Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 4, 1863.pdf/240: различия между версиями

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[досмотренная версия][досмотренная версия]
м →‎top: орф.
м →‎top: орф.
Тело страницы (будет включаться):Тело страницы (будет включаться):
Строка 1: Строка 1:
<section begin="Лизис. Введение" />{{перенос2|Боко|вою}} же цѣлью почитаетъ онъ — дать руководство къ нравственно-эротическому образованію любимца. Но Шлейермахеръ упустилъ изъ виду мысль Платона о высочайшемъ благѣ, и методическое развитіе разговора поставилъ внѣ отношенія къ его содержанію. Поэтому намъ болѣе нравится взглядъ Штейнгарта, который говоритъ, что «Лизисъ» долженъ былъ представить физическое основаніе и нравственную сущность дружбы, — первое въ Форшѣ любви, а послѣднюю — подъ образомъ восполняющего себя обоюднаго стремленія сродныхъ и вмѣстѣ различныхъ природъ къ высочайшему благу. Но и это опредѣлѣніе цѣли невполнѣ соотвѣтствуетъ духу и направленію діалога. Физическое основаніе любви — элементъ въ нёмъ вовсе незаметный. Мы видѣли, что любовь у Сократа имела значеніе чисто философское, и очень можно думать, что изъ этого сократическаго понятія о любви Платонъ впослѣдствіи развилъ идею Эроса, какъ божества, соединяющего небо съ землею. Притонъ Штейнгартъ не обратилъ вниманія на намереніе Сократа возбудить въ юношахъ расположеніе къ философіи; а это, при опредѣлѣніи цѣли діалога, долженствовало представляться прежде всего. Итакъ, поставляя философію какъ бы центральнымъ понятіемъ въ разговорѣ, а любовь — какъ бы проводникомъ, соединяющимъ блага относительные съ благомъ абсолютнымъ, мы можемъ безошибочно утверждать, что Платонъ своимъ «Лизисомъ» предполагалъ дружбу молодыхъ людей вывести на поприще философской любви и чрезъ то направить ея къ благу абсолютному.
<section begin="Лизис. Введение" />{{перенос2|Боко|вою}} же цѣлью почитаетъ онъ — дать руководство къ нравственно-эротическому образованію любимца. Но Шлейермахеръ упустилъ изъ виду мысль Платона о высочайшемъ благѣ, и методическое развитіе разговора поставилъ внѣ отношенія къ его содержанію. Поэтому намъ болѣе нравится взглядъ Штейнгарта, который говоритъ, что «Лизисъ» долженъ былъ представить физическое основаніе и нравственную сущность дружбы, — первое въ Форшѣ любви, а послѣднюю — подъ образомъ восполняющего себя обоюднаго стремленія сродныхъ и вмѣстѣ различныхъ природъ къ высочайшему благу. Но и это опредѣленіе цѣли невполнѣ соотвѣтствуетъ духу и направленію діалога. Физическое основаніе любви — элементъ въ нёмъ вовсе незаметный. Мы видѣли, что любовь у Сократа имела значеніе чисто философское, и очень можно думать, что изъ этого сократическаго понятія о любви Платонъ впослѣдствіи развилъ идею Эроса, какъ божества, соединяющего небо съ землею. Притонъ Штейнгартъ не обратилъ вниманія на намереніе Сократа возбудить въ юношахъ расположеніе къ философіи; а это, при опредѣленіи цѣли діалога, долженствовало представляться прежде всего. Итакъ, поставляя философію какъ бы центральнымъ понятіемъ въ разговорѣ, а любовь — какъ бы проводникомъ, соединяющимъ блага относительные съ благомъ абсолютнымъ, мы можемъ безошибочно утверждать, что Платонъ своимъ «Лизисомъ» предполагалъ дружбу молодыхъ людей вывести на поприще философской любви и чрезъ то направить ея къ благу абсолютному.


