17 Мая. Утромъ пришли Горб[уновъ] и Долгорукой, Працъ и Колбасинъ 2-й, послѣднему отдалъ изъ 10 пр[оцентовъ] изданіе Д[ѣтства] и О[трочества]. — Поѣхалъ въ 12 часовъ, было скучно дорогой. Сначала съ А. Ланскимъ, а потомъ съ Австрі[йскимъ] какимъ-то дипломатомъ. Читалъ Лишняго человѣка. Ужасно приторно, кокетливо, умно и игриво.
[18 мая. Москва.] 18 Мая. Пріѣхалъ въ 10 прямо къ Перфильевымъ. Два толстые бутуса. Васинька все-таки хорошъ и очень. Ѣздилъ обѣдать къ старымъ Перф[ильевымъ]. В[ариньки] не было; но не было скучно. Пріѣзжалъ какой-то игрокъ съ разлитой желчью, изъ армянъ, [съ] владиміромъ на шеѣ и хорошенькой женой, урожденной Гр[афиней] Паниной. Избитой типъ и отношенія въ литературѣ, но который мнѣ первый разъ привелось видѣть. — Послѣ обѣда ѣздилъ въ Пунцово. Засталъ пустую дачу прехорошенькую, — книги, сигары, стаканъ воды, запотѣвшій отъ льду, который въ немъ растаялъ. Дружинина перваго встрѣтилъ въ саду, потомъ Боткина, вечеромъ пришелъ Григорьевъ, и мы болтали до 12-ти весьма пріятно. Одни говорятъ, что ругаютъ, другіе говорятъ,[1] больше литераторы, что гусаровъ хвалятъ. —
[19 мая. Сергиев посад.] 19 Мая. Боткинъ довезъ меня въ 8 часовъ до конторы и я поѣхалъ въ Троицу съ кривымъ старичкомъ, худощавымъ молодымъ человѣкомъ и смѣшливымъ, рыжимъ, краснымъ офицеромъ. Было очень скучно, да и голова разболѣлась такъ, что я съ тетинькой былъ сухъ. Она все таже. Тщеславіе, маленькая, красивая чувствительность и доброта. — Въ церкви раутъ: Мальцова, Горчаковы, Талызина, простой народъ расталкиваютъ солдаты. Вечеромъ поболтали съ тетинькой, въ 12 часовъ пошелъ[2] посидѣлъ еще часикъ у Горчаковыхъ. Я былъ веселъ.
[20 мая. Сергиев посад. — Москва.] 20 Мая. Проснулся поздно, почиталъ какое-то житіе, записалъ двѣ, три штуки и пошелъ въ Церковь. Опять оно на меня нашло тоже расположеніе духа, игривое. Былъ въ ризницѣ. Точно раекъ показываютъ и тутъ же прикладывается, а старушка-зрительница такъ и воетъ отъ радости. Евменій утащилъ къ себѣ, я его просилъ
