіе. Смерть близка и ея дуновеніе производитъ на мое сердце смягчающее вліяніе. Проходя мрачную долину жизни, я жажду симпатіи — то есть я хотѣлъ сказать, сожалѣнія моихъ ближнихъ. Мнѣ хотѣлось бы до нѣкоторой степени убѣдить ихъ, что я былъ рабомъ обстоятельствъ, ускользавшихъ отъ человѣческаго контроля. Я бы хотѣлъ, чтобы имъ удалось найти въ приводимомъ мною ниже подробномъ отчетѣ моей жизни какой-нибудь маленькой оазисъ «фатализма» въ Сахарѣ заблужденій. Я хотѣлъ бы, чтобы они признали — а они не могутъ отказать мнѣ въ этомъ признаніи, — что хотя человѣчество и бывало подвержено страшнымъ искушеніямъ, — но никогда никто не былъ искушаемъ до такой степени и поэтому и не дошелъ до такого паденія. Я думаю, что врядъ ли кто-либо можетъ представить себѣ мои страданія, такъ непохожія на страданія другихъ людей. Но можетъ быть, это была только моя фантазія? Развѣя не умираю жертвой ужаса и самой загадочной тайны видѣній?

Я потомокъ рода, отличавшагося во всѣ времена легко возбудимымъ темпераментомъ, соединеннымъ съ богатымъ воображеніемъ; и мое раннее дѣтство доказало, что я въ полной мѣрѣу наслѣдовалъ фамильныя черты характера. По мѣрѣ того, какъ я росъ, мой характеръ обрисовывался все яснѣе и яснѣе и сталъ, по многимъ основаніямъ, причиной серьезнаго безпокойства для моихъ друзей, и положительнаго предубѣжденія для меня самого. Я сдѣлался своевольнымъ, склоннымъ къ самымъ страннымъ причудамъ и сталъ жертвой самыхъ непреоборимыхъ страстей. Родители мои были слабовольны, сами страдали отъ такихъ же недостатковъ и потому не могли оказать достаточнаго вліянія, чтобы задержать развитіе моихъ дурныхъ наклонностей. Правда, съ ихъ стороны было сдѣлано нѣсколько слабыхъ, плохо направленныхъ по-пытокъ въ этомъ отношеніи, которыя окончились для нихъ неудачей, а для меня полнымъ торжествомъ. Начиная съ этого момента, мой голосъ сталъ въ домѣ закономъ; и въ томъ возрастѣ, когда мои сверстники ходятъ еще на помочахъ, мнѣ была предоставлена полная свобода дѣйствій, и я сталъ господиномъ своихъ поступковъ. Мои первыя впечатлѣнія о школьной жизни связаны съ воспоминаніемъ объ обширномъ и причудливомъ домѣ въ стилѣ Елизаветы, находившемся въ мрачномъ англійскомъ мѣстечкѣ, славившемся своими гигантскими узловатыми деревьями и необыкновенно старинными постройками. И въ самомъ дѣлѣ это достопочтенное селеніе обладало всѣми данными для того, чтобы казаться фантастическимъ. Я какъ сейчасъ могу представить себѣ освѣжительный холодокъ его тѣнистыхъ аллей, ароматъ его лѣсковъ, и до сихъ поръ сладостный трепетъ охватываетъ меня при воспоминаніи глубокаго и глухого звука колокола, всякій часъ врывающагося своимъ страннымъ, мрачнымъ гуломъ въ тишину сѣроватыхъ сумерекъ, обволакивающихъ зубцы готической колокольни. Въ настоящее время, это перебираніе въ памяти мельчайшихъ школьныхъ воспоминаній и мечтаній, доставляетъ мнѣ удовольствіе, если возможно говорить объ удовольствіи въ моемъ положеніи. Для меня, придавленнаго несчастьемъ — увы не фантастичнымъ, а слишкомъ реальнымъ — извинительны поиски какого-нибудь хотя-бы мимолетнаго утѣшенія въ этихъ ребяческихъ и несущественныхъ подробностяхъ. Кромѣ того несмотря на то, что они очень обыденны и можетъ быть сами по себѣ смѣшны, они пріобрѣтаютъ въ моей фантазіи особое значеніе, вслѣдствіе ихъ связи съ тѣмъ мѣстомъ и съ той эпохой, въ которой я теперь различаю первыя предупрежденія судьбы, съ тѣхъ поръ все больше и больше захватывавшей меня своими когтями. Позвольте же мнѣ подольше остановиться на этихъ воспоминаніяхъ.

---