Нелишнимъ считаемъ заметить, что изложеніе «Лизиса» необыкновенно просто и безыскусственно, а изъ этого, по крайней мерѣ, не безъ вѣроятности, можно заключить, что «Лизисъ» написанъ Платономъ въ лѣтахъ ещё молодыхъ, именно въ томъ періодѣ его жизни, когда онъ слушалъ Сократа и не развилъ ещё своей идеи до той полноты, съ какою впослѣдствіи выразилась она въ Пирѣ, Федрѣ, Государствѣ и другихъ его сочиненіяхъ. Мы не имеемъ никакой причины подвергать сомненію свидѣтельство Діогена Лаерціа (III, 35), который<section end="Лизис. Введение" />
Нелишнимъ считаемъ заметить, что изложеніе «Лизиса» необыкновенно просто и безыскусственно, а изъ этого, по крайней мерѣ, не безъ вѣроятности, можно заключить, что «Лизисъ» написанъ Платономъ въ лѣтахъ ещё молодыхъ, именно въ томъ періодѣ его жизни, когда онъ слушалъ Сократа и не развилъ ещё своей идеи до той полноты, съ какою впослѣдствіи выразилась она въ Пирѣ, Федрѣ, Государствѣ и другихъ его сочиненіяхъ. Мы не имеемъ никакой причины подвергать сомненію свидѣтельство Діогена Лаерціа (III, 35), который<section end="Лизис. Введение" />

Версия от 14:12, 2 января 2017

Эта страница не была вычитана
235
ВВЕДЕНІЕ.

вою же цѣлью почитаетъ онъ — дать руководство къ нравственно-эротическому образованію любимца. Но Шлейермахеръ упустилъ изъ виду мысль Платона о высочайшемъ благѣ, и методическое развитіе разговора поставилъ внѣ отношенія къ его содержанію. Поэтому намъ болѣе нравится взглядъ Штейнгарта, который говоритъ, что «Лизисъ» долженъ былъ представить физическое основаніе и нравственную сущность дружбы, — первое въ Форшѣ любви, а послѣднюю — подъ образомъ восполняющего себя обоюднаго стремленія сродныхъ и вмѣстѣ различныхъ природъ къ высочайшему благу. Но и это опредѣленіе цѣли невполнѣ соотвѣтствуетъ духу и направленію діалога. Физическое основаніе любви — элементъ въ нёмъ вовсе незаметный. Мы видѣли, что любовь у Сократа имела значеніе чисто философское, и очень можно думать, что изъ этого сократическаго понятія о любви Платонъ впослѣдствіи развилъ идею Эроса, какъ божества, соединяющего небо съ землею. Притонъ Штейнгартъ не обратилъ вниманія на намереніе Сократа возбудить въ юношахъ расположеніе къ философіи; а это, при опредѣленіи цѣли діалога, долженствовало представляться прежде всего. Итакъ, поставляя философію какъ бы центральнымъ понятіемъ въ разговорѣ, а любовь — какъ бы проводникомъ, соединяющимъ блага относительные съ благомъ абсолютнымъ, мы можемъ безошибочно утверждать, что Платонъ своимъ «Лизисомъ» предполагалъ дружбу молодыхъ людей вывести на поприще философской любви и чрезъ то направить ея къ благу абсолютному.

Нелишнимъ считаемъ заметить, что изложеніе «Лизиса» необыкновенно просто и безыскусственно, а изъ этого, по крайней мерѣ, не безъ вѣроятности, можно заключить, что «Лизисъ» написанъ Платономъ въ лѣтахъ ещё молодыхъ, именно въ томъ періодѣ его жизни, когда онъ слушалъ Сократа и не развилъ ещё своей идеи до той полноты, съ какою впослѣдствіи выразилась она въ Пирѣ, Федрѣ, Государствѣ и другихъ его сочиненіяхъ. Мы не имеемъ никакой причины подвергать сомненію свидѣтельство Діогена Лаерціа (III, 35), который